Причем, ее зов преследовал меня независимо от времени суток – она, несмотря на мое взросление, не отказалась от привычки вскакивать среди ночи, чтобы поправить одеяло, натягивая мне его чуть ли не на нос и, зачастую не находя охраняемый объект в постели, каждый раз ударялась в истерическую панику.
При этом нянька, лучше всех осведомленная о моих увлечениях, точно знала, куда ей кинуться на поиски. Тем не менее, пик ее беспокойства за меня оставался неизменным – на уровне разрушительного шторма. Что не остановило мою любознательность.
В итоге, к подсмотренным событиям недалекого будущего я подготовилась. Зная, как обезопасить себя и сохранить жизнь остальным.
И именно для этого мне нужен был Франческо, которого спасти уже никто не мог.
Кроме Всевышнего.
Глава 9
Он попросил зажечь все имеющиеся в спальне свечи, подспудно пугаясь опасности темноты.
Темноты по ту сторону жизни.
Франческо чувствовал приближение конца, все-таки упорно продолжая не верить в это и зло высмеивая свою беспомощность:
– Не хочу… вас разочаровать, милая, но… право… первой брачной… ночи я, несмотря… ни на что, оставляю за собой. Правда, первой… она станет, к моему… глубокому сожалению, не… сегодня, но завтра непременно. Надеюсь, вам… не трудно… будет подождать? Сядьте ближе. Держать… вашу руку я… еще в состоянии.
Заперев дверь – супружеская спальня пока оставалась супружеской спальней – я присела на край постели.
Его воспаленные покрасневшие глаза, окруженные мертвенной синевой, болезненно слезились, от чего он часто моргал, недовольно кривясь.
Я время от времени протирала его мокрое лицо, превратившееся за эти дни в уродливую вздутую маску, обезобразившую прежнюю грубоватую, отталкивающе-притягательную жесткую мужскую красоту.
Влажные волосы, обильно смоченные потом, по-детски скрутились в мелкие жесткие колечки.
– Не смотрите… на меня так. Без наследника… не умру. Вы слышите?
Последнее слово он натужно выкрикнул, выкашливая сгустки красной мокроты.
– Я с вами…, сеньор. Дайте-ка, я поправлю подушку.
Наклонившись над ним, я приподняла его отяжелевшую голову, намереваясь перевернуть отсыревший от пота валик, но вдруг была остановлена неожиданно сильным объятием.
Он, уткнувшись в жесткий корсаж моего венчального платья, все сильнее сжимал меня, хрипло бормоча:
– Не… оставляй… меня…
Я и так сдерживалась непонятно каким образом, с трудом давя слезы и насильно заставляя себя улыбаться. Но его руки, ухватившиеся за меня, как за тоненькую ниточку, еще связывающую с жизнью и вот-вот готовую разорваться, и его голова, прижимающаяся ко мне, отчаянно ищущая защиты от страшной неизвестности, и прерывистый жалобный хрип, молящий… не отдавать смерти, сломили показную веселость.
Бережно покачивая Франческо, словно испуганного ребенка, поглаживая смешные колечки его волос, я боялась разреветься в голос, чтобы еще больше не напугать его.
Что-то ответить я была не в состоянии – он все бы понял.
Не пытаясь высвободиться, дотянулась все-таки до подушки, перевернув ее. Но Франческо ни в какую не соглашался отпустить меня, и я вынуждена была прилечь рядом, перебирая его запутавшиеся кудряшки.
Плечо затекло. Правая рука онемела, неловко вывернувшись, поддерживая его голову. Но, если бы я сейчас сдвинулась хоть на чуть-чуть, смерть тут же воспользовалась бы этим. А пока она ждала, дав нам и так, больше чем нужно, времени для прощания.
Я знала, что, если отпущу его, она расценит это как знак к действию.
Франческо, каким-то чутьем почувствовав то же самое, изо всех сил, задыхаясь, жался ко мне, не оставляя смерти ни малейшей щелки пролезть между нами.
Наконец, той, видимо, надоело церемониться – впереди было много работы – и она, льдом окатив мою
спину, отодрала от меня его протестующе подергивающиеся руки.
Он вдруг обмяк, безнадежно просипев:
– Не… отпу…скай…
Но смерть расценила его просьбу по-своему.
Глава 10
Долго сдерживаемый стон, по-звериному протяжный, тоскливый, наконец, нашел выход.
Обхватив уже безразличное ко мне тело, я упрямо его покачивала, отдавая Франческо тепло и нежность, так и не испытанные им при жизни.
Его голова качнулась назад, и из приоткрытого рта по подбородку, изгибаясь, будто выбирая русло, поползла неровная струйка крови.
Я бездумно следила за ней, пока она, на мгновение застыв, не оборвалась крупной тяжелой каплей вниз, празднично раскрывшись черно-кровавой розой на ярко-голубой ткани лифа моего праздничного платья.
Это все, что смог мне дать Франческо в нашу первую супружескую ночь.
Свою кровь. То, что от него и требовалось.
Заскулив от безысходности, от необходимости идти до конца, я суетливо-растерянно вспоминала, куда же засунула пузырек и ланцет, заранее заготовленные для вскрытия вены.
Времени у меня почти не осталось – минут пять-шесть до того, как кровь потеряет текучесть.
Я должна была успеть. Уже даже не ради предположительных будущих спасенных, а ради самого Франческо.
Мне страшно было бы признаться, что он ушел просто так, выкинутый из жизни в угоду ухмыляющейся вслед ему заразе.
Он ушел, чтобы отдать.
Грубо вытряхнутая из накрывшей меня скорби напоминанием о мрачной роли графа в судьбе пока живущих, жизнь которых напрямую была связана с его смертью, я, не глядя на его вдруг постаревшее лицо, приподняла подол юбки. Одна из проволочек корсета надежно удерживала маленький бархатный мешочек, другая – перчатки.
Ну, что же, медлить дольше я уже не могла.
Его рука, не скованная пока еще холодом смерти, послушно легла мне на колени.
– Я постараюсь не сделать тебе больно… Слышишь, Франческо? …это даже будет совсем не больно…, прости меня…
Скорее, я уговаривала себя заглушить боль во мне.
Натянув перчатки из выделанной почти до прозрачности кожи, я внимательно, загнав все эмоции подальше, осмотрела вену на сгибе руки. Перераспределение крови уже началось в его теле, но трупных пятен от хлынувших сюда потоков пока не было видно, что явилось хорошим знаком.
Вооружившись ланцетом и отстранившись насколько можно было от места надреза, чтобы предотвратить возможное попадание брызг на лицо, острием коснулась взбугрившейся темно-фиолетовой полоски вены.
Фонтаном вырвавшаяся на свободу кровь оросила защищенные перчатками руки, пыльцой осев и на уже расцвеченном ею прежде платье.
Но мне нужна была не эта порция.
Чуть развернув его руку вбок, я дала струе успокоиться и подставила горлышко бутылочки под исчезающие в ней капли.
Одна…, вторая…, третья…, шестая…
Их должно было быть ровно одиннадцать.
Сменив окровавленные перчатки на чистые, я обернула бутылочку в припасенную для этой цели ткань и спрятала в тот же мешочек. Для ланцета и использованных перчаток нашлось место в другом мешочке. Их я позже закопаю.
Ну, вот и все.
Если бы не предавшие и покинувшие меня силы, оставившие один на один с затопившей волной горя.
Глава 11
Я с интересом рассматривала себя в зеркале. Именно, с интересом. Удивление и тревогу я уже испытала.
Оттуда меня изучала скороспело повзрослевшая, настороженно-задумчивая девушка, мало похожая на ту, восторженную и открывшую рот от изумления, что, подгоняемая сопровождающими ее придворными, отражалась здесь неделю назад,
Я перешла к следующему из зеркал. Франческо не поскупился, изобиловав ими гостевой зал.
Но и в этом меня не ожидали перемены – прежняя Корделия куда-то исчезла, не справившись только с тем, что изменить пока никому было не по силам. Те же, летящие к вискам, шоколадно-карие глаза, тот же, чуть курносый нос, и губы – чувственно изгибающиеся.
Все, как бы, при мне. Но… тяжелая глубина взгляда, сменившая мальчишескую бесшабашность, скорбная морщинка у губ, стершая их всегдашнюю улыбчивость, и… серебристо-седые ниточки, кричаще затесавшиеся в прежде угольно-черные волосы…
Я оглянулась на голоса за спиной.
– Никого не впускает. Это надо. Я третьего дня ухо стерла, чтобы хоть что-то услышать, но оттуда ни звука. Ни плача, ни тебе стенаний. Хотя б для приличия.
Доната. Крепко сбитая девица, так утянутая корсетом, что, казалось, вдохни она чуть глубже, то все, что в результате утягивания неминуемо всплывет в верхней половине ее тела, не совладает с затором и затопит не только этот зал.
– А с чего бы ей так уж переживать? Знала-то его всего два дня. Ладно уж и правда была б его женой, а то так…
Николина. Та самая, что затесавшись в свиту встречающих, норовила найти в карете еще кого-то, более соответствующего ее представлениям о знатной даме.
– Что, думаешь, не успел он ничего?
Доната насмешливо хмыкнула:
– Да какой там успел. Не смеши. Он умереть только и успел. Небось, она его и отравила. Или порчу какую навела. Как-то странно все это. Ты вспомни, он из Бергамо вернулся сам не свой. Она ему точно что-то подстроила. Вот как пить дать, прости святая Мария.
– Может, ты и права… Теперь-то она contessa, да с таким приданым… А она ж из простых, как мы с тобой.
Николина хихикнула.
Застигнутая врасплох в углу зала и не замеченная ими, я не вмешивалась в их перешептывания. Даже стало интересно – узнать правду о себе из уст "простых".
Они, увлеченно чирикая, удалялись к противоположному выходу, не полагая встретить меня здесь – я, впервые за эти дни после упокоения Франческо в графской часовне, рискнула показаться народу.