С бумагами впрочем, все было совсем просто - писарь, раскрыв свой ящик на манер мольберта, наладился переписывать подходивших к нему под чутким надзором материализовавшихся откуда‑то сержантов, сначала записывая к себе в бумажку, а потом каждому велел расстегивать ворот и шлепал, под сдавленные ругательства, под началом ключицы печать. Я подобное видал уже тут - один из наводчиков попал в форт именно по штрафному делу, и ему шлепнули такую же печать. Не то что татуировка, но сама сойдет через пару месяцев только. Можно, конечно, содрать. Но лучше не надо. Вот и моя очередь. Имя, записал, холодный кружочек прижался к груди, писарь, держа левой рукой штампель словно зубило, закусив губу, бьет по медному набалдашнику ладонью правой. Кольнуло, зашипел я матерно, на что писарь даже не обратил внимания, шагнул в сторону, к тем, кого уже проштамповали. Скосил глаза - кружок, в нем в центре - клещ, что ли изображен, или жук какой. В нем номер - теперь мой номер семнадцать. Дата поверху сегодняшняя. А внизу цифра - срок. Один месяц. То есть один месяц надо провоевать - и свободен. Ну, то есть на службе, там тоже так просто не соскочишь. Но месяц… это очень плохо. Не успел я это додумать, как постный, с сержантским шевроном меня - цоп. И спрашивает:
- Почему на твоем деле отметка Особого Надзора имеется?
- Не ибу знать, вашбродь! - отвечаю я чистую правду - Это, вашбродь, надо бы у самого господина надзорного офицера спрошать.
- Я бы у него, сукиного кота, много чего спросил - это, оказывается, обратно капитан подошел - Мне с ним вместе было бы чего вспомнить. Только он, гад такой мало того, что подпалить бумаги решил… хорошо, нашлись… хм… понимающие люди… так он еще и потерной к реке ушел, и, похоже, колодцем вынырнул. Все одно ему не уйти, так что, если знаешь сам - лучше скажи.
- Не ибу знать! - снова отчеканил я. Самое‑то смешное - так и есть
- Ну, смотри. Если окажешься… а впрочем, наплевать. Попробуешь дурить - сдохнешь. Понял?
- Так точно!
Как закончили всех клеймить, снова построили, и повели из цитадели, к казарме. Капитан, ухмыляясь, сказал, что сейчас мы будем распределены по отделениям и получим командиров. Я отчего‑то думал, что эти вот сержанты - Варс и Барген будут командовать - но нет, они, похоже, как ординарцы при капитане. И вообще, судя по тому, что я раньше слышал - командовать штрафными ставят хороших, но сильно накосячивших командиров. Им это тоже примерно как нам - срок идет. Ну и, стало быть - капитан Кане командует ротой… что для капитана само по себе… А командирам взводов нас сейчас и должны передать И вот тут‑то… Тут нас ждал настоящий 'сюрприз'. Впрочем, не только нас.
Поначалу все было вполне обычно. Загнали в подостывшую баню на помывку, оно и понятно - который день не мывшись толком. По выходе приняли от сердитого вида пожилого ефрейтора новую форму. Белье - такое же, как и у нас было, портянок две смены. Дрянной тонкой тряпки черный комбинезон, чуть мешковатый, черная шапка - что‑то вроде примитивно пошитой пилотки, такие в пионерлагере носили. Ремень тоже тряпочный, поясок просто, никаких тебе подсумков. Впрочем, посмотрел - карманы на комбезе передние, как раз под ремнем - внутри как подсумки, с ячейками для патронов. Выдали каждому еще сумку, как опытные ее назвали 'гранатную' - по виду как противогазная, через плечо - а внутри тоже перегородки нашиты. Сапоги комбики - низ кожа, а голенище опять тряпка, хорошо хоть какой‑то брезент. Все обмундирование производило впечатление какого‑то… дешевого и одноразового. Что навевало грустные мысли. Вместо вещмешков выдали вторую сумку - чуть поболее размером, как санитарная. Опытные товарищи, нашлась у нас пара таких - тут же показали, как правильно носить - через шею, под ремень на бок пристегнуть справа гранатную - а на другой бок поверх вещевую. Еще дали всем плащ - палатки - мне сначала показалось - а потом - точно, вот клеймо - с крепостных же запасов, наши… бывшие. Эти плащ - палатки нам теперь и заместо шинели, и заместо пледов, спальников, и всего подряд. Каждому досталась плоская жестяная кружка, плошка, и дрянная жестяная ложка. Котелков не дали вовсе. Мне ложка попалась мятая и надломанная. Увидевший это усатый пехотинец, один из бывалых, сказал:
- Плохо, братец. Другой не дадут. Поломается - так жрать придется.
Ну, да и чорт с ним, что‑нибудь у кого‑нибудь придумаем… у кого‑нибудь, кто зазевается и потеряет. Не в первой. Распихал столовый прибор в сумку - хорошо хоть не брякает, по размеру сшиты отделения, оправил форму - нет, ничего, паршивая конечно по материалу, но удобно так пошито. Плащ - палатку присобачил скобкой поверх вещевой сумки, там завязки есть для этого. Не ахти, но жить можно, сойдет пока. Если дождей и холодов не будет.
После как все выправились, сердито наблюдавшие за этим сержанты нас раскидали по взводам. Я попал в первый - один из артиллеристов, остальные - пехота и несколько минометчиков. И тот самый, брат или кто еще, расстрелянного. Он, как понял, что со мной вместе очутился, осклабился мне - мол - смотри, опять рядышком! И тут же схлопотал по зубам от Варса - легонько, чисто для понимания.
Вышел капитан, с легким удивлением посмотрел на построенные два взвода - пробурчал что‑то что мол, на людей неожиданно стали похожи, пусть и отдаленно. Потом скомандовали смирно, и Кане с нотками торжественности крикнул в открытую дверь казармы:
- Господа командиры! Ваши солдаты ждут вас! - и замер, с эдакой ангельской полуулыбкой, что Моно - Лиза удавилась бы от зависти три разА.
А когда вышли два человека, в темно - серой баронской форме, и направились к нам, я сначала ничего и не понял. Пока они голос не подали.
- Ээээ… Позвольте… Как же… Капитан! А чем мы будем командовать?
- Взводами, господа - ласковости голоса капитана позавидовал бы и вышколенный придворный лакей, наверное.
- Чтоооо?! Взводами?! Мы?!
- Да, господа… Вот этими двумя прекрасными взводами…. Вы - первым, а Вы - вторым! - и тут Кане рявкнул - Рад вас видеть в рядах моей штрафной роты, господа!
На наших командиров было смешно смотреть. Да, на наших… на наших бывших командиров - коменданта и начальника штаба. Барон и вправду - изрядный шутник. А ведь, я уже улыбаюсь во весь рот. Смотрел бы и смотрел, слушал бы и слушал…. Какой чудесный лепет…
- Но …Вы же… Мы же… А как же..? Но мы офицеры! - буквально возопил комендант.
- Правда? - издевательски удивился Кане - Неужто? …Да, в самом деле, как же я сразу‑то не заметил…И что Вы предлагаете? Мне командовать взводом, уступив Вам место командира?
- Но… позвольте… - растеряно влез эн - ша - Но… разве нет..?
- Разве нету других частей? - заботливо завершил его фразу Кане - Ах, господа! Вы же видите - даже мне, боевому офицеру, не раз удостоенному личной благодарности барона - и то, не нашлось ничего лучше…
Морда у него, правда, при этом на миг предательски оскалилась эдаким противотанковым надолбом - видать, и впрямь, за какой‑то косяк он тут. Это не есть хорошо… ему обратно надо. Любой ценой. А платить цену придется нам.
- Но… Вы же обещали… Обещали нам! Когда мы согласились прекратить бой… Вы же обещали! - обиженно возопил снова комендант
- И что? Мы не выполнили хоть одного своего обещания? А? - голос Кане вдруг снова лязгнул металлом - Молчать! Вы живы? - Вполне! Даже слишком, на мой взгляд. Вы оставлены при звании? - Конечно. В штрафной роте командовать взводом может и полковник, бывало, говорят. Вы приняты на службу Барона? - Да более чем! Это вот они - они еще должны выжить, чтобы стать солдатами барона. А вы - уже на службе. Вам обещали, что вы будете командовать? - Так вот они! Командуйте ими! Обещаю - подчинение будет полнейшее - они все вовсе не хотят умереть нехорошей смертью. Все выполнено, в точности. Вы не рады, господа?
Господа убито молчали, и капитан рявкнул:
- Принимайте своих людей… взводные!
Выдохнув, они шагнули вперед. Начштаба - ко второму взводу, а комендант к нам. И с каждым шагом его шаги становились все неувереннее, и какие‑то… кривые, что ли. Словно свернуть хотел. Так и не дошел уставного расстояния, встал бочком и голову не поднимает.
Ага. Боится. Даже кажется, что взмок. Ах ты ж сука…. Вот уж точно, и не глядя, чувствую - как не только у меня одного, а у всего нашего взвода идиотская улыбка растягивает рот до ушей. Нет, барон и впрямь изрядный выдумщик, но за такие шутки я его уже почти люблю. Это же надо - сказку сделать былью… Есть в жизни счастье, товарищи!
И тут с правого фланга раздался смех. Натуральный такой, заливистый, можно сказать детский - искренний и неудержимый. Скосил глаза - да, тот самый минометчик, согнувшись, трясется от хохота, тыкая пальцем в коменданта, то пытаясь что‑то сказать, то утирая слезы. Варс, аж побелев лицом от такого, рванулся, собирая кисть в клювик и занося руку - сейчас весельчаку поплохеет… Но Кане жестом остановил сержанта, с удовлетворением наблюдая, а когда комендант растеряно оглянулся, словно ища подмоги, изобразил участливо - вопросительное лицо, подняв брови. Ох, сука такая, ох не завидую я тебе, комендант… Нет, иллюзий не надо - за неподчинение любому, именно любому приказу взводного - наказание ровно одно. Вариантов исполнения много, а суть‑то одна. Хотя еще неизвестно, что страшнее - суть или… хм, варианты. Но тем не менее, сразу видно, что капитан этих 'героев' ненавидит до бешенства. И мало того - он это сразу всем показал. Ну, суки, ну держитесь… Ах, все же - до чего барон молодец!
Ай да Верген, ай да сукин сын!