- Прикрыть бы ее надо… Петька, доставай свой спальник, живо! Не дело это - голой перед мужиками лежать, - распорядился дед и склонился над девушкой.
- Живая! Дышит и жилка на шее бьется! - с заметным облегчением констатировал Терентий Иваныч.
Петька тем временем достал спальный мешок, расстегнул его и, старательно отворачиваясь, укрыл находку. Оценил дело рук своих и тщательно подоткнул края спальника.
- Эй! Барышня! Как тебя… Просыпайся, домой пора! Эй! - Дед потряс девушку за плечо, сначала осторожно, тихо, затем - все сильнее и сильнее.
Никакой реакции. Красавица и не думала открывать глаза. Она все так же безмятежно спала, слегка улыбаясь во сне яркими, немного припухшими губами.
- Барышня, вставай! Вставай, кому говорят! - не на шутку рассердился дед, завидев такое равнодушие девушки к попыткам разбудить ее.
Нет ответа.
- Дед, что делать-то будем? - не сводя глаз со спокойного спящего лица, поинтересовался Петька, сидящий по-турецки в сторонке.
- А я знаю?! Оставлять ее тут нельзя, это понятно. Почему она не просыпается? Может, она и не спит вовсе, а без сознания? И как вообще она сюда попала? Где ее одежда, лодка? - Старик выглядел растерянным.
- В больницу ее надо везти! - резюмировал Петька и встал. - Давай, дед, хватай наши вещички, а я - девицу. И в лодку. Уха на сегодня отменяется: погребем обратно в Кобельки.
- Да уж! Поели ушицы… - крякнул дед и принялся навешивать на себя рюкзаки.
7 сентября 1987 года, 17.10,
Кобельки, участковая больница
Отобедав и отдав должное стараниям Инки с Нинкой, я в сопровождении новообретенной свиты отправился в обход своих владений. Процессия выглядела весьма внушительно.
Впереди Клавдия Петровна плечом к плечу с Антоном Иванычем. Оба безостановочно тарахтящие каждый свое, отчего уловить суть выдаваемой ими информации было практически невозможно.
За ними Пал Палыч Светин (я то есть), исполняющий обязанности главного врача. Невероятно важный и изо всех сил старающийся выглядеть старше своих лет.
Затем Мария Глебовна, как бы по инерции налетающая на меня грудью всякий раз, когда я останавливался. (Справедливости ради отмечу, что особого неприятия с моей стороны этот процесс не вызывал).
И в довершение - Инка с Нинкой - с трудом вписывающиеся в коридор, но упрямо шагающие шеренгой и в ногу. Отчего древнее здание больницы ритмично подпрыгивало.
Тылы наши надежно прикрывал Данила, улыбаясь во весь рот и периодически издавая жутковатые утробные звуки (Клавдия Петровна утверждала, что это - пение).
Обход, разумеется, мы начали с приемного отделения. К немалому своему удивлению, я обнаружил, что оно вполне недурно оснащено всем необходимым. Даже небольшие операции можно было проводить…
Я тяжело вздохнул. Можно было бы, если бы вчерашний студент Светин имел хоть какой-то практический опыт… На меня вновь накатила легкая паника: с какой патологией мне придется тут столкнуться, как и чем буду лечить? А главное - и посоветоваться-то не с кем, один я тут такой, дипломированный. Савсэм одын!
- А тут у нас процедурная! - Клавдия Петровна распахнула очередную дверь.
Я шагнул внутрь, огляделся, важно кивнул и вышел. Процедурная как процедурная.
- Теперь давайте по палатам пройдемся! - перехватил инициативу Антон Иваныч и устремился к белой двери с ярко-алой цифрой "1", небрежно намалеванной масляной краской.
Палат оказалось пять. Вернее, когда-то их было семь, но две дальние отделили от общего коридора простенком. В палате № 6 теперь поселился я (весьма символично!). Седьмая палата, тоже переделанная в жилую комнату, пустовала.
Быстренько осмотрев имеющихся в наличии больных (всего в больнице их было четверо) и сделав назначения, я направился было к своему кабинету (да-да, теперь у меня имелся свой кабинет!). Но меня остановил оклик Клавдии Петровны:
- Доктор, куда же вы? У нас еще амбулатория есть!
Как же я забыл?! Ведь учил же когда-то структуру сельской участковой больницы: и в самом деле, должна быть при ней амбулатория. Сиречь - ма-аленькая такая поликлиника, где доктор ведет первичный прием приходящих страдальцев.
В амбулатории оказалось людно. На длинных скамейках, расставленных вдоль стен, сидели человек пять, старательно держась за разные части своих тел.
- Здрасьте! - оторопело выпалил я.
- Здравствуйте, доктор! - нестройным, но дружным хором протянули терпельцы.
Антон Иваныч открыл передо мной дверь с воодушевляющей надписью: "Прием круглосуточно":
- Прошу, Пал Палыч, пожалуйте сюда. Народ уж заждался. Мы тут, конечно, с утра немного разгребли, но пятеро еще остались.
Я быстро прошел внутрь и, впустив свою свиту, плотно закрыл дверь:
- Вы что хотите сказать, что я прямо сейчас должен вести прием?!
В комнате повисла нездоровая тишина. Первой дар речи обрела Клавдия Петровна:
- Ну да, разумеется! А как же?
- Да вы не тушуйтесь, доктор, если что - мы вам поможем! - обнадежил меня Антон Иваныч, раскрывая дверцы огромного допотопного шкафа. - Здесь у нас картотека.
На полках и в самом деле выстроились брошюрки амбулаторных карт разной толщины.
- Все Кобельки тут! С окрестностями! - с гордостью заявил фельдшер, любовно проводя рукой по разноцветным корешкам.
Поняв, что романтика закончилась и началась суровая сермяжная проза трудовых будней, я вздохнул и уселся за стол:
- Приглашайте очередного! - и принялся нервно вертеть в пальцах карандаш.
В кабинете случилась короткая суета. Клавдия Петровна, разулыбавшись (как мне показалось, с облегчением), развернула персонал лицами к двери и в пару секунд вытолкала всех вон. И выпорхнула сама. Прикрывая за собой дверь, фельдшерица обернулась и игриво подмигнула мне. Меня передернуло.
Со мной остался лишь Антон Иваныч. Он уселся за свой столик, стоящий напротив моего, и деловито принялся раскладывать на нем какие-то журналы. Наконец, раскрыв самый толстый из них, фельдшер повернулся к двери и гаркнул:
- Следующий!
Дверь моментально распахнулась, и в кабинет влетела маленькая бабулька лет эдак ста-ста двадцати. Широко улыбаясь беззубым ртом, ископаемое уселось на стул рядом со мной и констатировало:
- Молоденький!
- Ничего, это пройдет! - успокоил я старушку и попытался направить разговор в деловое русло: - На что жалуетесь?
- Зинка, шошедка, шперла шо двора шоленые огуршы из кадки, шволочь шишяштая! - скорбно поведала бабка и с надеждой уставилась на меня.
- Какая сволочь? - оторопело уточнил я.
- Шишяштая! - с готовностью повторила пациентка.
Я вопросительно взглянул на Антона Иваныча.
- Сисястая! - перевел он, не отрывая взгляда от журнала, в котором что-то писал.
Я почувствовал, что краснею. Карандаш в моих пальцах с громким хрустом сломался. Бабка подпрыгнула на стуле и втянула голову в плечи.
- Что? У вас? Болит? - раздельно процедил я.
- А-а! - поняла посетительница. - Так это… Там!
- Где?
- Ну там! - явно удивляясь моей непонятливости, старушка показала большим пальцем руки куда-то за свое плечо.
Я привстал и заглянул ей за спину:
- Спина, что ли?
- Не-е, милок, не шпина! - разулыбалась бабка. - Ниже!
Антон Иваныч оторвался от своей писанины и отчеканил:
- Евлампия Прокловна неделю назад обратилась к нам с жалобами на боли в заднем проходе и умеренное кровотечение оттуда же. После проведенного осмотра мною был установлен диагноз: хронический геморрой, обострение. В связи с чем было назначено лечение: свечи с реопирином и экстрактом ромашки. Сегодня Евлампия Прокловна явилась для контрольного осмотра и определения тактики дальнейшего лечения.
- Во-во, он шамый, еморой у меня! Там! - радостно закивала старушка и вновь махнула большим пальцем через плечо.
- Исчерпывающе! - пробормотал я и начал "определять тактику дальнейшего лечения". - Евлампия э-э… Прокловна, так вы свечи принимали?
- А как же, дохтур, принимала! Вот, как Антон Иваныч назначили, так и принимала: два раза в день, утром, штало быть, и перед шном.
- Хорошо. Легче стало?
- Штало, милок, штало! На третий день как рукой шняло!
- Замечательно. Но вы курс лечения закончили? - подозрительно нахмурил я брови.
- Как? - озадачилась Евлампия Прокловна.
- Я спрашиваю, свечи все использовали? - переформулировал я вопрос.
- Вше, вше! - поспешила она меня успокоить. - Шегодня только пошледнюю шъела!
Стул подо мной оглушительно треснул. Антон Иваныч закашлялся и, уронив ручку, полез за ней под стол. Кашель, донесшийся оттуда, носил явные нотки истеричности.
- Вы п-п-последнюю с-с-вечу - что?! - от переполняющих меня чувств я начал заикаться.
- Шъела, дохтур, шъела! - невозмутимо повторила Евлампия Прокловна.
- Вы? Ели? Свечи? - разум отказывался верить услышанному и требовал уточнений.
- Ага! - с улыбкой кивнула бабка.
- И помогло?
- Да как рукой! - в подтверждение своих слов долгожительница энергичным жестом чиркнула себя большим пальцем по шее.
Я вздохнул и начал санпросветработу:
- Видите ли, Евлампия Прокловна, то, что свечи вам помогли, - замечательно. Но мне кажется, что эффект от них был бы более ярким, если бы вы принимали свечи так, как положено…
- Так я ж их так и принимала! - удивленно перебила меня бабка.
Я покачал головой:
- Нет, голубушка, вы принимали их в рот… как таблетки.
Старушка часто закивала головой и скривилась: