- Может, и вернусь, - буркнул Потап. - Как дело сделаю…
- Все еще не угомонился, да?! - Ласка вскочила и, уперев кулачки в бока, сердито уставилась на зверя. - Мало тебе дырок в шкуре наделали?! Пока не убьют, не успокоишься?!
- Так, подожди, - прервал ее Озорник. - У нас, похоже, намечаются проблемы.
- Я не проблема, - буркнул Потап.
- А я не имел в виду тебя. Знаешь, Ласка - наши хвостатые друзья, похоже, начали собственную игру.
Девушка все еще кипела негодованием; поэтому смысл сказанного не сразу дошел до нее.
- Почему? Как?
- Они не пришли на условленное место.
Ласка нахмурилась и внимательно посмотрела на своего товарища. Озорник мрачно уставился в пол; за прошедшие сутки он словно бы постарел на несколько лет. Повязка, закрывающая поврежденный глаз, сползла на лоб, из-под нее виднелся жутковатый темный провал.
- Лекси…
Озорник прижал к губам палец:
- Эта вещь у них. Я почти уверен. Вопрос в том - что фелис намерены делать дальше.
- Будут торговаться?
- Наверняка. Беда в том, что мои финансы показывают дно. Не знаю, сможем ли мы договориться.
Озорник вскоре ушел. Потап лежал неподвижно: то ли уснул, то ли глубоко задумался. Мохнатый бок тяжело вздымался и опадал в такт дыханию. Ласку тоже начало клонить в сон: ночь, что ни говори, выдалась весьма богатой на события. Сновидения пришли почти сразу - бестолковые и сумбурные. Она вновь очутилась в гостиной полковника, но теперь зала была полна вальсирующими. Среди оскаленных допотопных тварей в безостановочном танце кружились полковничьи гости, Хиггинс со своими братьями, лакеи, даже медный "Паровой Том" - и у каждого в руках было по длинной острой сабле. А ей, Ласке, приходилось как ни в чем не бывало танцевать вместе со всеми, улыбаться, расточая любезности, - и одновременно уклоняться от блестящих и дьявольски острых лезвий…
Из забытья ее вывел стук в дверь. Ласка со стоном оторвала голову от подушки. За окном было светло: похоже, она проспала до полудня… Торопливо одевшись, девушка отодвинула щеколду; она ни на минуту не сомневалась, что это вернулся Озорник, - однако на пороге стоял не кто иной, как давешний блондин… Как его… Морри… Нет, Мюррей, кажется. Но какого черта ему здесь надо?!
- Как вы меня нашли?! - выпалила Ласка, не придумав спросонья ничего умнее.
Джек Мюррей усмехнулся:
- Так уж получилось, что мы с вами соседи по подъезду, мисс Вайзл… Или я должен называть вас "миледи"?
- Что вам угодно?
- Поговорить, всего лишь. Я могу войти?
- А если я скажу "нет?" - Ласка вызывающе посмотрела незваному гостю в глаза.
Джек пожал плечами:
- Ну что же, в таком случае я откланяюсь. Уйду писать некролог полковника Фокса, а также большую статью о скандальном вечере, предшествовавшем его смерти. Я ведь журналист, если помните…
- Его смерти? О чем это вы?! - недоумевающе нахмурилась девушка. - Когда я уходила, он был жив и здоров.
- Этой ночью Мэтью Фокса прикончили, - прищурился журналист. - Судя по всему - ограбление. Или его инсценировка. Подумайте сами, мисс Вайзл, с кем вам приятнее будет беседовать - со мной или с инспектором поли…
В этот момент Джека самым бесцеремонным образом прервали. Дверь распахнулась во всю ширь, Ласку оттерли в сторону, и огромная медвежья туша сграбастала Мюррея за грудки, в мгновение ока затащив его в комнату.
- Что еще за субчик? Шпик?! - рявкнул медведь в побледневшее лицо Джека.
- Потап, погоди… Это газетчик. И он говорит, что полковника сегодня ночью убили. Как это произошло? - спросила Ласка, вновь перейдя на бритиш.
- Застрелен из револьвера, прямо в окно. А вообще-то, я рассчитывал узнать подробности от вас! - дерзко заявил журналист. - Вся эта история чертовски подозрительна. Так кто же вы такие?!
Ласка лихорадочно соображала. У этого типа нет никаких причин ей сочувствовать; кроме того, рассказать правду просто нельзя: ведь это все равно что признаться в подготовке ограбления… Проклятие, даже не так - она теперь соучастница убийства! Немудрено, что Хиггинс с братьями исчезли! Наверняка затаились в какой-нибудь дыре, боятся нос высунуть на улицу! Соврать? Но что?! Мюррей знает, что она не графиня Воронцова, стало быть… Выход напрашивался один. Интересно, подумала девушка, если я скажу: "Потап, сверни ему шею", - сделает ли он это? Ох, наверное, сделает. Но нет, нет, я так не могу! Это же все равно что хладнокровно убить своими руками!
- Потап… - Ласка прокашлялась: в горле вдруг запершило. - Отпусти его, пожалуйста. И ляг: у тебя кровь на повязках выступила.
Медведь с ворчанием подчинился. Джек нервно одернул полы пиджака. Девушка внезапно ощутила приступ злости. Ишь какой! Волосишки причесаны, одет с иголочки, на светлом костюме - ни единой складочки. А руки холеные, сразу видно - ничего тяжелее пера держать не доводилось. Да пошел он в болото!
- Ну, так что вы хотели услышать?! О том, какие приказы отдавал полковник в Крыму? Пожалуйста, Потап вас просветит, а я переведу!
- Почему вы его так зовете - "put up"? - полюбопытствовал Мюррей.
- Нормальное московитское имя… - пожала плечами Ласка.
- Забавно. Собственно, относительно пресловутого приказа я уже выяснил, - самодовольно заявил Джек. - Не могу сказать, что я на вашей стороне. Командир обязан защищать своих подчиненных всеми доступными методами. А война - штука жестокая.
- Московиты, насколько я знаю, не расстреливали пленных солдат Империи в отместку! - пошла в наступление Ласка.
Мюррей нетерпеливо махнул рукой:
- Не будем обсуждать политику… Знаете, у нас есть пословица: это моя страна, права она или нет.
- Тогда вы должны признать, что и другие могут считать себя… правыми!
- Итак, ваш лакей… бывший солдат, конечно… решил поквитаться с полковником, а вы его остановили… - Джек улыбнулся. - Версия неплохая, но… Видите ли, я знаю, что вы - не графиня Воронцова.
- По-вашему, я не могу проживать здесь инкогнито? Возможно, у меня есть на то причины. - Ласка вызывающе вздернула подбородок.
- Да, но… Настоящая графиня сейчас глотает валерьянку под присмотром лучших лондонских врачей: прошлой ночью на нее напали, похитили вещи и драгоценности. В числе прочего - приглашение на вечеринку полковника. Стало быть, вы причастны к этому?
- Вы так считаете?
- Графиня и ее спутник описывают похитителей как фелис премерзкой наружности. И грабители, проникшие на виллу, - опять-таки фелис. Те же самые, надо полагать? Вы с ними связаны?
Ласка молча пожала плечами: не отрицать же очевидное! А парень и впрямь не промах: столько всего разнюхать за какие-то полдня.
- Вижу, вы не хотите ничего рассказывать, - сокрушенно вздохнул Мюррей. - Поймите, леди: вас и вашего зверя уже сейчас разыскивает вся лондонская полиция! Не позднее вечера эта история появится в газетах, и кто-нибудь наверняка сообщит, где вы находитесь! У вас есть шанс рассказать правду, как вы ее видите! Клянусь, я ничего не добавлю от себя, "Курьер" опубликует все слово в слово.
- Нет. Не опубликует.
Джек и Ласка вздрогнули. На пороге комнаты стоял Озорник. Девушка мельком заметила, как изумленно округляются глаза журналиста: словно тот узрел в дверях не усталого, скромно одетого мужчину, а по меньшей мере жуткое чудище из тех, что обитают в непроходимых джунглях Нового Света.
- Не будет никакого интервью, - медленно, словно пьяный, проговорил Озорник. - Потому что и встречи нашей… не было. Никогда.
От Озорника, казалось, исходят некие флюиды. Находиться рядом с ним было все равно что стоять на берегу моря, беспомощно глядя на исполинскую волну, рожденную сдвигом геологических пластов. Озорник поднял руку к лицу, и за этот краткий миг сердце девушки судорожно сжалось, словно в ожидании чудовищной силы удара… Остальные тоже почувствовали это: шерсть на загривке медведя поднялась дыбом, а Джек Мюррей отпрянул, хватаясь за спинку стула, словно хотел защититься им.
Озорник снял повязку с поврежденного глаза. Вписанный в глазницу иероглиф вдруг запульсировал ослепительным зеленым огнем - и вышел наружу, пронзив стены и перекрытия, оттиснув в сером лондонском небе изумрудное факсимиле. Кажется, Ласка закричала - а может быть, ей это только показалось, ведь ни двинуться, ни даже сделать вдох у нее не было ни малейшей возможности. Зеленый огонь выжигал пространство, реальность плавилась, словно ледышка, брошенная в чрево костра - и текла… Обратно. Иероглиф неторопливо вращался - там, в небе, и здесь, в глазнице Озорника; но это там и здесь были одним и тем же! Позднее, пытаясь хоть как-то сформулировать для себя происходившее, девушка натыкалась на полную лингвистическую беспомощность: в языках Атаманства и Альбиона попросту не было слов, чтобы описать этот процесс. Остались лишь воспоминания о неторопливых метаморфозах знака - и ощущение ветра, ураганного, но в то же время неосязаемого, призрачного: он с равной легкостью пронзал воздух, стены домов, землю.