- Жаль, певица Джани уехала. Такой разгул, и без актриски… Её бы червонцами засыпали.
- Молода ещё! выгоды не понимает… Голосок - птичка райская!
- А ножка - загляденье!..
- При такой красе иметь дурня-импресарио - беда.
- Не скажите. У неё турне по Синей половине - сперва в столичном Руэне, потом в Эренде, и везде аншлаги. Сам император…
- …а в Эренде - принц опальный, ха-ха! Вся царская семья полюбуется.
Свечерело.
Солнце прокатилось колесом над большим городом - опалив черепичные крыши цвета кофе и стены жёлтого песчаника, строгие шпили церквей и звонниц, оно алым шаром опустилось к морю. Пылал закат, волны пламенели словно кровь. Дышала теплом брусчатка мостовых, остывали крепостные валуны. Последние лучи солнца легли тусклым бликом на купол морской биржи.
Из курительных притонов веял сладковатый дух - там, не таясь от полиции, макоманы вдыхали дым вейского зелья, закатывали глаза, растворяясь в грёзах.
А улицы кишели нарядной публикой! а музыка и песни взлетали выше крыш!
- Эй, девицы! Верите в Бахлу? - наступал одетый пиратом. Речь его звучала с чужеземным, даже не вейским акцентом - кто он такой? поджарый, темноглазый, сильный как горный кот. Может, полукровка? или нарочно изменил говор?..
- О, да! - щебетали хохотушки, одетые баханками. Смуглые пираты с повадками котов - лица скрыты шёлковыми платками, лишь очи блестят… интересные парни. Можно и пококетничать.
- Тогда идём к бутам! Всё - сон; мир нам только кажется… а мне кажется, что ты красивая. Или я ошибся? покажи лицо.
- Ах, чего захотели!
- Возьми её в плен, - с тем же акцентом приказал темноглазому ухарю пиратский капитан, молодой и высокий. Как золотой волк среди смуглых шакалов.
Его наряд песочного цвета подпоясан алым шарфом, светлая кожа тронута загаром, низкий тюрбан - из палевого шёлка. Пшеничные брови походили на крылья солнечной чайки, а бледно-голубые глаза магически притягивали.
"Ой! наверняка он коварный… и нежный?"
- Я сдамся только Алому Шарфу!
- Безумно рад. Давно мечтал о белокожей деве. Ты станешь жемчужиной моих покоев.
- Хи-хи-хи, Даяна - Жемчужина!
- Бедняжка, тебя увезут к вейцам!
- Она будет любимой наложницей! вся в серебре и самоцветах…
- …с кольцом в носу!
- Ну и что? Изысканное украшение! - спорила девица, спутанная кушаком пирата. - Господин Алый Шарф, пожалуйте мне кольцо с рубином!
- Как захочешь, о лазурь моего ожерелья. Разуйте её. Красота ног - отрада для глаз.
- Зачем? - недовольно бросил его спутник, худой и бледный, чьи глаза были окружены синеватыми тенями, а сабля на боку казалась настоящей. - Мы идём в музей, это обуза…
- В музей! - рассмеялись девушки, шутливо теребившие Даяну. - Выбирать кольцо Жемчужине!.. Ради праздника вам продадут. Будем просить именем Калаван Яра!
- Я беру всё, что само идёт в руки, - жёстко ответил Алый Шарф бледному парню и прибавил тише: - Устрой остальным угощение… дай им конфет.
Веселясь и заигрывая, компания двинулась к музею, а худой спутник капитана на ходу раздавал шарики в разноцветной сладкой глазури. Лакомства и удовольствия - закон праздника!
Сарцина кутила, заливаясь молодым вином.
Из всех земель южного континента - кроме полуостровов-"зубцов" с их каучуковыми влажными лесами, - лишь этот край лежал в благодатных субтропиках и мог похвастать самым ранним сбором винограда. Даже на златках, здешних монетах, чеканили знак изобилия - спелую виноградную гроздь и стебель с листьями, точь-в-точь Золотая Лоза банковского картеля.
У кабацких столов собирались поклонники винного бога.
- Розового или красного изволите? - спрашивали у солидных господ, сидевших с газетами на террасе.
- Красного. И принеси-ка луковый пирог, да поживее, малый. А то зальёшься - ан ноги-то обмякнут.
- Стареем. Смолоду, помню, хлебнёшь сусла - и в пляс…
- Говорят, Лоза ходатайствует перед президентом, чтобы ей дали пропинацию по всей Делинге - курить хлебное вино, варить пиво, торговать, и только им одним. Де, казна захлебнётся доходами, а республика озолотеет.
- Ещё чего. Сами позолоту наведём. Пусть только сунутся с этим в парламент… Чтобы цену нам на "солнечный сочок" сбивали? Не допустим.
- Что пишет пресса?
- На будущей неделе, в барич-день, ожидают падения "тёмной звезды".
- Эти шары - как поезда, по расписанию валятся. Только астрономы путают с прибытием. Уже дважды ошибались. Надо отписать в империю: "Ваши Величества! Задержите звездочётам жалованье, пока не научатся верно считать!" В старину лживых астрологов вешали… Куда на сей раз грянет?
- На имперскую землю, в Красную половину. Тысяча триста миль южнее.
- Опять мимо, слава богу! значит, Красному царю гостинец.
- Поделом. У Яннара дочка…
- Будет вам, любезный! Зря на принцессу наговаривают.
- Отнюдь нет. Она летает? Возносилась даже днём, все видели. А инцидент на броненосце? Явилась с визитом - в тот же день взрыв двигателя, с жертвами. Пятый месяц о ней ни слуху, ни духу - почему? Ответ ясен - ведьма, дар её возрос. От Эриты порча волнами расходится, вот и засадили в башню, в безымянный замок.
- Бросьте! Это зависть да интриги с Синей половины.
- Выпьем за то, чтобы звезда упала подальше. Нам старого Шрама хватает…
Звякнув бокалами, господа невольно взглянули в южную сторону.
Там, в полутораста милях, на предгорье, невидимый отсюда, но памятный всем, лежал Шрам - заросший кратер. В оцеплении запретной зоны, под надзором патрулей и глубоко врытых чутких приборов кратер выглядел вполне мирно. Теперь туда ездили на экскурсии, даже - умаслив стражу - устраивали пикники на склонах Шрама.
А в первую звёздную войну, когда обрюзгшие ныне седые господа были полными сил мужчинами, из города в ту сторону смотрели с ужасом.
Там столбом поднимался чёрный дым, словно над жерлом вулкана. У предгорья гремела артиллерия; туда шли батальоны добровольцев, а возвращались - обозы с ранеными, обожжёнными, безногими. На суда грузились беженцы, чтобы плыть к островам Вея. Разуверившись, люди метались - падали ниц перед Бахлой, исступлённо молились Безликому. Кто угодно, хоть царь тьмы - защити, спаси!
Дрожа от болезненного любопытства, платили десятки златок, чтобы первыми взглянуть на ещё мокрую фотопластинку - трофей репортёра, подкравшегося с камерой к кратеру и разрезанного лучом дьяволов.
Исполинская черепаха на восьми ногах шла, рассылая из носовой и кормовой башен жгучие спицы света.
Чудищам оставалось пройти миль двадцать до Сарцины, когда республика отчаялась и позвала на помощь империю. Царские солдаты в красно-бурой форме - где паровиками, где впрягаясь сами - доставили тяжёлые береговые мортиры и сверхоружие - жидкий перечный газ.
Всё осталось в прошлом. В самом деле - будто сон, как учил Бахла.
Когда наладилась торговля, расплатились по счетам с империей.
Честная сделка - главная добродетель торговца!
- В конце концов… Не так страшны дьяволы, как их малюют.
- Правда, красятся гуще наших "цветочков".
- Давно пора с ними договориться.
- …и подсказать - пусть выберут себе другие земли.
- Только не Вей. Он нам нужен для торговли.
- Пусть летят в Фаранге. Пока там будут воевать, мы укрепимся…
- …зальём их фосфорным газом! О-хо-хо! Тост за науку, господа!
- Подземных дьяволиц - оставить. Все, кто встречался с ними…
- …исключительно покорны. Необычайно искусны.
- Что вы говорите? а сколько стоит завести чертовку?
- Золотая Лоза дорого просит - товар особый…
- Да-а, лозовикам работорговля не в новинку. Издавна этим промышляют, поднаторели. С ними не поторгуешься. Лучше без посредников, прямо у дьяволов брать…
- Они берут плату не деньгами - химикатами. И людьми.
- С людьми сейчас трудно. Кое-где ещё можно купить, однако цены…
- А сонный Вей для чего? Заказать - и доставят.
На улице долгогривый проповедник пристал к пьяным гулякам, шлявшимся из кабака в кабак:
- О, горе! Гром и молния на нас! Ересь заморская проникла в души, чужеверие царит в сердцах, нечестие и болвохвальство! Вы, снявшие с себя Очи Божьи - куда идёте?
- В трактир, честный отче! Пошли с нами! говорят, там даром наливают.
Бражники грянули здешний девиз:
- Ближе к солнцу!
В своих излюбленных кондитерских гуляли юноши и господа, которых звали "цветочками". Свобода нравов и торговли терпела их наравне с иноверцами. "Цветочки" считали Сарцину своей клумбой или дивным садом; сюда из империи и восточных краёв слетались всякие шмели, чтобы вкусить нектара и искупаться в душистой пыльце.
Пыхая движком, к кондитерской подъехала трёхосная мотокарета - с шоффёром и водителем в ливрее на высоком передке, оба в венках. Из распахнутых дверец кареты высыпалась целая ватага разодетых в пух и прах "цветочков" - иные пели, другие изображали танцевальные па, третьи целовались на виду всей улицы. Из прохожих кто хохотал, кто аплодировал или свистел, а кое-кто плевал и торопился миновать вертеп.
Фонарщик, шедший от светильника к светильнику - мужик порядком угостился, на лице блуждала хмельная ухмылка, - гикнул, вскинул свой запальник:
- Э-ге-ге, мальчишки! Кому лампу зажечь?
- Пошёл к дьяволам, ошмёток, керосинная душа!
- Ты, могильный дух с крюком!
- Солнце с неба, тьма на двор! - запел фонарщик, приплясывая. - Звёздочки летят, летят, куда звёздочки падут? На звезде летит нечистый, пал и цветик раздавил!
- Возьмём его? Пусть нам станцует!