Остро пахнущей губкой узколицый стёр с тела штабс-капитана помазание. Хождение в бездны нечистого царства закончилось. Ему дали в руки Мису, которая тотчас принялась тереться о китель, прижиматься и мурлыкать, нежно выпуская коготки. Признала…
- Иди и помни.
Он проснулся с головной болью, в липком поту, с пересохшим ртом. Казалось, на лбу и кистях таяли светящиеся следы адского елея. Душа рвалась, томилась и стремилась - ехать, прочь, скорее. Куда?
За завтраком мысль об отъезде оформилась, стала конкретной и чёткой. Путь известен. Осталось сдать письменный рапорт и карту сектора, ввести в курс дела сменного комвзвода, подать прошение об отпуске, побывать в офицерском собрании - и отправиться. На всё про всё - пара дней.
- Ну-с, гере штабс-капитан, - полковник дружески пожал руку Вельтеру, - вы свой отпуск давно заслужили, посему не смею вас задерживать. Извольте получить у казначея денежное содержание и - в добрую дорогу! Проездной документ вам оформят в любой конец империи - от Святой Земли до Ганьских гор. Возьмите денщиком кого хотите из взвода - любой Рыжий Кот достоин прокатиться с командиром за казённый счёт. Благодарю за службу!
- Рад стараться, гере полковник! - откозырял штабс-капитан.
- К супруге? - Угостив храброго офицера сигарой, спросил полковник уже неофициально, братским тоном.
- Сначала в столицу. Обет дал - если останусь жив, пойду в руэнский храм Эгимара-мечника.
- Обеты должно исполнять. Однако ж о супруге забывать не следует - заждалась голубка голубя! - подмигнул полковник с пониманием.
- Кошку ей предъявлю, - улыбнулся Вельтер. - Пусть увидит нашу рыжую…
На тыловой базе всё по-другому, чем на передовой. Опрятные дома, широкие улицы. Солдаты маршируют в баню - сытые, крепкие, бравые. Снуют писари и ординарцы - эти прямо лоснятся, как откормленные хомяки. Немало штатских - инженеров, рабочих, торговых агентов, - а также прекрасного пола. Милосердные сёстры из госпиталя неодобрительно посматривают на весёлых девиц, флиртующих с солдатиками.
В церкви звонят к обедне, торгуют галантерейные лавочки, из обжорок пахнет горячей снедью - есть даже ресторанчик для господ! Прямо мирная идиллия. Не подумаешь, что в пятнадцати милях отсюда начинается выжженная, отравленная пустошь, где растут из земли глаза на стеблях, а под землёй…
Воспоминание накатило как озноб, в животе что-то сжалось. Вельтер решительно направился к ресторанчику - надо срочно перекусить, отогнать страх едой.
За столом его сотрапезником оказался невысокий круглолицый молодчик с прилизанной причёской, в модном бежевом сюртучке. Масляные губы, глазки вишенками, быстрый говорок - явно из "людей воды". Эта Золотая Лоза тут как тут, едва запахнет выгодой - пошла распиловка пенистой брони, распродажа артефактов, вот они и слетелись. Когда "тёмная звезда" упала, их не было - слишком опасно, в бой пусть громовники идут…
- На переднем крае служили? Великий почёт, гере штабс-капитан. Позвольте… Человек! - Молодчик подозвал официанта. - Бутылку лучшего делинского! для господина офицера!
"Однако угощать умеет", - признал Вельтер с усмешкой.
- А кротов ловить не доводилось? - спросил лозовик негромко после третьего бокала.
- Бывало.
- Даже самок?
- Этих редко.
- И куда их определяете?
- Сдаём интендантам. Куда дальше - не моя забота.
- Можно договориться, - заговорил круглолицый ещё тише. - Вы же не сразу их сдаёте, верно?.. Если придержите, дадите мне знать… вот визитка… За молодую самку - двести унций золотом. Подумайте. По червонцу на солдата, три унтеру - все будут молчать, была кротиха или её не было…
Вмиг пропал аппетит. Отчего-то Вельтер машинально поискал рукоять револьвера. Рука вспомнила карман, где - во сне? наяву? - был кошкин корм. Потом эти губы, язык на ладони…
- Вы обратились не по адресу. Я людьми не торгую. Я их убиваю.
Видимо, в этот момент его взгляд и голос изменились - молодчик пугливо побледнел. Когда Вельтер резко встал, утираясь салфеткой, круглолицый отшатнулся, словно хотел закрыться от пощёчины.
- Спасибо за угощение. Официант, счёт!
Выходя из ресторана, штабс-капитан внезапно понял, что впервые назвал кротов - людьми.
Потом - визиты, разговоры, сборы. Провести вечер в собрании - так же свято, как в храм сходить. Те, кто ещё не бывал в зоне, слушают, не отрываясь: "О, вы здесь со дня высадки?.. Респект, друг штабс-капитан".
Багаж у отпускного офицера невелик: чемодан с личными вещами, еда и вино в дорогу на первое время; дальше в вокзальных буфетах прокормимся. От провинциального центра Татары до Руэна - две тысячи миль. Трое суток езды с пересадками, это время мимолётное! Велел вычистить короб-переноску для Мисы, а также запасти и ей чего покушать. Кого взять денщиком?
Думали об этом и Коты - нет-нет да заглянут в офицерские комнаты. Кто просто козырнуть: "Не угодно ли чего-с?", кто принесёт гостинец Мисе. Угождают с намёком.
Заходил и Нож-медиум, с фельдфебелем. Он с Рыжими держался, чтобы не быть в одиночестве. Жандармские эскадроны давно зону покинули, а пехота с артиллерией тёмно-синих не жалуют - мол, не воин, а каратель.
Во второй раз Нож пришёл один - сжатый, подобранный, как перед рейдом.
- Ваше благородие, имею к вам тонкий откровенный разговор. Соблаговолите выслушать…
- Говори, сержант. - Вельтер был в хорошем настроении. Завтра на поезд, паровоз запоёт: "Прощай, мёртвая зона!" Что там сержант придумал - никак, в денщики напроситься?..
- Осмелюсь предложить, - Нож выдохнул, будто набрался храбрости, - себя вам в попутчики. Очень прошу…
- Видишь ли… - Жалея сержанта, штабс-капитан чуть замялся перед тем, как отказать. - Сожалею, братец, но денщика я уже выбрал. Не сочти за обиду - жандарм пехотному не пара. Вот, возьми, выпьешь… - Он было протянул Ножу полтину и подумал, не дать ли ещё пачку душистых папирос. Сержант жестом отказался:
- Нет, ваше благородие, вы без меня не уедете.
- Эт-то ещё почему? - опустив руку, Вельтер нахмурился.
- Я вас одного не смею отпустить.
- Сержант, не забывайся! - гневно осадил офицер. - Смир-но! кру-гом! Шагом марш отсюда, пока я тебя под арест не засадил.
- Не засадите, - вдруг злобно и дерзко заговорил Нож, отступая на шаг. - Иначе сами попадёте, да не под арест - в научную тюрьму, где мозги из людей вынимают. Вы - околдованы! Ваше благородие, на вас печать наложена!
- Да… как ты смеешь?! - разъярившись, Вельтер прянул на него, наотмашь отвесил сержанту хлёсткую пощёчину. Едва сдержался, чтобы не дать в зубы кулаком. От удара Нож чуть шатнулся, но сохранил выправку и продолжал опасно звонким голосом:
- Ваше благородие, не доводите до греха!.. Выслушайте, Грома ради!
- Что… что ты городишь?.. ума лишился?!
- Я на вас с последнего рейда гляжу, как "ходок" захватили, - торопливо заговорил сержант. - Не цельный вы, а расколотый; внутри вас - темнота. Где на вас шип навели? кто печать наложил?.. Вы за Мисой в ночь ходили - и вернулись не такой, как прежде. Кто это над вами сотворил? человек? или не человек?..
Холодный пот прошиб Вельтера, ярость сменилась бессилием. Чтобы не упасть, штабс-капитан шатко подошёл к столу, опёрся на него.
- Врёшь… врёшь, подлец…
- Светом молнии клянусь - всё правда. Я вижу, верьте слову. Кто теперь знает, что вам в голову заложено?.. Не могу вас без присмотра отпустить, хоть режьте. Как своего офицера в такой беде бросить?
- Анчутка! - ахнула горничная, увидев Пату. Чуть в обморок не грохнулась. - Чур меня! наше место свято!..
- Спокойно, ан минита. - Лара подхватила её, удержала от падения. - Это заморская четырёхглазая свинья, особая порода. Имеет охранную грамоту архиепископа. Ан Лисена, предъявите!
От вида гербовой бумаги и драконовой печати горничной полегчало, но кормить анчутку она отказалась:
- Ну прям нечистая сила!.. И не просите, не могу-с!
Вызвался было садовник:
- Я завсегда барских собачек кормил. Что, страшила, есть будешь?
- Дай кусь, хотца! - внятно молвило пегое чудище. Сбледнув с лица, садовник ополз, вытирая спиной стену.
Осталась кухарка - баба крепкая, квадратная, не робкая и на руку проворная:
- Каких только чудес в столицу не привозят… Я в цирке видала - свинка в платье, в шляпке, чай из блюдца хлюпает, копытом дирижирует. Даже счёт знала - цифири складывала. Добрые барышни, за унцию в день я вашу хрюшку и причешу, и помою, и спать уложу. Раз говорящая, так это лучше - кто говорит, тот понимает. А зубы ейные… я мужика не боюсь, неужто свиньи испугаюсь?
- Полтину, и по рукам. - Лара сочла, что кухарка слишком жирно запросила. Но её труд надо уважить - не всякий решится за патой ухаживать.
- Идёт. На-ка, Анчутка, поешь нашего печева. - Кухарка бросила Пате кусок хлеба, который та немедля схавала. - Пойдём, лежанку тебе подыщем…
Поводок вёл к лучшему месту на свете - где пахло едой. Пата охотно затопала восемью конечностями, виляя хвостом-поленом.
- Ты, вижу, дочка, из простых, - заметила кухарка, взглянув на Лару. - Платье на тебе справное, а нутро наше, городское.
- Очень заметно?
- Цену хорошо сбавляешь.
"Похоже, Карамо деньги достаются нелегко, если за четвертак торгуется… а ведь дворянин, светлая кровь! То-то профессор говорил о нём: "Всё оставил в экспедициях - здоровье, состояние". Смелый он человек". - При мысли о кавалере Ларе стало приятно на душе. Хотя прозрачным Турмана не назовёшь - при внешнем веселье в кавалере скрыто много тайного.