Доменик повисла на Ирене. Завидно похудевшей, от чего "гордость курса" – выдающаяся во всех отношениях грудь – вызывала еще большую гордость. Изменения коснулись и "бича" женщин всех возрастов – кожа, будто впитавшая золотистую пыльцу, светилась и дышала легким девичьим румянцем, явно, не искусственного происхождения.
Но в ее прозрачно-голубых рубенсовских глазах всегдашняя смешливая ирония разбавилась некой грустинкой, доселе незнакомой Доменик.
Прежде пышные волосы забавно топорщились колючими иголочками, на висках намекающих на былые кудряшки.
Они не нуждались в допинге, чтобы не спать эту ночь. В основном, рассказывала "блудная дочь".
О жизни и обучении в монастыре Самье, освященным самим Великим сиддхой Падмасамбхавой. Тем самым – рожденным из лотоса. О духовном наставнике Вейшенгламе, начинавшего каждый урок изречением Шантидевы: " Пока длится пространство, пока живые живут, пусть в мире и я останусь – страданий рассеивать мглу". О тибетском искусстве и культуре, санскрите, медицине, буддийской философии.
– Понимаешь, в чем она, главная-то истина жизни? – Ирене по привычке забралась с ногами на диван, обняв квадратик диванной подушки.
Доменик аж приоткрыла рот, усваивая не простую, прямо сказать, информацию. Автоматом спросила, ожидая услышать нечто только для избранных и персонально для нее:
– В чем?
Ирене помолчала, поглаживая висок:
– Не пугайся. Ничего особенного. Всего лишь… в умении сострадать и любить.
Доменик скривила разочарованную гримаску. Какое же это "нечто"?
– Нет, ты не вникла, – Ирене усмехнулась, – можно делать и то, и другое, сидя в кафе и размышляя о незавидной судьбе несчастных пигмеев, до сих пор убежденных, что носить повязку вместо трусов гораздо гигиеничнее.
– Нет. Я должна все бросить и помчаться сломя голову к их вождю с предложением примкнуть, наконец, к цивилизации.
– Не утрируй. Хотя зерно ты поймала. Быть готовой помочь. Да, именно так. Иначе сострадание и любовь так и останутся всего лишь "состраданием" и "любовью". Но и это еще не все.
– Так много только лишь для того, чтобы перевести старушку через дорогу?
– А всегда ли ты это делаешь?
Доменик не нашлась, что ответить.
– Так вот я как раз об этом. Бодхичитта говорит еще об одном необходимом условии – надо знать, как это сделать. От того, что, как ты говоришь, помчишься к вождю, вряд ли что изменится. А то и съедят ненароком. В отместку-то, что неуважительно посматриваешь на их повязки… Вода в этом доме есть? Жарко.
– Сейчас принесу. Подожди. И мысль не теряй. Интересно.
Доменик притащила заодно и фрукты и, складывая их в опустевшую вазочку, спросила не без доли скептицизма:
– Все это слышится хорошо и замечательно. Но… кто-нибудь подсчитывал количество страждущих и жаждущих любви и сострадания? Ты хочешь взять на себя миссию спасения человечества?
– Миссию-то взять можно, кто не даст? Вопрос – что с ней делать? С миссией. И ответ я нашла. Там, в Самье.
– О чем ты?
Ирене потянула к себе сумку:
– Посмотри-ка на это.
На ее ладони сверкнула серебряная пластина с выбитым символом – тонкие переплетающиеся, без конца и начала, полоски, закручивающиеся в замысловатый лабиринт.
– И что это значит? – Доменик безуспешно пыталась проследить путь выхода из, казалось, хаотичного смешения линий.
– Шриватса. Символ кармических связей. И он тоже помог мне.
– Помог? – Доменик вернула талисман хозяйке.
А Ирене уже была не здесь. Взгляд ее глаз с прозрачно-небесной голубинкой вдруг улетел куда-то далеко за пределы не только этой комнаты. Вероятнее всего, все к тому же геомагнитному храму Тибета.
Доменик вежливо кашлянула, чтобы привлечь, наконец, внимание подруги к ее скромной, относительно храма, персоне.
– Справиться с болезнью. Пять лет назад я заболела раком.
Глава 8
– У вас нет выхода. Или вы соглашаетесь на звонок Ирене, или…, – Доменик пожала плечами, – …я не смогу обойтись тем, что у меня есть. Это продвинутые, как вы говорите, технологии работы с мозгом, требующие соответствующей аппаратуры. И, еще, пока… все на уровне экспериментов. И, кроме того, наши клиенты – животные. Человеческий мозг выступит уже не в роли подопытного. Ирене же владеет другими методами. Вероятно, более полезными в вашем…, …нашем случае.
Валерио думал, да так напряженно, что на висках вздулась пульсирующая жилка. Доменик буквально прослеживала работу его мысли, скачущей от решительного " нет" к сомневающемуся "да".
– А… что будет, если вы не позвоните?
– Хороший вопрос. Практически ничего – ни моих знаний, ни знаний всех психологов вместе взятых недостаточно, чтобы разобраться с…, хм…, вашим внутренним миром за тот срок, что вы определили.
– Вы дурачите меня. Задача всего лишь в том, чтобы освободить меня от этого сна… и от вас.
Доменик, не сдержавшись, прыснула:
– Простите…
Валерио набычился, зло глядя на нее исподлобья:
– Не думаю, что к вечеру понедельника вам будет смешно.
Доменик выхватила из вазы первый попавшийся фрукт, чтобы "заесть" смешок:
– Еще раз простите, но ваше предположение, что надо "всего лишь"… Вы ошибаетесь. Я вернусь к тому, что сказала час назад – возможно, повторяю, воз-мож-но, ваш сон спровоцирован гибелью Бига. Вы в этой истории выступаете в весьма неприглядной и для вас травматической роли убийцы… Спокойно! – Доменик вжалась в спинку кресла, почувствовав его желание любым способом заткнуть ей рот, – от того, что вы меня сотрете в порошок, мы никуда не сдвинемся с места. Ну, разве что в направлении все того же… костра.
– Тогда фильтруйте выражения.
Валерио крепко сжал чашку с кофе, к счастью, не хрустнувшей.
– Я вынуждена называть вещи своими именами. Тем более, именно так вы и определяете себя в ваших мыслях. Разве нет?
Он пружинисто встал, и в бешенстве воззрился на Доменик, безмятежно откусившей налитый соком кусочек, как оказалось, персика.
Если он сейчас кинется на нее и пристукнет, что, судя по всему, и намечалось, в любом случае, это будет гораздо безболезненнее, чем вдыхать (Господи! Только не это!) запах своих горящих костей.
Оптимизма маловато, но…
– Вы правы, – он грохнул чашкой о столик, от чего та все-таки раскололась, выплакав горе каплей оставшегося на уже не существующем дне, кофе.
"Это должна была быть моя слеза", – с облегчением подумала Доменик.
– Так, я продолжу? – она поостереглась вкусить следующую порцию плода, дабы не раздражать обостренное восприятие, зрительное, в том числе, разъяренного "примата".
– Ну, попробуйте, – он был настороже.
И это Доменик учла, не назвав его еще раз тем, что так раздразнило слух чувствительного к правде Валерио.
– Но вы не могли не сделать того, что вы сделали. Почему? Потому что вами руководили, как ни странно, хм…, любовь и сострадание. Не только к ветеринару. К Бигу, в том числе. И, когда столкнулись два, казалось бы, противоречия – убийство во имя сострадания – произошел конфликт, усиленный самоосуждением и самобичеванием того, что вы сделали. Я предполагаю, что вследствие сего факта проснулась ваша кармическая память. Вы удивлены? Я тоже числилась в скептиках долгое время по этому поводу, пока…
Если бы Доменик сейчас вознеслась к потолку и свальсировала там "па", Валерио, сравнительно с тем, что он только что услышал, отнесся бы к этому более менее с пониманием – у каждого свои причуды.
– Вы что, серьезно верите в эту ерунду о всех этих прошлых жизнях?
Он нервно закашлялся, округляя глаза все больше от высказанного Доменик резюме:
– Ирене не просто верит. Она знает.
Глава 9
Как она услышала между строк то, на что Доменик даже не намекнула, одному Богу известно:
– Он тебе угрожал?
Доменик прижала трубку плотнее к уху, чтобы хоть таким образом заглушить возмущенные интонации в голосе разгневанной Ирене.
– М-м-м… да, но ситуация, действительно, серьезная.
– Да какая бы она не была серьезная! Какая низость! Нет, я звоню в полицию.
– Нет, нет. Ни в коем случае. Мне нужна твоя консультация.
Валерио стоял рядом. В шаге от Доменик. Или он что-то почувствовал, или, все-таки, увидел под ее непроницаемой маской признаки беспокойства, но вдруг решительно потребовал:
– Динамик включите. Я хочу слышать ваш разговор.
Доменик успела одновременно с нажатием кнопки проговорить:
– НАМ нужна твоя консультация.
– А он, что? Нас еще и слышит? – у Ирене, определенно, заработало шестое чувство, – отлично. У меня есть, что вам сказать, милейший…
Валерио грубо прервал ее:
– Нет. Это у меня есть, что сказать вам. Милейшая. Меня ничто не остановит. Что бы вы не предприняли. Если не хотите помочь, так и скажите. Минута на раздумье.
– Проверьте, часы заодно с вами? – в ее голосе прозвучала явная насмешка.
И он, и Доменик, как по команде, повернули головы в сторону прежде довольно звучно тикающих настенных часов. Прежде. Но сейчас секундная стрелка застопорилась в начале второго полуоборота, словно ожидая дальнейших указаний – отстукивать ли ей дальше к цифре двенадцать, или отдохнуть. А, может, добраться, наконец, до той же цифры двенадцать, но уже в обратном порядке?
– Ну, что? Минута прошла? – Ирене, определенно, издевалась, – значит так. Если хоть волос упадет с головы Доменик, я позабочусь о вашей обиженной кем-то душе. Искать обидчиков она будет уже до скончания веков. А теперь к делу.