Значит, сегодня Витацису придется держать ухо востро. Сначала аборигены будут накачиваться спиртным, пока оно не польется у них из ушей, потом перебьют небьющуюся посуду, затеют увлекательное массовое представление типа "стенка на стенку", и утром охране придется развозить всю эту шваль по их трущобам. Впрочем, чем больше шума, тем приятнее будет хозяину, который порой и сам участвовал в подобных заварушках.
Поэтому, увидев, как в зал входит Ютика, новая девушка хозяина, Витацис очень удивился. Девчонка была что надо - нежное лицо, большие глаза, ослепительно-белая кожа, а формы… Выпускница экономического колледжа, и папа не бедный, и все у нее было бы впереди, но теперь она связалась с хозяином Витациса, а это все равно что прыгать с испорченным парашютом…
Ютика вошла и с удивлением огляделась. Здесь не было ни одного знакомого лица. Ее никто не встретил, поэтому, скрывая растерянность, она сама прошла к столику. Витацис моментально оказался рядом и заговорил с ней, она была этому очень рада.
Чем больше охранник разговаривал с этой на редкость обаятельной и остроумной девушкой, тем больше ему, прожженному цинику, становилось ее жаль. Она, как кошка, была влюблена в хозяина, поэтому вряд ли была способна соображать и мыслить трезво. Стало быть, развязка наступит очень скоро…
…Хозяин появился в зале, но Ютика продолжала невозмутимо смотреть на сцену, где, упиваясь успехом, бешено вихляли бедрами танцоры в чисто символических одеяниях - программа вечера вполне соответствовала вкусам гостей. Она не обернулась даже тогда, когда хозяин подошел к соседнему столику. И тогда, когда он направился было в глубь зала. Молодец девчонка, отметил Витацис. Правда, она уже немного пьяна, но разве Витацис знает ее норму?
Передумав, хозяин развернулся и подошел к Ютике. Он довольно холодно приветствовал ее и приложился губами к руке, глядя на девушку, как ученый на препарируемое им живое существо. В дверях неожиданно возникло маленькое столпотворение, поэтому Витацис отвлекся, поспешив на выручку электронному швейцару.
- Как тебе нравится у меня? - спросил Остин, забрав у нее из рук ее бокал с коктейлем и отпивая.
- Никак.
- Совсем?
- Даже хуже.
Она не злилась, она была просто в бешенстве - глаза у нее стали чернее черного. Но внешне это больше никак не проявлялось. Когда она научилась так владеть собой?
- А эти ребята? - Остин кивнул на сцену.
- Я слишком хорошо воспитана, чтобы сказать все, что я о них думаю. Но очень хочется.
Он захохотал.
- Я тоже не всегда люблю условности!
- Я заметила, - сказала она, чуть улыбнувшись. Она начинала узнавать в этом человеке своего возлюбленного.
- Тебе было хорошо… вчера?..
Она сразу попалась - как рыбка в сети. Расслабилась. Глаза у нее посветлели. Он пристально смотрел на ее нежную шею, которую вчера столько раз целовал, и девушка краснела под его взглядом. Когда маска безразличия сползла с ее лица и она снова потеряла голову от того, что он так близко, Остину сразу стало скучно. Он знал каждое слово, которое она сейчас произнесет. Он встал. Она тоже поднялась и подошла вплотную, глядя на него сияющими глазами. Какая скука… Он холодно отступил от нее на шаг.
- Я не мог отказать себе в удовольствии подарить тебе зеркало, Юти, и не пожалел. Потому что немало позабавился, наблюдая за твоими ужимками и прыжками. - Он закривлялся, повторяя ее мимику перед зеркалом… - Гелль же была просто великолепна, так и передай ей. Она завалилась спать в кресло, потом взяла первую попавшуюся тряпку и подсунула тебе, выдав за результат напряженного получасового выбора. Кстати, у меня в это время были друзья, им тоже понравилось. - Он с интересом наблюдал за ней.
- Жалко, что я не разделась перед твоим зеркалом догола, - улыбнулась Ютика. - Но я же не знала.
- Тебе нехорошо? - с преувеличенным участием поинтересовался он. - Ты так побледнела… - Она держалась лучше, чем он мог ожидать. - Знаешь, милая, - сказал он с искренним сожалением, - беда любой женщины в том, что она уверена в собственной исключительности, если мужчина провел с ней ночь. Она сразу уподобляется сове, которая на свету не видит того, что делается у нее под носом. А меня интересуют женщины, умеющие удивлять, способные как можно дольше удерживать мое внимание. Любовь - это прежде всего игра, в которой не всегда знаешь, кто победит. Увы, ты предсказуема. И это платье на тебе, извини, просто кошмарно традиционно.
- Понимаю. Тебе больше понравилось бы, если бы я дала тебе пощечину, ты - мне, и мы бы вцепились друг другу в волосы на глазах у твоих дорогих гостей. Это и должен был быть гвоздь вечера, любимый? Может, рискнем?
Он развеселился.
- А это мысль! Но нет, момент уже упущен… С чего мы вдруг начнем хлестать друг друга по щекам?
- А если попробовать? На нас уже смотрят.
- Нет. Категорически нет. Ты уходишь?
- Зачем? Веселье в самом разгаре. Мне все больше нравится у тебя. Я, пожалуй, еще выпью. - Она снова села за столик.
Он задумчиво посмотрел на нее, наклонился и поцеловал в щеку. В душе у него что-то слабо шевельнулось - может быть, нежность? Или восхищение?
- Иди развлекайся, - улыбнулась она. Глаза у нее были карими и сухими.
Анахайм пошел вдоль столиков. Она посмотрела ему вслед. Красив, проклятый, так красив, что перехватывает дыхание… Женщины, способные удивлять… Что ж, Остин, ты сам напросился.
- Вы очаровательны, Ютика, - говорил Витацис, ловко ведя девушку в медленном танце. - И вам не место в этом зале. Почему вы не уедете домой?
- Мне здесь нравится.
- У вас слишком горькая улыбка, чтобы я в это поверил, - тихо сказал охранник. - Пожалуйста, уходите отсюда. Я могу отвезти вас.
- И вас за это не выгонит с работы… ваш хозяин?..
Она думала только о нем, а ведь они болтали минут двадцать на самые разные темы, и ему казалось, она уже забыла все, что хозяин наговорил ей. Витацис злился на самого себя - какого черта он прицепился к ней? Он совсем спятил. Скольких он перевидал, этих девушек, уезжавших отсюда совершенно уничтоженными, с разбитым сердцем и такой вот растерянной, отчаянной улыбкой? Но в Ютике было что-то такое, что волновало его. Витацис не влюбился, нет. Он испытывал к этой одинокой девочке, умудрившейся налететь на его хозяина, что-то братское… жалость, сочувствие… Но разве он может прямо сказать ей: не вспоминай, как он был нежен с тобой вчера и какие слова говорил, беги отсюда, беги без оглядки, как из ада, и молись, чтобы он больше никогда не вспомнил о твоем существовании?.. Сколько тогда Витацис проживет? Пять минут? Или, если повезет, десять…
Охранник поежился. Мысль о смерти отрезвила его, как ледяной душ.
- Зачем вы посадили на господина Анахайма "жучка"? - холодно спросил он.
Она покачнулась, но он поддержал ее, обнимая за талию.
- Не понимаю…
- Если вы не уедете, я вынужден буду поставить его в известность о том, что вы это сделали.
Она немного отстранилась, чтобы взглянуть ему в лицо, и он увидел в ее глазах такое страдание, что ему стало не по себе. Зачем так-то?.. Плюнь и разотри! И ради Бога, уезжай!
- Я не могу простить его. За что он так со мной? - И ни слезинки. Закаменела сердцем и закусила удила. - Он подарил мне зеркало, а потом развлекался, наблюдая за мной на расстоянии. Сказал, что при этом присутствовали его друзья. Пожалуйста, не трогайте меня. Я буду просто сидеть и думать, что мне теперь делать и как мне справиться с этим.
Ты справишься, девочка, уезжай! Если бы она могла читать его мысли…
- Вы думаете, я боюсь его потерять? Я вырву эту любовь из своего сердца, с корнем. Но сейчас я хочу остаться.
Витацис усадил ее за столик и отошел. Издалека он снова взглянул на нее. Гладкие черные волосы, снизу заплетенные в косу, длинной волной прикрывают белоснежные плечи. Чудо-платье из маленьких изумрудных звездочек так изящно, что Ютика в нем просто ослепительна. И так держится, что даже эти вонючие пьяные тимминсы не смеют заговаривать с ней - только облизываются издали.
Ладно, решил охранник, пусть "жучок" останется на его совести - вдруг пронесет… Больше он ничем не может помочь ей, но и наблюдать за тем, что может произойти дальше, ему не хочется - слишком он хорошо знаком с богатой фантазией хозяина.
Витацис подошел к столу с экзотическими блюдами. Весело смеясь и толкаясь локтями с одним чрезвычайно говорливым и нетрезвым тимминсом, они принялись, дурачась, пробовать все блюда подряд, пока не добрались до салата с милли, кислым зеленым плодом, к семечкам которого организм охранника был неравнодушен. Через две минуты, в туалете, у Витациса открылась жуткая рвота, и охрана отвезла его домой.
Проходя через весь зал к выходу, он больше ни разу не взглянул на черноволосую девушку в удивительно красивом платье, пребывающую в одиночестве.
Анахайм снова переоделся - что-то этот новый костюм кажется ему слишком жарким. Или он так возбужден? Да нет, с сожалением тут же понял он, никакого, даже самого легкого, волнения он не испытывает.
- Как наша юная леди? - спросил он Кито, своего ближайшего помощника.
- Все время твердит: "Я не хочу никого убивать".
Руки Анахайма, поправляющие воротник рубашки, застыли в воздухе.
- Вы что, пугали ее? Она тронулась?
- Что вы, хозяин! Мы обращаемся с ней, как с королевой, - как вы приказали. Но она заладила свое, чуть не плачет…
- Переодели? - Кито кивнул. - Сопротивлялась?
- Да нет, - как-то неуверенно ответил помощник.
Анахайм развернулся к нему от зеркала.
- В чем дело, Кито?
- Не знаю, хозяин. Она странная…
Анахайм хищно улыбнулся.