В старые добрые времена папаша с приятелями любили околачиваться на Арчер-стрит - именно там располагался Союз музыкантов - в надежде получить работу. Когда я об этом думал, то всегда представлял себе, как несчастные музыканты сидят на тротуаре небольшими кучками. Потом увидел как-то раз фото: улицу буквально наводняли люди в круглых шляпах с загнутыми полями и костюмах фирмы "Бертон". Инструменты они держали в руках, прямо как мафиози, поигрывающие оружием от безделья. Толпа была очень велика, конкуренция за рабочее место - тоже, и папа рассказывал, что у каждой группы был свой тайный язык жестов, с помощью которого они общались в этом столпотворении. Скользящий кулак обозначал тромбон, раскрытая ладонь тыльной стороной вверх - барабан, перебирающие по воздуху пальцы - кларнет или трубу. Таким образом, можно было остаться друзьями с коллегами-музыкантами, даже если вы увели у них из-под носа работу, первыми успев подписаться на выступление в "Савое" или "Парижском кафе". Папа говорил, в те времена можно было пройтись по Арчер-стрит и набрать два полноценных оркестра и немаленький джаз-бэнд, при этом народу еще хватило бы на пару квартетов и вдобавок наверняка остался бы кто-то один, кто согласился бы сесть за рояль в ресторане сети "Лайонс-Корнер-Хаус".
В наше время музыканты пишут друг другу СМС, договариваются о выступлениях во Всемирной сети. А Союз музыкантов переехал за реку, на Клэпэм-роуд. Было воскресенье, но, памятуя о том, что музыка, как и преступность, никогда не спит, я туда позвонил. Дежурный администратор, когда понял, что у полиции к ним есть вопросы, дал мне номер мобильного телефона Тисты Гош, менеджера по общественным вопросам отдела джаза. Я набрал его и оставил голосовое сообщение: назвал свое имя и звание и дал понять, что вопрос у меня срочный, - не уточняя, впрочем, каков его предмет. Никогда не оставляй записей того, что не хочешь потом увидеть или услышать на "YouTube", - таков мой девиз.
Мисс Гош перезвонила, когда я садился в машину. У нее был типичнейший неестественно-четкий выговор представителя среднего класса, развивающийся только у тех, кто с пеленок учит английский язык как иностранный. Она спросила, что меня интересует, и я ответил, что хотел бы поговорить о внезапной гибели нескольких членов Союза.
- Обязательно сегодня? - спросила она. В трубке слышалась музыка - какая-то группа на заднем плане играла "Red Clay".
Я пообещал, что постараюсь по возможности сократить допрос. Люблю я использовать это слово - "допрос", - ибо общество видит в нем первую ступеньку судебной лестницы, начинающейся с "оказания содействия службам правопорядка" и приводящей к королевскому правосудию и уютной маленькой камере, населенной потным упитанным джентльменом, который упорно именует тебя "Сьюзан".
Я спросил мисс Гош, где она сейчас.
- В "Хабе" в Риджент-парке, - ответила она, - здесь проходит джазовый опен-эйр.
Афиша, которую я позже увидел на воротах Риджент-парка, гласила вообще-то, что это был ни много ни мало "ПОСЛЕДНИЙ ШАНС ДЛЯ ДЖАЗА НА ОПЕН-ЭЙРЕ". Спонсором значилась компания, ранее известная как "Кэдбери-Швеппс".
Пять столетий назад печально знаменитый своей изворотливостью Генрих Восьмой нашел изящный способ устранить собственный финансовый кризис и одновременно решить проблему религиозного толка. Он распустил монастырские общины и присвоил все земли, им принадлежавшие. С тех пор этими землями безраздельно владела корона во исполнение принципа всех богачей: "Никогда не расставайся с собственностью без крайней нужды". Триста лет спустя принц-регент нанял самого Джона Нэша, чтобы тот построил ему здесь дворец с изысканными террасами, который можно сдавать, нивелируя тем самым героические попытки его, принца, упиться до полного разорения. Дворец так и не построили, но террасы и попойки живы и поныне - как и парк, который именуется в честь титула принца-регента.
Одна его часть, Нозерн-Парклендз, полностью занята игровыми и спортивными площадками, посреди которых и располагается "Хаб" - огромный искусственный холм с концертным залом и гримерками. У него три основных входа, стилизованных под самолетные капониры, что делает их похожими на черные ходы в логово какого-то киношного архизлодея. На верхушке же расположено круглое кафе, прозрачные плексигласовые стены которого дают круговой обзор панорамы всего парка. Таким образом, посетители могут сидеть там, попивая чай, и строить планы захвата планеты.
Солнце светило еще ярко, но в воздухе уже разливалось первое дыхание осенней прохлады. В августе народ, тусующийся возле летней сцены и гуляющий по бетонному квадрату вокруг кафе, был бы по-летнему полуодет. Но сейчас, в сентябре, все куртки перекочевали с талий на плечи, рукава всех рубашек раскатались от локтей обратно к запястьям. И все же солнца было достаточно, чтобы Лондон смог притвориться - хотя бы на один день - городом уличных кафе и джаза.
В данный момент какая-то группа играла полный фьюжн, который даже я вряд ли решился бы назвать джазом. И ничуть не удивился, узнав, что Тиста Гош сидит под тентом для отдыха с бокалом белого вина. Там музыка слышалась чуть тише. Я позвонил ей на мобильный, и она сказала мне, куда пройти.
- Хорошо, что вы пришли, - сказала она, когда я ее на-конец нашел. - Я уже больше не могу слушать этих шипящих австралийцев.
"Почему бы и нет, - подумал я. - Я всю неделю слушаю такое, так чего теперь останавливаться?"
Мисс Гош оказалась худенькой и светлокожей, с острым носиком. Ее длинные черные волосы были стянуты на затылке в хвост, а из украшений она явно больше всего любила висячие серьги. На ней были белые широкие брюки, лиловая рубашка, а поверх - байкерская кожаная куртка с нашивками и штампами. Куртка была ей велика размеров на пять, не меньше. Похоже, мисс Гош замерзла и одолжила ее у кого-то.
- Я знаю, о чем вы думаете, - сказала она. - Каким образом эта милая индианочка оказалась в джазовом бизнесе?
Вообще-то я размышлял о том, где она могла добыть эту чертову куртку, а главное - позволяет ли ей религия носить кожу?
- Мои родители с головой погружены в джаз, - тем временем продолжала Тиста. - Они из Калькутты, а там на Парк-стрит находится знаменитый клуб "Тринка". Знаете, я даже побывала там - в прошлом сентябре, ездила на свадьбу. Теперь там все иначе, но раньше это была известнейшая джазовая площадка. Там они и познакомились. То есть не прошлогодние молодожены, а мои родители.
На куртке под левым лацканом красовался ряд аляповатых штампов - из тех, что можно сделать ручной печатью. Пока мисс Гош разглагольствовала о прогрессивных джазовых веяниях, процветавших в Индии в послевоенные годы, я незаметно пробежал по ним глазами. "РОК ПРОТИВ РАСИЗМА", "ЛИГА АНТИФАШИСТОВ", "ДА, Я НЕ ГОЛОСОВАЛ ЗА ТОРИ" - все эти слоганы появились в самом начале восьмидесятых. То есть чуть раньше, чем я.
Мисс Гош вдохновенно рассказывала о том, как Дюк Эллингтон выступал в "Зимнем дворце" - не в том, который в колыбели русской революции, а в отеле, который находится в Калькутте. Я решил, что пора вернуться к насущным вопросам. И спросил, известно ли ей о внезапных смертях джазменов, особенно случившихся во время или сразу после выступлений.
Мисс Гош устремила на меня долгий подозрительный взгляд.
- Вы что, разыгрываете меня? - наконец спросила она.
- Мы тщательно выясняем обстоятельства всех внезапных смертей музыкантов, - ответил я, - но это только подготовительная часть расследования. Все случаи выглядели так, словно музыканты погибли от нервного истощения либо от передозировки алкоголя или наркотиков. Вам не доводилось сталкиваться с чем-то подобным?
- Среди джазменов? - переспросила она. - Шутите? Да мы таких, у которых нет ни одной вредной привычки, в Союз не принимаем.
Сказав это, она рассмеялась, но увидев, что я не воспринял шутку, сразу посерьезнела.
- Неужели речь идет об убийствах?
- Пока неизвестно, - ответил я. - На данном этапе мы прорабатываем имеющуюся информацию.
- Так сразу я вряд ли кого вспомню, - проговорила она, - но, если вам нужно, завтра смогу просмотреть на эту тему свои документы.
- Вы нам очень поможете, - сказал я, протягивая ей визитку. - Пожалуйста, сделайте это по возможности скорее.
- Конечно, - пообещала она. - А не знаете, почему вон те парни так на вас глазеют?
Обернувшись, я увидел свой добровольный джазовый патруль: они наблюдали за мной, сидя под тентом и потягивая пиво. Макс помахал мне.
- Мисс, лучше не разговаривайте с ним, - крикнул Джеймс, - он же джазовый инспектор!
Я попрощался с мисс Гош, искренне надеясь, что она восприняла мою просьбу достаточно серьезно. Добровольный джазовый патруль, чтобы не быть передо мной в долгу, предложил угостить меня выпивкой.
- Что вы тут делаете? - спросил я.
- Где джаз, там и я, - ответил Джеймс.
- Мы сами должны были играть на этом фестивале, - добавил Дэниел. - Но без Сайреса…
- А пригласить кого-то другого?.. - спросил я.
- Невозможно, это значило бы опустить планку, - сказал Джеймс.
- Которая и так ниже некуда, - вставил Макс. - Ты-то ведь не играешь, верно?
Я покачал головой.
- Жаль, - сказал он. - На следующей неделе мы собирались играть в "Арчез".
- Да, значились в афише вторыми с конца, - добавил Дэниел.
Я спросил, играет ли он на чем-нибудь, кроме синтезатора.
- На гибсоновской электрогитаре, но слабо, - ответил он.
- Как бы ты отнесся к предложению поиграть вместе с человеком, который почти что легенда джаза? - спросил я.