Он поднял пистолет, прицелился. Глеб посмотрел на обреченную глупую птицу, на хищный прищур Виталия, и ощутил почти непреодолимое искушение что есть силы врезать по этому прищуру. И непреодолимое отвращение к себе - знал, что не врежет.
Бичом ударил выстрел. Голубь вскинулся, завалился на спину и, планируя, как кленовое семечко, медленно упал в соседний двор.
- Класс! - выдохнул кто-то. Благоговейная тишина не была больше нарушена ничем. Деев, самодовольно улыбаясь, отсалютовал Говорову пистолетом.
- Ты промазал, - внезпано сказал Глеб.
- Что? - не понял Деев.
- Ты промазал.
- А чего голубь свалился? - удивился наивный Васюк.
- У него шок.
Смех, который рассыпался вслед его словам, обескураженная физия Деева - все это немного его утешило. Немного.
* * *
Ретрансляционный центр на горе Роман-Кош, тот же день, 1330 - 1345
- Мы не можем брать пленных, Гия…
- О, черт! - простонал сквозь зубы Козырев… - Ой, да что ж ты делаешь!
Хикс делал то, что был должен делать: срезал с него брюки, чтобы как следует наложить повязку на рану, которую Верещагин по причине спешки просто прижал перевязочным пакетом. Голая спина штабс-капитана блестела от пота, как и побелевший лоб Володьки. Анальгетик, видимо, еще не подействовал, ничего не попишешь - кровь нужно остановить, каких бы мучений это Володьке ни стоило. А кровь течет, как будто губку выжимают, и перевязочный пакет уже пропитался насквозь, и руки Хикса в ней по самые запястья…
Здесь все делали то, что должны были делать. Один Георгий не знал, что ему делать со взятым в плен спецназовцем.
Вслед за Артемом он вошел в здание административного корпуса.
- Помоги мне притащить это кресло в генераторную, - сказал ему Верещагин.
- Ты что… - не понял Георгий, - Ты собираешься положить Володьку ТАМ?
- Есть другие предложения?
- Здесь! В комнате отдыха! В любом из кабинетов!
- И как ты объяснишь советским, почему он ранен? С кем, по-твоему, мы перестреливались?
- Ты что, хочешь сказать, здесь еще кто-то будет?
- Может быть, и нет. А может быть, да.
- Из-за твоего "может быть" Козырев должен провести оставшийся день в одной каморке с трупами?
- Гия, мне это решение нравится не больше, чем тебе. Но другого выхода у нас нет.
- Спрячь его в аппаратной, если тебе так хочется его спрятать.
- Тратим время, - Верещагин снял с кресла матрас, оставив голый никелированный каркас.
- Почему? - Крикнул Георгий. - Чтобы не нервировать твоего осваговца?
- Нет, - Верещагин обернулся. - Но если советские здесь появятся, офицеры захотят получить доступ в аппаратную. И я дам этот доступ. И хватит трепаться, в конце концов!
Берлиани выругался по-грузински и подхватил никелированный мебельный скелет. В коридоре он встретил Сидорука, разматывающего пожарную "кишку". Нужно отовсюду смыть следы крови. Чтобы никто не узнал про маленькую комнатку в замке Синей Бороды. Пятнадцать трупов и один раненый. Пятнадцать человек на сундук мертвеца…
Пригнувшись, он вошел в дверь генераторной, бухнул железку в угол. Рядом Артем разложил матрас. Удобное ложе для Володьки. На трупы, в конце концов, можно не обращать внимания. Володьке, прямо скажем, будет не до них…
Он уже не стонал, притих. То ли вошел в ступор от боли, то ли подействовал морфин, который вколол Верещагин.
Вколол не раньше, чем разделся. Правда, разделся он довольно быстро. Не запачкать одежду кровью чертовски важно, потому что в ближайшее время действительно Бог знает, кто на них может свалиться, и все следы нужно как можно быстрее уничтожить - но КЕМ ДОЛЖЕН БЫТЬ ЧЕЛОВЕК, который способен помнить об этом, видя, как от боли корчится его товарищ?
О, нет, он очень умело ввел морфин, у него была легкая рука, и в его глазах темнела отраженная боль, но Георгий знал: кто бы из них ни упал раненый, Арт действовал бы точно так же: он все равно сначала вспомнил бы о том, что следы необходимо уничтожить, а концы - спрятать в воду…
- Нести его? - спросил Хикс. Томилин стоял на подхвате…
- Погодите, - сказал Верещагин. - Мы ничего не забыли?
Забыли, подумал Георгий. Ничего, сейчас он вспомнит…
- Твой пленный, Гия. Где он?
- Здесь, - Князь кивнул на дверь в генераторную.
Спецназовец был связан и еще не пришел в себя - Берлиани очень крепко гвазданул его по голове…
- Это хорошо, - сказал Арт. - Хорошо, что он здесь…
- Ты что, - Берлиани сглотнул, - И впрямь собираешься…
- Мы не можем брать пленных, Князь.
"Лучше бы я его убил, - подумал Берлиани. - Лучше я сам, в бою, чем Арт - вот так, сейчас, полуобморочного, как барана…"
- Ты не можешь так поступить, - прошептал Георгий.
Артем снял свой "Стечкин" с предохранителя. Поднял голову, посмотрел на Берлиани. Показал на распростертое у стены тело Даничева.
- Могу.
- Это подло.
- Сейчас идет подлая игра. И я буду самым подлым человеком на свете, если это поможет мне выиграть.
"А все-таки ты болтаешь. Тянешь время".
- Ты не должен этого делать! Мы солдаты, шени деда, а не шкуродеры! Есть Конвенция и мы должны ее соблюдать!
Верещагин наклонился к сброшенной одежде, вытащил из кармана своих брюк "Беретту" и протянул ее Георгию рукоятью вперед.
- Останови меня.
Не оглядываясь, он вернулся к пленному, связанному по рукам и ногам, приходящему в себя и пытающемуся поднять разбитую голову.
Пленный был, наверное, их ровесником, рыжим парнем с вытянутым крестьянским лицом, на высоком лбу выписан наследственный авитаминоз…
…осторожно, даже как-то нежно Арт прижал его голову к полу, к каменной плитке, приставил дуло "Стечкина" к затылочной впадине, задрал куртку спецназовца. накрывая его голову и свою руку, и плавно, как учили на занятиях по стрельбе, нажал на спуск…
Тело рванулось один раз. Арт поднялся, на куртке спецназовца начало проступать темно-красное пятно.
Берлиани как стоял, уронив руку с пистолетом, так и продолжал стоять.
Артем прошел мимо него.
- Несите Володю, ребята. У нас все готово.
- Погоди, - Георгий сглотнул. - Нужно их чем-нибудь закрыть.
- Верно. Ту ковровую дорожку, что мы убрали из коридора… давай развернем ее…
* * *
По долгу службы Востокову приходилось бывать и в камерах смертников. Та, в которой его поместили сейчас, была самой комфортабельной из всех виденных и известных понаслышке - с приличным туалетом, душевой кабинкой, удобной откидной койкой, журнальным столиком, креслом и телевизором. Окон не было - камера находилась в подвале, на одном из скольких-то подземных этажей этой таинственной дачи, - но на недостаток свежего воздуха и света жаловаться не приходилось: прогулки ему разрешали. Небольшой дворик, обнесенный трехметровой стеной, бассейн, шезлонги… В Москве еще стоял холод, загорать не получалось, но вода в бассейне была соленой и подогретой. Настоящая морская вода.
Неподалеку от бассейна по просьбе Востокова и его персонального охранника майора Ковалева расстелили широкий спортивный мат. Об этот мат майор уже успел удариться четыре раза, пытаясь запомнить прием, демонстрируемый Востоковым.
- Теперь моя очередь, ваше благородие, - сказал Ковалев, поднимаясь.
- Ваше высокоблагородие, - поправил Востоков, становясь в стойку.
- Извините, если что не так… - благодушно улыбнулся Ковалев. - Ну, давайте!
Востоков кинулся - вихрь крепких и быстрых кулаков. Ковалев ловко парировал удар ногой, поднырнул, перехватил кулак и бросил Востокова, как только что Востоков бросал его. Но Востоков на вершок отклонился, и энергия его ударов, помноженная на энергию Ковалевского броска, пошла по другой траектории. Майор оказался вовлечен в орбиту собственного захвата, и вновь припечатался спиной к мату. Востоков довел прием до конца, вывернув ему руку и зафиксировав ее в том положении, в котором хотя бы один дополнительный ньютон, приложенный в точке фиксации, приведет к вывиху предплечья из локтя.
- Так нечестно, вашсокобродь! - прохрипел Ковалев. - Этот контрприем вы мне еще не показывали!
- Суть айкидо, - Востоков отпустил майора, и часовой на стене облегченно вздохнул, опуская автомат, - Суть этого единоборства, Эдик, в том, что не бывает в нем раз и навсегда застывших комбинаций приемов и контрприемов. - Кувыркаться ему надоело и он сел, не прекращая наставительной речи. Майор Ковалев устроился напротив, только набросил на голые плечи камуфляжную куртку.
- Вы очень хорошо освоили каратэ, вернее, его местную модификацию, и вашу борьбу под названием "самбо". Но айкидо - это шаг вперед. Когда нет возможности на силу ответить силой, следует пользоваться слабостью - этот принцип дзю-до был взят Уэсибой с самого начала. На протяжении боя айкидоист не думает о том, какой прием провел противник, и каким контрприемом надо отвечать. Он думает, КУДА противник приложил силу и КАК этой силой воспользоваться. Заметив, что я прикладываю силу, вы применили захват, который успели запомнить. И все свое внимание сосредоточили на том, чтоб провести этот прием правильно. А нужно было только почувствовать, КАК я бью и пропустить мимо себя мои удары. Если бы тот, первый "моваши" вы не парировали, а пропустили над собой, добавив чуть-чуть собственной силы - вы бы швырнули меня, как тюк…
- Попробуем еще раз? - азартно подался вперед Ковалев.
- Пожалуйста, - пожал плечами Востоков. Они стали друг напротив друга: Ковалев - в спецназовскую стойку, Востоков - просто так, слегка ссутулившись, как плохой ученик у школьной доски.