Третья вахта пришлась в самый шторм. Стальные листы корабельной обшивки трещали. Море хлестало в трюм, перегрызало, как нитки, тросы, рвало брезент, смывая с найтов предмет за предметом. В кубриках и офицерских каютах уже плескалась вода, долетая брызгами через люки в котельную.
Кочегары и угольщики работали с проворством машин, прыгая, падая и поднимаясь, как на пружинах. Бертье, не оглядываясь на манометр, расставив упрямо ноги, швырял в топку уголь и в следующий миг скользил по настилке к противоположному борту. Устояв на ногах, он ловким движением захватывал новое топливо, целился в топку и, брошенный резким креном, летел вместе с полной лопатой угля по всей площадке котельной. Инжектор работал с перебоями. Слитки угля, выгребаемые вместе с золою из поддувал, катались по всей настилке. Толстые рукавицы и башмаки кочегаров наполовину сгорели, тело от частых падений покрылось пятнистыми язвами, но люди продолжали работать упорно и злобно, зная, что от усилий их воли и мышц зависит исход борьбы.
Эрну ее друзья нарочно оставили работать в прохладной угольной яме, не допуская в котельную, в своем чаде и пламени похожую на преисподнюю. Вагонетки из угольной ямы к котлам подвозили по одним рельсам Шорти и Наль, по другим - Вайз и Падди. Они же выгребали из поддувал и заливали золу и шлаки водой. При каждом наклоне судна у Наля подкатывался к горлу противный тягучий комок тошноты. Хотелось бросить гребок и бежать на воздух, на палубу, или упасть в шахте на кучу угля и так пролежать всю вахту. Но мысль о сестре и товарищах, перегруженных работой и тоже наполовину больных, заставляла сводить туго челюсти, выпрямлять спину и, наполняя ведра водой, плескать на белые шлаки, плевавшие в ответ паром и искрами.
Позыв к тошноте заставлял ждать рвоты, как облегчения, но ее не было, и только геркулеса-негра рвало при каждом особенно сильном крене.
- Водой заливают, а не блевотиной! - кричал Ярцев с руганью.
Наль и негр, забыв тошноту, кидались с полными ведрами за ускользающим шлаком, разом плескали, отпрыгивали от обжигающих клубов пара назад, стремительно гребли мусор к инжектору и там дробили крупные слитки лопатами и ломами.
Эрну спасала прохлада угольной шахты, но бешеная морская качка обессиливала тело настолько, что каждое даже легкое усилие доставляло страдание. В голове лихорадочно возникали мысли о тех несчастных, которым приходилось мучиться в этом аду чуть не всю жизнь. Только теперь начала она понимать, что значит классовая ненависть и почему эта ненависть возникает у сотен тысяч и миллионов людей по отношению к кучке эксплуататоров. И то, в чем не мог убедить ее Наль, с его марксизмом, что _ всегда ей казалось в какой-то степени односторонним и узким, теперь вдруг стало понятным и верным, как сама жизнь…
Тайфун свирепствовал. В котельной внезапно случилось самое страшное: вода из инжектора, вместо того чтобы смыть шлаки в море, хлынула неудержимым потоком внутрь корабля.
- Ко мне; ребята! Нажмем!.. Инжектор испортился!
Шорти и Наль бросились к Ярцеву помочь ему завинтить крышку, но буйный напор воды неудержимо рвал ее кверху; винт заедало, вода врывалась рекой.
Ярцев побежал за механиком, и через несколько минут вся нижняя команда, все смены работали в кочегарке, пытаясь предотвратить взрыв котлов.
Налю и Шорти удалось прижать крышку и закрепить винт инжектора, но в этот момент сверху, через световой люк, перекатился гигантский вал, обрушив массу воды на головы моряков.
- Конец, парни! Молитесь скорее богу. Один он спасет, - пробился сквозь шум и ругательства неузнаваемо хриплый голос баварца.
- Сто тысяч жаб тебе в глотку… и с твоим богом! - неистово проревел в ответ Ким, шлепая по воде к потухающей левой топке.
Механик Торгут и слесарь Кабо наскоро отремонтировали заброшенные ручные помпы и поставили к ним людей. Вода начала сбывать, но манометр катастрофически падал. Моряки продолжали метаться из трюма в трюм - усталые, мокрые, испятнанные ожогами и кровоподтеками и злые, как волки…
Тайфун бушевал двенадцать часов и прекратился так же внезапно, как и начался. Судно все еще грузно ложилось с борта на борт, но шум урагана вдруг стих, и люди сразу обмякли. Потный и грязный Ярцев подошел к младшему механику с ключом от инжектора и, кивнув на медную крышку, сказал деловито:
…- Шторм утихает. Можно, пожалуй, попробовать.
- К черту, - сердито махнул рукой Торгут, - оставим инжектор в покое. Если открыть, море может ворваться снова - и тогда амба… Второй раз застопорить не удастся.
Шорти обмотал обожженную ногу паклей и с оханьем втиснул ее в деревянный башмак.
- Сто тысяч ведьм!.. Иду к доктору, - жалобно простонал он.
Из угольной шахты вылез черный от пыли Падди и с жадностью наклонился к ведру, ловя оскалом зубов бамбуковую трубку. Бертье отбросил затяжелевшую лопату и сел на край вагонетки. Лицо его было угрюмо и сонно.
- После такой адской музыки я мертвец. Мне нужен гроб или койка, - сказал он, позевывая.
- Ничего, парни, - утешил механик, набивая не торопясь трубку. - Жизнь тем и прекрасна, что самый поганый рейс кончается все-таки гаванью.
Он подошел к поддувалу, схватил мокрой рукой из золы уголек и положил на табак.
- Работали здорово. В корабельном журнале будет отмечено, - сказал он, оглядываясь на моряков и стряхивая с трубки раскуренный уголек.
Шорти присел на ступеньку лестницы и, щуря на младшего инженера воспаленные от переутомления и дыма глаза, с гримасой ответил:
- Плевать на журнал, босс. После того как наши иссохшие глотки едва не черпнули забортной воды, меня отчаянно тянет на ром. Начальству не плохо бы позаботиться о команде - для поощрения геройства.
Не выпуская изо рта бамбуковой дудочки, через которую он жадно пил воду, Падди сумрачно выругался.
- Гад дэм, на порядочных кораблях нижней команде дают вино дважды в сутки, а на нашей калоше не выманишь даже пресного молока.
Он обтер рукой мокрые грязные губы, толкнул к шахте пустую вагонетку и с ядовитой учтивостью добавил:
- Которое полагается по контракту, сэр… Да-с!..
- Не хнычьте, ребята, - отозвался, смеясь, механик, дыша на ирландца и Шорти сладким табачным дымом. - До Иокогамы не так далеко, а японская водка полезнее молока, особенно если ее подогреть.
Инженер выбил из трубки пепел, продул мундштук и взглянул на манометр.
- Ах, черт, - сказал он с досадой. - Не скоро теперь поднимем.
- Ясно, - пробормотал хмуро Наль. - Инжектор испорчен, уголь наполовину мокрый, люди замучены, а воды и шлака с трех вахт.
- Вручную придется, парни, лебедкой; одни не управимся, - сказал Бертье, сгребая мусор к воронке.
- Ладно, через час смену пришлю, - успокоил его механик, поднимаясь следом за Шорти по лестнице.
Кочегары и угольщики принялись за очистку котельной. Эрну, Падди и Наля француз отправил наверх ссыпать за борт золу.
На палубе работалось веселее: влажный морокой ветерок, прочистив забитые угольной пылью легкие, наполнил кровь кислородом и бодростью.
- Ад!.. Преисподняя! - пробормотал Падди, вставая около воронки. - Думают рабочего запугать этим… Будто там лучше!..
Он с отвращением плюнул в трюм кочегарки.
Эрна, засучив рукава, наклонилась к лебедке.
- Вира! - донеслось снизу.
Эрна осторожно нажала рычаг. Кадка, полная неостывших углей и золы, стремительно понеслась кверху. Второй поворот рычага остановил ее в уровень с грудью.
- Снимай, - скомандовал Падди.
Гарь пересыпали из кадки в огнеупорные мешки и носили по очереди через палубу к огромному мусорному рукаву, напоминавшему своей формой мифический рог изобилия. Из трюма по каналу воронки гулко доносились команды Кима:
- Ап!.. Даун!.. Вира!.. Майна!
Кадка, то полная, то пустая, металась, послушная рычагу, в трюм и обратно. Внезапно лебедка остановилась.
- Парни, давай бадью! В чем задержка? - крикнул Ким в рупор воронки.
- Лебедку заело, будь она проклята! - отозвался сверху ирландец, помогая Эрне выправлять цепь.
- К дьяволу тогда золу, вторая вахта докончит… Слазь кучей вниз, - скомандовал кочегар.
Но вниз, в духоту, идти не хотелось. Эрна и Наль нарочно замешкались около лебедки, пытаясь наладить цепь. Ветер, стихая, ласкал кожу нежными, теплыми дуновениями. В прояснившемся небе катилось ввысь солнце, странно похожее на корабельную круглую топку, полную раскаленных шлаков. Воздух постепенно накаливался.
Эрна отошла от лебедки и несколько тихих минут стояла у борта, любуясь золоченой спокойной поверхностью моря, еще недавно страшного в своей ярости.
В прозрачных глубинах неярко мелькнула спина большой рыбы, вспыхнули и погасли медузы, густо прозеленел островок плавучей морской травы, и совсем близко, на расстоянии нескольких футов от борта, проплыли, вытянув безобразные змееподобные морды и сонно шевеля лапами, две гигантские черепахи…
- Как, Тэдди Бридж, здорово намучился? - ласково спросил Наль, беря сестру под руку и тоже любуясь морем.
- В кочегарке было труднее, - ответила она с усталой улыбкой, радуясь, что опасность уже прошла. - На Бертье и Шорти страшно смотреть - все в ожогах. Они буквально прыгали по огню.
- Э-эй, пар-ни!.. Где вы застряли? - глухо донесся снизу голос Бертье. - Давай к поддувалам!
Все трое поспешно спустились в трюм продолжать вахту, но после ужасной борьбы с тайфуном в духоте кочегарки работалось вяло.
- Вот когда чувствуешь усталость, когда беда позади, - вздохнул старый Падди.
- Упарились… и уголь паршивый, - отозвался Бертье.