Валерио тупо продолжал всматриваться в тоненькую ленточку стрелки, оставившей бесполезную попытку бороться со временем и закружившей дальше в размеренном движении по кругу. А, Доменик, намного раньше осведомленная об открывшейся когда-то Ирене взаимосвязи воли и духа, воспользовалась возникшей паузой, чтобы задать ей вопрос, так до сих пор и не нашедший ответа:
– Валерио утверждает, что в той несчастной из его сна он узнал меня. После просмотра телепередачи со мной в главной роли. Что ты думаешь?
– Так он утверждает? Хм, можно было бы засомневаться…
– Да, но есть рисунок…
– Он мог изобразить тебя уже после того, как увидел на телеэкране. Но, повторяю, можно было бы засомневаться, если бы не одно "но". Вспомни-ка, дорогая, чего ты боишься больше всего на свете? И почему у тебя в доме нет ни одной свечки? А спички? Ты вычеркнула их из списка достижений человечества. О зажигалках я уж промолчу. У тебя начинается слуховая аллергия только при упоминании сего полезного предмета. Продолжать не стоит. Правда? Ты боишься огня как… огня. Прости за каламбур. Вернее, твоя душа, которая в сегодняшней жизни боится снова обжечься, однажды уже… погорев. Там он видит тебя. Он не врет.
– Если вы обо мне, то я еще здесь, – Валерио, все еще пребывая под впечатлением от капризов часовой стрелки, вдруг воспротивившейся ходу времени, подключился к наболевшей, в прямом смысле, проблеме.
– Я не забыла о тебе, родимый, – Ирене не особенно с ним церемонилась, перейдя на "ты", – и у меня к тебе просьба. Разденься.
– Зачем? – он впервые изобразил нечто похожее на растерянность.
– Картинка смазана. Из-за твоей одежды. Мешает рассмотреть. Ну? Смелее.
– Вы что, издеваетесь? – Валерио, забыв о способности Ирене "остановить" время, а, может, и что-то другое, не менее значимое, рассвирепел, – эта… так называемая психолог, устроила мне купание чуть ли не со смертельным исходом, вы бегаете наперегонки с Копперфильдом…
И вдруг затих, ошарашенный ее лениво прозвучавшим комплиментом:
– Кстати, ваш последний проект шопцентра весьма неплох.
Валерио перевел взгляд на Доменик, "потерявшую" что-то на потолке и стремящуюся непременно это что-то там найти, безучастно к происходящему скользя глазами по территории поисков.
– Особенно интересна идея демонстрационного зала с кофепитием. Правда, не совсем нова. Помнится, Шахерезада запатентовала приемчик. Ну, как долго мне ждать? – Ирене нарочито громко зевнула.
Он метнул взгляд на телефон, безуспешно пытаясь соединить разрозненные структурные элементы композиции – аппарат, из которого донеслась весьма личная информация, невидимую чревовещательницу, каким-то образом проведавшую о пока никому не представленном проекте, и эту спальню, где не званный "соавтор" его работы определенно отсутствовал.
– А-а-а…, м-м-м…, хм…
Все три составляющие он поневоле по-своему озвучил и, не сумев собрать их в логическую цепочку, чертыхнулся, сдернув свитер.
– Н-да, вы, действительно, на пути к "просветлению", – Ирене помолчала, – а… вот эти два кружочка у пупка появились где-то с час назад. Правильно?
Доменик, вернувшись ни с чем (потолок не то место, где можно было что-то спрятать), подключилась к беседе:
– Да. Во время эксперимента. Вода, как ни странно, не подействовала. Мое заключение ты слышала – психосоматические последствия сильнейшего стресса, пережитого две недели назад. Две с половиной.
– Cогласна. Но не только это…, если вода не подействовала, – Ирене мимоходом вспомнила о Валерио, судя по сверкающему взору, едва сдерживающегося от нетерпения разнести все здесь в щепки, – одевайся. Тебе здесь не стриптиз бар для расшалившихся дамочек. И тихо посиди где-нибудь в углу. Мешаешь думать.
Валерио дернулся было что-то ответить, но Доменик торопливо остановила его:
– Для вашего же блага.
Ирене же не отвлеклась на мелочи:
– Я без предисловий. Он и ты связаны кармическим узлом. Именно поэтому вы нашли друг друга в этой жизни. Чтобы его развязать. Или опять не развязать. Это как… бумеранг. Что забросили, с тем и вернулся.
– Ты хочешь сказать, что…
– Да. Ты правильно меня поняла. Поработай со своим прошлым. В этом я тебе уже не нужна. "Паучок" справится. А вот потом… перезвони. А ты, болезный, – Ирене не церемонилась, – доверься Доменик. Тем более, что напортачил-то ты. И опять готов свалить с больной головы на здоровую. Хочешь гореть вечно? Ну, просто детский сад вторая группа.
Глава 10
Доменик под присмотром не дремлющего за последние две с половиной недели ока Валерио помешивала овсяную кашу.
Ее жизненное пространство после непродолжительных дебатов о праве на владение прилегающих к спальне "земель", нехотя, но позволено было расширить до пределов кухни, поскольку Доменик категорически отказалась сидеть на бутербродах.
– А чем она занимается? Эта ваша… Ирене? Ну, кроме вытаскивания из рукавов динозавров.
– Вы не особенно-то бросайтесь мыслью. Она ведь летуча. Ирене занята благотворительностью, – Доменик вприкидку посолила кашу, – в самом широком понимании этого слова. Госпитали, детские приюты, дома престарелых. У нее обширная клиентура.
– И что она с ней делает? С клиентурой?
Валерио, усевшись на высокий стул у стойки, не
спускал глаз с Доменик.
– Лечит. Ну, кажется, готово наше блюдо. Будете?
– Нет. Терпеть не могу овсянку. Вам приятного аппетита.
– Напрасно. Весьма полезно.
Она села напротив и, добавив в миску ложку сахара, приступила к пиршеству.
– А все, что она продемонстрировала, откуда это? Ведь не могла же она, на самом деле, видеть через телефон. А, часы? Мне же не показалось? Они, действительно, остановились. Как это может быть?
– Про ведьм слышали? Которые в лягушек превращают, – Доменик, уловив в его глазах мимолетный испуг с примесью недоверия, рассмеялась, – шучу. Куда ведьмам до нее. Только лишь стажироваться. Ну, что, с завтраком покончено. Давайте обсудим наш с вами кармический узел.
Она cварила кофе и поставила поднос c крохотными чашечками на стойку.
– Желательно, вкратце, – Валерио одним глотком выпил свою порцию, – у нас все меньше времени. Я засыпаю на ходу. Еще пару суток на таблетках продержусь, но не больше. И вас заберу с собой. Развязывать кармический узел.
Он усмехнулся.
Доменик будто не слышала его:
– Кто она, Корделия?
Валерио, поднявшийся было сварить еще кофе, резко обернулся:
– Откуда вы знаете?
– Ее имя вы дважды упомянули. Пересказывая ваш сон, и там, под душем. И… я резонно заключила, что это именно та несчастная, над кем издеваются, и вы в том числе, в вашем сне. Итак?
– Что за вопрос? Мне почем знать? И, потом, я над ней не издевался.
– Как вы думаете, что это было? Толпы людей, плаха. Что это – жертвоприношение, или… наказание?
– Не знаю, – он поставил кофеварку на плиту, – но…
Валерио задумался, забыв о пенящемся напитке, горкой устремившегося вверх и вот-вот чуть было не перелившегося через край. Шипение первых прорвавшихся к свободе капель вернуло его к плите:
– … похоже, что два названных вами акта имеют для меня смысл. Причем, равноценный смысл. То есть, это одновременно и жертвоприношение, и наказание.
– Интересно…, мне, пожалуйста, без сахара. А что вас привело к такому выводу?
– М-м-м…, наверное, чувство вины. Да. Чувство вины. За то, что я обязан в этом участвовать.
– Обязан? Это уже кое-что. Поставьте сюда, пожалуйста. Спасибо… То же чувство вины, что и в случае с Бигом. Правильно? И там, и тут, это все те же два акта. А вы можете описать это место, одежду людей или свою, какие-то подробности, чтобы понять хотя бы, куда вас занесло?
Валерио отрицательно покачал головой:
– Нет. Я вижу только этот… помост. И ее глаза. Все.
– А люди в черном? Кто они?
Он отхлебнул кофе:
– М-м-м…, думаю…, монахи.
– Почему монахи? А…, скажем…, не крестоносцы или члены какой-то секты?
– Н-не знаю. То есть, наоборот, уверен, что это монахи. Именно монахи.
– Ну, хорошо. В чем вы…, очень крепкий кофе…, еще уверены?
Валерио отвел взгляд – куда-то подевалась вдруг его напористая агрессивность, жесткость, местами соперничающая с жестокостью, колючесть, не допускающая и намека на насмешку или иронию.
Доменик не удивилась ответу, зная, в чем он признается.
– Я… любил ее.
Она удовлетворенно кивнула головой:
– Все верно. История повторилась. Один в один. Вы вынужденно убиваете тех, кого любите. Приносите их в жертву долгу или необходимости, называйте как хотите. И, любя, наказываете за совершенный проступок. Опять-таки, потому что обязаны наказать. И для вас это, своего рода, ритуал. Непременный и всегдашний обряд наказания. Вопрос в другом. За что вы ее наказали? Вернее, обязаны были наказать.
Валерио оттолкнул от себя чашку, и та, проехавшись до резной кромки стола, наткнулась на фигурный выступ, укоризненно закачавшись на бочке.
– Где выход? Что мне делать-то? Я сыт по горло вашими рассуждениями.
Доменик накрыла обиженную чашку рукой:
– Стул сломали, одну чашку разбили, со второй тоже разборки. Прямо-таки, терминатор. Будем искать выход. Тем более, что сожгли-то вы меня. И любили… тоже меня. Я здесь камень преткновения. Вы были правы.