В углу пещеры высилась стопка книг и стояла полупустая бутылка виски.
- Вставай… те, - смутился Степан. - Биться будем.
- Отвали, - проскрипела горгулья, зажала ноздрю и оглушительно высморкалась на пол. - Выметывайся отсюда, богатырь сушеный. Катись-катись, кому говорят! Здесь… кхе-кхе… между прочим, частная собственность. Должностных лиц из администрации вызову, будут проблемы. В Тибете законы суровые.
- Да мне вас победить надо, - совсем растерялся Степан, опуская мухобойку. - А то в Братство не примут.
Горгулья заерзала на валуне, расправила морщинистые крылья. Степан рефлекторно отступил на шаг.
- Вон оно что, - сказала она. В зеленоватых глазах сверкнул интерес. - Кхе-кхе… новенький, значит?
- Ага. Давай я тебя… то есть вас, побеждать буду, - оживился Степан.
- Хамло какое, а. Вы только поглядите на него. Неужели… кхе-кхе… у тя рука поднимется на старую, больную женщину? На бедную тетушку Эмму.
Степан обреченно посмотрел на горгулью. Шмыгнул носом.
- Что же мне делать? Я в Братство хочу.
- Ты хоть знаешь, юноша, чем этот сброд занимается?
- Знаю. Мир спасают.
- Угу, мир спасают. Хорошо еще, что эти чипы-дэйлы его не уничтожили пока. Они уже знаешь сколько лет… кхе-кхе… добро творят. Деды, блин, мазаи без лицензии на отстрел зайцев. Ей-богу, лучше б вся разумная жизнь в море вернулась.
- Врете вы всё! Братство хорошее, - вступился Степан. - Раздолбайское слегка, но по сути - положительное.
- Точно. Положат и забьют на кого угодно, не моргнув глазом… кхе-кхе… - кивнула тетя Эмма. - Вискарь будешь?
- Чисто символически, - Степану вдруг стало жаль пожилую горгулью. - А с нечистью пить не запрещено по правилам боя?
- Разрешается. Только сам наливай, мне вломы.
Степан плеснул в грязноватый стакан "Джонни Уокера" и подумал, что тетя Эмма вовсе не страшная. Он передал ей стакан, а сам все же решил воздержаться от употребления.
Горгулья замахнула виски, фыркнула и спросила:
- Как там Кулио?
- Хандрит.
Она опять плюнула на захарканный сталагмит.
- Алкаш твой Кулио. Как, впрочем, и остальная его шпана. Япона сковородка, сказала же ему, когда Бюргера присылал, что последний раз бьюсь. Нет же… йоптыть! Кхе-кхе… еще одного героя недорезанного откопал. Откуда сам?
- Из провинции. Российской.
- Уж вижу, что не из американской. А как этих лоботрясов нашел?
- По рекламе.
- По рекламе? - тетя Эмма усмехнулась. - Бюргер, поди, устроил?
Степан неопределенно покачал головой. Горгулья затряслась от смеха. Стакан, стоящий на камне, мелко задрожал от ее раскатистого кхыканья.
- Короче, идальго ты мой Ламанчский, - сказала она, переставая ржать. - Бери свою мухобойку, иди сюда.
Степан напрягся.
- Давай живей мослами шевели, йоптыть! Кхе-кхе… не сожру я тя.
Степан медленно подошел к тете Эмме и замер. Она выставила левую щеку, демонстративно надула ее и заявила:
- Шлепай.
- Не п-понял.
- Шлепай, кому говорят. Только тихонько, а то я тя попкой на сосульку насажу… кхе-кхе…
- Так же нечестно.
- Я чего-то не пойму, - прохрипела тетя Эмма, выпуская воздух из-за щеки и зловеще расправляя двухметровые крылья, - ты хочешь честно со мной драться?
- Нет, - быстро сказал Степан.
- Тогда шлепай быстрей и улепетывай к своему Братству.
Она снова надула щеку.
Готовый провалиться со стыда под землю, Степан легонько дотронулся кончиком мухобойки до лица горгульи. Тетя Эмма неожиданно громко заверещала, свалилась наземь, схватилась почему-то за живот и стала стонать.
- С вами все в порядке? - не на шутку перепугался Степан, помогая горгулье подняться.
- Нет, погибаю. Вызывай "скорую", - язвительно бросила она, взбираясь на насиженный валун. - Воистину, Братство верно себе: исключительных идиотов где-то находит.
У Степана отлегло от сердца, когда он увидел, что старуха в норме.
- Плесни-ка мне трошки, юноша. Как тя зовут-то?
- Степан, - сказал Степан, наливая в стакан на пару пальцев.
- А меня тетей Эммой кличут. Я горгулья. Да чего ты там набулькал-то? На раз понюхать. Не жалей напитка. Краткая биографическая справка: отсиживаюсь в пещере сотнями лет, по ночам к Нам-Цо за рыбой летаю, раз в неделю мотаюсь в Лхасу за вискарем да книжками. Временами от нечего делать мальцов в окрестных монастырях пугаю. Молодые послушники - изверги, честно говоря. Кто шестом огреет, кто маваши-гери впаяет. Никакого уважения к древности.
- А наши-то почему вас мочить ходят?
- Старая это история, - нехотя сказала горгулья, глотая виски и в очередной раз оплевывая бедный сталагмит. - Кулио когда на Землю зашвырнули… кхе-кхе… он, конечно, первое время злой, как собака, был. Мимо моего логова на гравилете своем навороченном пролетал как-то. В общем, йоптыть, порядочно тогда бока он мне намял за то, что я его в шутку падшим богом назвала. Подумаешь - цаца.
За спиной горгульи, из прохода показались физиономии Шу и Бюргера, жутко подсвеченные снизу керосиновым огнем.
Степан содрогнулся от неожиданности.
- Керосин горит, а сосульки не тают, - заметил предприимчивый ариец. - Сказочно как-то. Может, стоит запатентовать фишку и продать в какой-нибудь парк развлечений?
Довольный своим открытием, он панибратски толкнул локтем Мага Шу и подмигнул Степану.
- Это не сосульки, а сталактиты и сталагмиты, - невозмутимо поправила горгулья, не оборачиваясь. - Они не изо льда, а из минералов всяких, дубина. Бюргер, ты все такой же бессердечный торгаш. Ну, чего вы там топчетесь, следопыты хрекх… кхе-кхе… хреновы? Заходите уж, коли приперлись.
Бюргер и Маг Шу вошли в зал.
- Здаровки, тетя Эмма, - сказал Шу. - Полтаха есть?
- Привет-привет. А мне ты, кстати, червонец должна, - поддакнул Бюргер.
Горгулья вздохнула и сказала, обращаясь к Степану:
- Вот лет через десять и ты, милок, таким же наглым станешь.
- А что же дальше было, после инцидента с Кулио? - спросил Степан, которому не терпелось дослушать историю до конца.
- Дальше… - тетя Эмма поскребла в лохматом затылке. - Дальше он эту вот свору лузеров вербовать начал. И каждого новенького, конечно, ко мне присылал. На бой. Помню… кхе-кхе… каких трендюлей Викинг получил. О, йоптыть, куда я ему дрын засунула! Кто с дрыном, говорю, придет, у того от дрына и запор случится. Ну а потом решила: зачем людей калечить, лучше поддаваться буду. Кулио, япона сковородка, со своими капризами надоел уже, честно говоря… кхе-кхе… "Иди горгулью завали, иди удаль покажи!" А о немощной тетушке Эмме кто-нибудь… кхе-кхе… подумал? Хрен… кхе-кхе… хренов ларингит.
- Ладно, теть Эмм, не серчай, - примирительно сказал Шу. - Этот кандидат - последний. Кулио обещал. Привет тебе передавал. Я вот тут тоже… - Он зашуршал складками плаща. - Ликерчика наколдовал. Твоего любимого, мятного.
- Ставь, Шу, свой ликерчик, - махнула крылом горгулья, - и канайте отседова, чтоб глаза мои близорукие вас не видели.
Бюргер взял Степана под локоток, и они двинулись к выходу.
- Спасибо тебе, тетя Эмма, - расчувствовался Степан, оборачиваясь и замечая, как горгулья снова нахохлилась на своем валуне. - Я тебя никогда не забуду.
- Валите, валите… кхе-кхе… Частная собственность, между прочим.
- Масленица скоро! - запоздало крикнул Шу в полумрак пещеры. - Блинчиков бы! С коноплей пещерной! Слышь, теть Эмм?..
Тетя Эмма уже не слышала. Из ее логова доносился болезненный кашель и шорох крыльев. На стенах извилистого коридора дрожали отсветы и кривлялись густые тени. Говорить больше не хотелось.
Вскоре показался выход. Степан оглянулся в последний раз и поспешил на свежий воздух.
На улице уже стемнело.
- Ну что, Стёпик-попик, завалил горгулью? - усмехнулся Бюргер. - Страшно было?
- Да ну вас, - отмахнулся Степан. - Хватит на сегодня подвигов. Пойдем домой.
В тот момент он даже не заметил, что впервые назвал особняк Братства домом. Это произошло само собой, просто и буднично.