- Эй, Нож, прячь свой обруч в подсумок - небось, мозоли на мозгах натёр. Хватит пустую даль слушать. Или подружка-вещунья издали шуры-муры шепчет? А на какой дистанции ты медиумов чуешь?.. Эх, мне б такой телеграф в голове - едешь в отпуск и жене за триста миль приказ даёшь: "Приоденься, накрывай на стол, встречай героя!"
Посмеиваясь, Нож по привычке обводил круг слуховым лучом. Доносились неразборчивые голоса дальней эфирной переклички - обрывки слов и фраз, слабые токи, неясные веяния чувств. Сгрудившиеся около него Коты обрели едва заметную туманно-голубую ауру, видимую не глазами, а чем-то внутри головы. Наловчившись видеть слухом, к этому быстро привыкаешь и перестаёшь замечать.
Но на фигуре штабс-капитана его внутренний взор запнулся.
Вроде бы никаких отличий от Котов, кроме вида и офицерского мундира. Вот только аура… сгустившаяся, пепельная, сумрачная. И она словно двоилась.
При попытке всмотреться глубже Нож встретился с сердитым взглядом Вельтера:
- Что уставился?
- Виноват! Задумался, ваше благородие. - Сержант поспешно снял кепи и обруч.
"Может, он болен? - гадал про себя Нож, убирая медиатор. - Простыл ночью, под дождём гуляя?.. Ночка была самая промозглая, как раз, чтоб лихорадку подхватить".
На обратном пути Коты шли с оглядкой, но вольготней, чем обычно, не сгибаясь пополам. Мягкая земля глушила шаг, походка была особой - в разведке с первых дней учились ставить ногу, чтобы идти беззвучно. Там, внизу, слышат любой топот, людской или конский. Разве что собаку не учуют или корову на пастьбе.
Шли - и сами прислушивались ко всему вокруг.
- Сзади, справа, двести мер - "росток"! - выпалил замыкающий, перехватив винтовку "к бою" и падая наземь - головой к угрозе. Затвор переведён, прицел взят, палец на спусковом крючке. Коты вмиг залегли цепью, подпрапорщик сгрёб и прикрыл собой драгоценную кошку. Расчёт с ручной ракетой изготовился пустить из трубы свою разрывную штуковину.
В наползающей дымке, в низине поднималась, изгибаясь, чёрная тень - стебель с толстой бульбой на верхушке. Глаз подземного мира… Подобно корням, "ростки" незримо двигались сквозь почву, отращивали концевой клубень и, когда надо, являлись на свет в неожиданном месте. Подрывной заряд "ростка" - если он был - слабый, зато подглядеть-подслушать эта нежить могла и ждать умела долго.
- Срубить бы, раз вылезло, - прошипел фельдфебель. - Незачем такое оставлять за спиной…
Вельтер, присмотрев ориентиры, уже наносил выход "ростка" на карту в планшете. И попутно точки, где ставить мины для подрыва стебля.
- Изволите распорядиться, вашбродь?..
Раньше штабс-капитан лишь кивнул бы, закончив рекогносцировку - "Вали!" - но сейчас медлил. Тем временем "росток", приняв позу плюющейся вейской гадюки, начал раскрывать бульбу, подобно цветку. Значит, не шрапнельная бомба - уже легче. Хотя звуковая атака кротов - тоже дрянь, всю душу вывернет. Стрелки держали губастый "цветок" на мушке.
Тихий, стонущий звук полился по воздуху, расплываясь во влажной дымке. Не тот знакомый вой, который волнами распространяет зябкий страх и немощь, а словно… плач. "Росток" высотой в шесть-семь мер тихо покачивался всем стеблем со скорбными переливами звука - как безутешная мать над опустевшей колыбелью.
Дрогнули и неровно опустились стволы винтовок.
- Это что ещё за… - Фельдфебель приподнялся.
Нож, прижавшись к земле, стянул прочь кепи и нашарил обруч в подсумке. Чёрный "цветок" - чудилось ему - глядит на залёгших Котов, что-то ищет, высматривает цель. Не хватает только медиатора, чтобы услышать слова, понять эту надрывную песню…
Стряхнув наваждение, Вельтер скомандовал:
- Ракетой - огонь.
Щёлкнул запал, рёвом заложило уши. Позицию Котов окутал клубящийся ржавый газ - ракета стремглав ушла к цели, грянула алая вспышка взрыва. Стон оборвался. Судорожно вскинувшись, "росток" повалился наземь.
- Отходим, братцы.
На следующую ночь - уже в тылу, сдав рапорт о прибытии, приняв ванну и отужинав в офицерской кантине, - штабс-капитан увидел плохой сон.
Это был сон о тёмном царстве.
Давешний звук - заунывное стенание "ростка" - весь день отдавался эхом в ушах Вельтера, преследовал его. Словно ракета не срубила стебель, словно он продолжал плавно раскачиваться в низине, взывал к серому небу, в одиночестве оплакивая неизвестно кого тоскливой бессловесной песней. Уже и тьма опустилась, и полевые кухни погасли, и горнист протрубил отбой, а этот червь всё поднимал к тучам свою тяжёлую голову и звал, и рыдал, и не было ему ответа…
Штабс-капитан шёл во сне по широким низким тоннелям. Прежде чем он ступил в запретные пределы, над ним совершили помазание елеем - лоб, щёки, тыл кистей, - сказав: "Так ты станешь незрим для стражей".
Два демона были его провожатыми - высокий светловолосый атлет в атласном наряде, с золотыми серьгами, и узколицый в карминовой мантии.
Здесь царил спёртый, затхлый дух - запах лазарета, где угасают чахоточные, кислый смрад, миазмы тления, грибная прель.
Справа и слева в глубоких норах кишела потусторонняя жизнь. Жирные студенистые тела вздувались, готовые лопнуть, и сжимались в спазмах. Скользкий блеск стен, переплетения труб… живые лампы источали бледное свечение, как тухлая рыба. Вдоль стен шныряли, пригибаясь, грешные души, обречённые на муки в этой зловонной темнице. То и дело Вельтер встречал страждущие взгляды. Согбенные спины, иссохшие руки, подобные паучьим лапам, плешивые головы с остатками волос, с воспалённой мокрой кожей.
Что там, в камере-пещере? Рядами лежат полужидкие сгустки - неясные нагие фигуры. Сжавшись как эмбрионы в плодных пузырях, они были оплетены ветвящимися чёрно-синими жилами.
- Осторожно, не наступи на питание, - предостерёг узколицый демон.
Пришлось перешагивать через прозрачные трубы, простёртые по полу. Сквозь оболочку пузыря Вельтер разглядел тонкое измождённое лицо - изо рта, из носа выходят жилы, тело худое и бледное, живот как бурдюк - и в нём копошится нечто.
Дальше, дальше. Становится жарко, пот струится по лицу, тяжкий запах спирает дыхание. В зале с хрящевыми сводами снуют лохматые, проскальзывая между щупалец многорукой гидры - посреди венца гибких лап вырастает корпус "ходока". Щупальца лепят его, изрыгая из своих круглых пастей мягкую пенистую броню. Она затвердевает - так дети зимой лепят снежных баб, так заморские ласточки ваяют гнёзда из слюны. Дыры и полости в корпусе заполняются трубами, оружием, цилиндрами батарей.
Маленькое щуплое существо таится за изогнутым столбом, блестящим как панцирь жука. Светловолосый демон властно манит его - существо боязливо подходит, ежеминутно готовое броситься наутёк. Оно без одежды, покрыто некой желеобразной оболочкой. На спине горб, как наездник, и он живой - дышит, вытягивает из-за плеча хозяйки слепую черепашью голову. Его щупальца обвивают туловище девчонки как ремни парашютиста или огнемётчика.
Эти глаза - большие, испуганные, молящие о пощаде - смотрели сквозь мундир, прямо в душу. Вельтер вспомнил, как глядела на него Миса, когда он нашёл её в обезлюдевшей деревне - жалобно мяукая, сжавшись в углу от страха.
"Миса… я взял для неё… - Он, не глядя, ощупал пустую кобуру, пошарил в кармане кителя. - Да, есть". Специально для Мисы сушили говядину, растирали и мешали с хлебным мякишем - угостить взводную кошку или подманить, если не идёт в руки.
- На, - протянул он вкусные катышки на ладони.
Она не решалась, хотя её рот сжимался от голода.
- Возьми. Господарь сверху угощает, - разрешил демон в карминовой мантии.
Никогда люди не ели у Вельтера с рук - только белки в парке, приученные брать орешки у гуляющих.
- Что она сказала?
- Она призывает на тебя благословение бессмертных звёзд.
Светловолосый в атласном платье удивлённо наблюдал, как штабс-капитан выворачивает карман и собирает в ладонь остатки кошачьего корма. Девчонка облизывалась.
- Всё. Больше нет. Нет, ясно?.. Что он говорит? - покосился Вельтер на атлета с золотыми серьгами.
- Твои слова. Ты обещал уничтожить всех нас до последнего.
- Она будет последней.
- Ты расскажешь об увиденном - кому следует и когда следует.
Рассказать? Разве что духовнику на исповеди. Тайны тёмного царства - не для всех. Минули те времена, когда видения звучали с кафедр, потрясали умы и заставляли целые толпы слёзно, истово каяться в грехах.
Вельтер шёл по коридорам преисподней, переступая через трубы, отслоняя рукой занавеси из мягких нитей. Перед ним раскрывались двери и расступались заслоны, похожие на челюсти акул. У царя тьмы много мудрости, но его чёрный дух всё обращает во зло - из брони-глины он лепит боевые машины. Его нежить высасывает соки из живых, он населяет тела инородными тварями. Вместо лечения - мучение, вместо неба - ребристый свод, вместо красы - кожа да кости.
Так гласит Писание: "Превзошёл мыслью шесть архангелов, гидр и гадов сотворил, оживил неживое и служить себе заставил службой рабской. Низвергал горы и строил крепости крепкие, обширные, над коими денно и нощно сияло солнце смерти, дабы рабы его трудились неустанно, и гордился, предрекая - буду царём Мира".
"Может, об этом надо кричать посреди площади, - мерцала мысль. - Все сюда, смотрите, какая судьба нам грозит! Вот дары царя тьмы, вот плоды чёрного знания - стать придатками нежити, отдавать ей свою кровь. Впустить в тело змей и жить под солнцем смерти, забыв, кто ты, зачем ты… Нет, нет - я скажу это кому следует и когда следует, не раньше…"