Молча кивнув - Геронтия можно было и не предупреждать о тайне следствия, и без того не отличался болтливостью, - Олег Иваныч поднял со снега шубу и, накинув ее на плечи, медленно направился к "Святой Софии".
Евдокся. Распутная вдовица Евдокся - так звали убитую. Знал ее весь острог, особенно молодые неженатые парни - давала всем и каждому. Отличалась безобидностью и крайне незлобивым нравом, любила выпить, особенно на халяву, впрочем, "любила" - это еще слишком мягко сказано. И кому было нужно ее убивать? Причины?
1. Ревность.
2. Ссора.
3. Что-нибудь еще?
Первые две версии были самыми простыми, лежащими на виду. Кстати, именно они обычно оказывались правильными. Бытовуха. Пили-пили, потом поссорились. Слово за слово - вот и нож в брюхе! Вернее, шея сломана. Тем более, эта самая Евдокся явно не отличалась богобоязненным поведением.
Да, так, скорее всего, и было, об этом свидетельствовал весь прежний опыт адмирал-воеводы. Но вот что-то все равно тревожило. Не срасталось что-то. Труп - и пожар. А не связаны ли эти два события? Ну, если Евдокся сама не поджигала, так, может, видела что? За то и поплатилась. К чему оставлять живого свидетеля. Но ведь это означало бы, что ночной пожар возник вовсе не сам собою! Значит, имел место поджог. А кому он был нужен и зачем?
- У владельца судна могли быть личные враги, - предположил Гриша. - Завтра проверю. Поспрошаю команду. Кроме того, - он усмехнулся, - мне кажется, далеко не все ушкуйники хотят плыть дальше. Рыбий зуб у них уже есть, мягкая рухлядишка, какая-никакая, тоже. Так зачем по весне лишние хлопоты? Уж лучше вернуться назад. А будет мало кораблей - часть людей придется оставить в остроге, а уж они тут найдут способ выбраться - починят какое судно или соорудят из плавника новое.
- "Николая Угодника" сложновато будет починить, - усмехнулся в бороду Олег Иваныч. - Хотя версия принимается. Работай, Гриша. Да, Ваня про летнюю охоту не вспомнил?
- Вспомнил, - Гришаня улыбнулся. - В лодке он был вдвоем с покойным Никодимом Ребро. И вот какое дело - они с Никодимом звали и остальных, да те отказались. Тем не менее другие видоки утверждают, что видели на охоте еще двоих с "Семгина Глаза", в отдельной лодке. И похоже, явились они позже других.
- Вспомнили - кто именно? - насторожился Олег Иваныч.
- Вспомнили одного - Игнат Греч, конопатчик с верфей. С ним был еще какой-то молодой парень, кто - видоки не помнят - молодежи-то на любом судне много.
- Игнат Греч… - задумчиво протянул Олег Иваныч. - Игнат Греч. Может, конечно, и пустышку тянем. Однако возьмем-ка его в разработку, Гриша.
- Не верится мне что-то, - помотал головой тот. - Как ты сам говоришь - мотивы? С чего бы конопатчику убивать Никодима Ребро? Хотя…
- Стоп, Григорий Федосеевич. - Адмирал-воевода прихлопнул рукой по столу. - А почему именно Никодима Ребро? Ведь первая стрела попала именно в него. Тогда какой смысл выпускать вторую?
- Ваня! - ахнул Гриша. - Ваня… Но…
- Хочешь спросить, а Ваня-то чем помешал? - поднял руку Олег Иваныч. - А ничем. Не Ваня, а батюшка его, боярин Епифан Власьевич, вот в чем причина-то! У бывшего степенного посадника мало ли врагов? Да хоть те же холопы или смерды. Выяснить надобно доподлинно - кто таков этот Игнат Греч, да как на верфи очутился, да почему, верфь бросив, с нами счастья искать подался…
- Ой, не гони, Олег Иваныч. - Гриша обхватил голову руками. - Легко сказать - выяснить.
- Никто и не говорит, что легко.
- Пытать бы этого Игната. Или в темную бросить.
- Основания? - Олег Иваныч вздохнул. - Нет у нас оснований, одни догадки. А без всяких оснований людей хватать - это произвол полный. Мы же не московиты! Может, и не Игнат это вовсе…
- Но как быть с Ваней? Он же…
- Правильно, Гриша. - Воевода кивнул. - Не получилось один раз с Ваней, враг может еще раз попробовать. И на этот раз не торопясь все подготовить - время есть, выждать только момент удобный. Потому - присматривай-ка, Гриша, за отроком. И Ульянке про то же скажи, а я - Геронтию. Впрочем, Геронтий и так его никуда не отпускает. Не убережем Ваню - как потом в глаза боярину Епифану посмотрим? А с завтрашнего дня вообще запретить свободный выход из острога - еще сбегут шильники-поджигатели.
Гришаня вдруг захохотал. Аж до слез, как давно уже не смеялся. Олег Иваныч недоумевающе посмотрел на него, пожал плечами, налил ему из кувшина ягодного морса.
- Ой, уморил, Олег Иваныч, - отпив морсу, Гриша икнул от смеха. - Сбегут, ха! Здесь тебе что, Новгород? Сбегут. Ну, пусть бегут, в тундру. Где ни еды, ни тепла - да еще и морозы грянут. Глядишь, дня три протянут. Если немирная самоедь их раньше не сожрет. Сбегут… ну уморил.
Тут захохотал уже и Олег Иваныч.
Вошедшая Софья с удивлением посмотрела на них: с чего бы это такое веселье? Неужто перевару напились? Узнав, в чем дело, улыбнулась сама.
Золотой бог на стене каюты угрюмо взирал на смеющихся. Нефритовые глаза его светились ненавистью и злобой.
Все короче делались дни - вернее, светлые часы и даже - минуты. Ударили морозы - по ночам аж бревна трещали. Почти все ушкуйники переселились в избы - тесно, да зато тепло. Скрипя зубами, в числе прочих переселились в дальнюю от залива избу и трое ушкуйников с "Семгина Глаза": Матоня с Олелькой Гнусом да бывший конопатчик Игнат Греч. Неспокойно в последнее время стало на сердце у Игната. Казалось, будто следит кто-то за ним. Пару раз, оборачиваясь, ловил взглядом чью-то удаляющуюся тень, а третьего дня неопрятный капитан Иван Фомин, непонятно с чего, начал вдруг расспрашивать Игната о верфях. С чего бы такой интерес? Ой, неспроста. Может, рассказал отрок Ваня про найденный яд да вышли-таки через Олельку и на него, Игната? Но, Олелькой, похоже, никто не интересовался. Таились до поры до времени? Адмирал-воевода хитростью своей далеко за пределами Новгородской земли славен был. Может, играл сейчас с Игнатом, словно кот с мышью. Нехорошо от таких мыслей было Игнату. Сам не свой стал: ходил - оглядывался, собственной тени пугаясь. Ночью не спал, ворочался. Вот и сейчас - мороз все крепчал снаружи, трескались бревна, небо на севере переливалось зеленоватыми сполохами. А Игнату не спалось. Вокруг храпели ушкуйники - на полатях, на печи, на широких лавках, вот как Игнат или Олелька. Смотри-ка, тоже, кажется, не спит паря!
Олелька поворочался, повозился, осмотрелся, откинув медвежью шкуру. Осторожно встал, подозрительно оглядываясь, растормошил спящего рядом соседа. Зашептал:
- Вставай, дядька Матоня.
Матоня проснулся сразу же, словно того и ждал. Что это еще у них тут за тайны?
Игнат Греч тут же притворился спящим.
- Возьми-ка еще пару. - Олелька достал что-то из-за пазухи, да, неловкий, не удержал в руках, уронил. Это "что-то" упало с явным железным звоном.
- Эх, косорукий, - зло буркнул Матоня. Осмотрелся - нет, все вроде тихо. Подобрал что-то. Шепнул, обернувшись: - Завтра будто бы по воду пойдем. Все в бадейку сложим.
- Думаешь, не уехал еще самоед?
- Не должен. Сказал же - ждать будет.
Утром, проснувшись под звон колокола, оба засобирались. Выбрали бадью, шест. Игнат еще раньше приметил, что слишком часто они вместе по воду ходят. Дождался, как вышли, обернулся к ушкуйникам:
- Микола, дай-ко самострел. Вроде в сопках песца видали. Пройдусь, как рассветет.
- И мы с тобой, дядька Игнат.
- Нет, вас не возьму - шумливы больно. Хотите - одни идите, а я, сами знаете, сам-один люблю.
Он нагнал их на льду реки. Вернее, даже не нагнал - знал, куда ходят - обошел слева, затаился за снежным наносом. Ага - вот и подельнички. Что-то не очень спешат ковырять затянувшуюся льдом прорубь. Свернули зачем-то к другому берегу - и бадью не бросают, тащат. Игнат бы, конечно, еще за ними, прощелыгами, последил - да только где тут спрячешься-то? Положив в ложе самострела короткую стрелу-болт, Игнат возник перед истекавшими потом от тяжелой ноши шильниками, словно злой самоедский дух. Направил стрелу в грудь Олельке:
- А ну, стоять, шпыни! Показывай, что в бадейке!
Олелька повалился на колени:
- Не стреляй, дяденька Игнат. Все, как есть, покажем!..
Матоня лишь хмуро кивнул.
- Ну и где же ваш самоед? - насмешливо поинтересовался Игнат после часа блужданий по сопкам. Он таки вошел в долю, пообещав свою непосредственную помощь в установлении связей с неким кузнецом Онфимом, у которого "железья, словно у кобеля блох". Самого дюже разбирало любопытство - что это за самоед такой и много ль у него золотишка? А самоед не находился. Да он и не мог найтись. С ночи еще выходил хитрый Иттымат из яранги и подозрительно смотрел на небо. Не нравилось ему небо, ой, не нравилось! А как к утру резко спал мороз да заклубились тучи - собрал Иттымат ярангу, сложил в нарты да стегнул олешек хореем. Судя по всем приметам - хороший буран ожидался. Ну его к злым морским духам. Лучше подальше в сопки податься, переждать. Правда, там чукчи… Впрочем, Иттымат надеялся с ними не пересечься. А что касается "новгородичей" с железными ножами - подождут. Надо будет - еще придут, после бури, которая не заставила себя долго ждать. Закружил ветер, завертел снегом, завыл, словно лютый волк. И так рванул - Олельку аж с ног сбило. Понесло по озеру - еле поднялся.
- Ой, дядька Игнат, пойдем-ка лучше обратно!