- Будем швырять в него пирожными.
- А Хрусталь? - допытывался юноша у "цветочка" постарше, обвив его руками. - Он приедет?
- Нет, у него проблемы, - хмурился приятель. - Сплошной ужас. Сначала дом обокрали, потом сделка сорвалась… Говорят, всё из-за дружка, имперского барона. Вот и водись после этого с аристократами.
- Какие подлецы в империи! Можно подумать, барон - сокровище…
- Хрусталь - делец. - Приятель подмигнул как заговорщик. - Через барона выйдет на большой заказ… Телескоп для космической станции, несметный барыш.
- Где же любовь? всюду корысть и низость… - поникнув, удручённо вздохнул юноша, но сразу встрепенулся, округлив глаза. - Станция? это как - станция?..
- Железный шар, вроде маленькой луны. Он должен вращаться вокруг Мира, а внутри - люди. Астраль доставит туда телескоп, чтоб следить за пришельцами.
- О-о!.. наверно, жутко дорого?
- Вот и спорят, на что тратить деньги - на космос или межконтинентальные ракеты.
- Меж-кон-ти-нен… похоже на бред. Воистину, мир - череда снов. Мы спим без пробуждения…
- А надо ли нам, милый, просыпаться? Здесь вечный праздник, страна весны. Один цветок, другой - порхая, ты пьёшь мёд, забыв о времени…
- Я страшусь одного - вдруг праздник закончится?
B. Огненная ночь
Быстро спустились сумерки, тёмная синева окружила Сарцину. Но город не сдавался ночной тьме - он сиял тысячами огней, словно лежащее на берегу яркое созвездие. В небе распускались букеты искристых фейерверков, неровный гул празднества говорил о том, что жизнь в городе кипит как никогда бурно.
Хотя лето сменила пора урожая, ночь на этой широте была тёплой, и полная луна улыбалась над заливом, будто лик Бахлы.
Конфеты, которые помощник Алого Шарфа доставал из потайного кошеля, действовали безотказно. Девица игриво принимает сладкое угощение, отправляет в свой коралловый ротик, смакует - а экстракт "листвы пророка" растворяется в слюне, впитывается, веселит и туманит сознание.
Варакияне-пустосвяты верят, что пророк Валак именно так достиг высшего неба, где живёт Безликий. Важно вернуться с высоты - если принять листвы больше, чем следует, душа останется на небе, а тело без души умрёт. Но рабы Безликого упорно курят, варят и процеживают узкие ядовитые листья, чтоб повторить полёт Валака. Поэтому в стране Витен так ценятся "аптекари листвы" - они умеют взвешивать листву и знают, сколько в ней яда.
В этом искусстве Алый Шарф был мастер. Одна конфета - один взлёт.
Веселясь, девицы теряли понятие о том, куда они идут, зачем идут, забывали путь обратно, отбивались от компании и брели в переулки. Их никто не удерживал.
Таков он, день Калаван Яра! Многие упьются, многие накурятся, многих до безумия закружит вихрь любви, и не все утром проснутся в своих постелях. Кто-то очнётся на задворках, битый и обобранный до нитки, другой в сточной канаве, третья в трюме на судне работорговцев, а кого-то придут опознавать на леднике, в мертвецком доме.
- Хватит их тащить, - обронил Алый Шарф, мельком взглянув на "пиратов", которые вели под руки двух сомлевших девиц. - Отнесите в тень и бросьте.
- Слушаюсь, господин Мосех.
- Последнюю тоже оставить бы, - намекнул худой спутник.
- Она моя. Развяжите её - это уже лишнее.
Одуревшая от зелья, Даяна в полусне пыталась что-то спросить, но язык не слушался. Проулок в глазах размывался - синева, тени, мутные пятна фонарей. Тротуар под босыми ногами, казалось, залит тёплой водой - всё течёт, просто река, а в воздухе плавают рыбы… Гул, плеск в ушах, голоса еле слышны.
Её держали под локти, не давая пошатнуться и упасть.
Быстро, молча прошли по проулкам и вскоре вывернули к музею Коммерческого общества. Служитель-сторож - старый, сердитый - на долгий стук лишь приоткрыл смотровое оконце в толстенной двери:
- Какая выставка? Вы ошалели, господа хорошие! В гулящий день - да провались он! - наш музей закрыт. Ясно же сказано - закрыт!.. Проспитесь, завтра придёте.
Алый Шарф отступил от двери, осмотрел крепкую стену, окна с массивными ставнями, затем постучал вновь.
- Опять вы?.. разве непонятно говорю - завтра!
- Я заплачу хорошие деньги.
- Ни златки мне от вас не нужно. Даже за тысячу не впущу. Маскарадных пропойц - да в приличный музей? Ступайте, развлекайтесь! а музейное собрание - оно для трезвых, понимающих господ. Будете дальше ломиться, так у меня кнопка есть, вмиг полицию вызвоню.
Обернувшись к своим "пиратам", Алый Шарф тихо сказал:
- Ставьте бомбу под дверь. Укройтесь и спрячьте девушку.
- Слушаюсь, господин Мосех.
Рванул заряд, вздулись клубы дыма, створки двери вылетели градом щепок.
- Двое - стеречь у крыльца, остальные со мной.
В едком дыму вестибюля быстро отыскали оглушённого, растрёпанного сторожа.
- Ты слышишь? Хорошо. Смотри - вот пистолет. Веди в хранилище.
- Золото… золото в залах… - бормотал старикан, глядя в ужасное дуло.
- Мне нужно хранилище. Комната-сейф.
- Там железная дверь, замки… ключи у распорядителя!
- Я найду, чем открыть. Веди.
Прокатившись по улочке, взрывная волна погасла. Кое-где приоткрылись окна, выглянули озабоченные лица - что там громыхнуло?.. Какое странное эхо! - на гремучий резкий звук издали отозвался глухой раскат грома и задрожал воздух.
Во дворе баханского храма танцевали девушки - и даже молодые дамы! - одетые вейками. Храмовый двор цвёл в ночи, будто волшебный сад призрачных огней, звучал чарующей музыкой и пел переливчатыми голосами.
Из-за домов доносился шум празднества. Летняя ночь дышала вином и пряностями, прозрачная прохлада веяла со стороны моря. Играли флейты, лился сладостный звук ксилофона. Развевались в танце газовые ткани, вскидывались зовущие руки - а парни в нарядах заморских купцов, моряков и разбойников увивались вокруг. Выделывая замысловатые фигуры танца, они старались как бы невзначай прикоснуться к танцовщицам.
Ночь обещала райскую негу, восхищение любви и молодости.
В первый миг никто не понял, что произошло. Сперва неясная вибрация земли и воздуха… Затем толчок - танцоры сбились с ритма, замерли, недоумённо озираясь.
Тут земля вздрогнула, словно в ней шевельнулся кит. Стены затрещали. На дворе вспыхнуло смятение, раздались вопли, все ринулись к воротами, на улицу. Под ногами колыхалась, вспучивалась мостовая - земля ожила, перестала быть верной опорой.
- Мама, что такое? А-а-а-а!
Храм содрогался, по его стенам побежали трещины; закачались и начали падать из ниш статуи святых бутов. Улыбаясь, держа руку поднятой для благословения, они валились вниз и с сухим стуком разбивались на плитах, - отколовшись, покатилась каменная голова.
Истошные крики, пронзительный визг и плач - кого-то задело, разбив плечо, рука залита кровью, - а улица колебалась, как море. В ресторанчике напротив кренился навес, балясины балюстрады вылетали словно кегли, начала проваливаться крыша и покосились стены.
Гомон веселья над Сарциной сменился шумом хаоса и суматохи. Крики сливались в прерывистый вой, волнами нёсшийся со всех сторон. Музыка оборвалась, зато слышался издали грохот осыпающихся стен - и какой-то медленный пульсирующий гул: "Уууммм. Уууммм. Уууммм". Словно по городу шли гигантские быки и мычали над крышами.
Стена ресторанчика - трррах! - повалилась на проезжую часть, рассыпая камни, подняв тучу пыли - и накрыв несколько человек. Из порванных труб гейзерами ударила вода. Где-то поблизости взорвался паровой котёл - богатый дом со своей котельной стал кучей кирпичей и брёвен.
Будто от взрывной волны, начал рушиться соседний особняк - перекрытия этажей хрустнули, ломаясь; из кухонной печи вихрем вырвался столб искр. Следом жарко полыхнул запас керосина - в разливанном огне занялась изломанная мебель, вспыхнули портьеры. Жар-птицами взлетали, обращаясь в гарь, шёлковые занавеси и салфетки.
Посреди огня из руин начало подниматься нечто вроде громадной раковины - грязно-бронзовое, острым гребнем вверх, раздвигая тушей обломки кирпичных стен, досок и балок. Уцелевшие гуляки вначале прянули от упавшей стены, а затем кинулись врассыпную - куда глаза глядят, лишь бы подальше от ужаса!
А там, за поворотом - в клубящейся пыли, роняя с броневых боков остатки рухнувшего дома, - медленно вставало новое чудовище!
- Спокойно! - заорал унтер-полицейский, махая руками. Его властный рык сдержал мятущееся человеческое стадо. - Все за мной! дворами к заливу!..
Которые послушались - кинулись в темноту дворов, прочие - куда попало. Кое-кто застыл, как парализованный, глядя на чудо-юдо. Оно целиком поднялось из ямы, возникшей там, где минуту назад был дом с жильцами, а теперь - груды дымящегося хлама, косо торчащие куски стен.
Махина, похожая на изжелта-серый гребенчатый шлем, горбом высилась над ближними крышами. Из-под сжатой с боков раковины панциря, будто корни, выступали толстые кольчатые ноги. Передвигая опоры, махина смела остатки дома и ступила на улицу. Спереди на гребнистом корпусе загорелись косые щели, словно глаза; туша повернулась, устремляя взгляд вслед бегущим, а над панцирем выросли как бы улиточьи рожки.
"Всё идёт по плану, - с удовольствием отметил пилот бронехода. - Возьмём пьяных махом, на испуг!"
Опустив на голову шлем-говорун, он вошёл в перекличку машин:
- Я пятый, поднялся на поверхность. Начинаю охоту.
- Хорошо, пятый. Сгоняй скот на площадь. Отсекай пути отхода, круши здания.
- Эй, на ловцах! - не оглядываясь, окликнул пилот тех, кто сидел у систем захвата. - Гляди в оба, червяги! Хватать самок, на самцов не отвлекаться.