Я полез в карман и вытащил несколько маленьких монет. Судьба на этот раз была ко мне неблагосклонна, все они оказались золотыми. У хозяина, понятное дело, при виде желтого металла, глаза вылезли из орбит, он приниженно принял плату и сразу же удалился из комнаты.
"Все равно завтра съеду", - оптимистично успокоил я себя. Теперь, когда начали возвращаться силы, я уже не чувствовал себя таким, как вчера, беззащитным.
Минут через десять после визита хозяина появилась его сестра. Она, как и прежде, вошла без стука, но, застав меня на ногах, смутилась и первой поздоровалась.
- Здравствуй, малый, - сказала она, слегка покраснев. - Вижу, ты уже встал?
- Здравствуйте, сударыня, - ответил я на приличном русском языке, давая понять вежливым, но светским приветствием, что тоже принадлежу к "сливкам общества". - Рад и вас наблюдать в добром здравии!
До этого случая мы почти не разговаривали, только обменивались односложными вопросами, и то, что я повел почти "светский разговор", окончательно загнало тетку в ступор.
- Так ты по-нашему разумеешь? - только и нашлась спросить она.
- Почему бы и нет?
Разговор у нас явно не складывался. Не пойму, что ее так смутило - возможно, опасение, что я разглашу подробности нашего ночного рандеву. Если, конечно, оно было.
- Проходите, садитесь, - пригласил я, указывая на единственный в номере стул.
Я подумал, что она откажется, но она кивнула и села. Говорить нам было не о чем, но сидеть одному в четырех стенах слишком скучно, и я воспользовался возможностью поболтать с представительницей прекрасного пола.
- Нынче по утрам стало уже свежо, - для затравки завел я разговор о погоде.
- Да, свежо, - как эхо откликнулась она.
- Вы прекрасно выглядите, вам говорили, что вы настоящая писаная красавица? - с натугой перешел я на другую тему. Получилось у меня это не очень ловко, даже пошловато, особенно учитывая мой нынешний юный вид.
Женщина так удивилась моим комплиментам, что ничего не смогла ответить, просто открыла рот.
- Мы еще не знакомы, - продолжил я, - позвольте представиться, меня зовут Хасбулат.
- Марья Ивановна, - машинально ответила она, продолжая смотреть на меня во все глаза.
- Капитанская дочь? - поинтересовался я, вспомнив одноименную повесть и имя-отчество героини Пушкина.
- Нет, бригадирская, - поправила она. - А ты… вы кем будете?
- Так, по делам путешествую. Да вот занедужил в дороге.
Марья Ивановна сочувственно вздохнула, но было видно, думала совсем о другом.
- Ты бы, милый, шел бы отсюда. Долго ли до греха…
Я внимательно смотрел ей в лицо. Теперь многое из ее поведения делалось понятно. Она не просто спала со мной, она меня, скорее всего, от чего-то спасала.
- Понятно, - сказал я, отвечая не на ее слова, а на свои мысли. - Спасибо, Марья Ивановна!
Однако не только уйти, но и собраться это сделать я не успел. Дверь в номер широко распахнулась. В комнату влетел хозяин с красным от гнева лицом. За его спиной маячили два мужика, одетые в извозчичьи армяки.
- Тебе кто дозволял по номерам шляться! - закричал он на сестру. - Убирайся к себе!
Женщина вскочила со стула и отступила вглубь комнаты.
- Не нужно, Поликарп Иванович, - просительно сказала она. - О душе подумай!
Однако хозяин ни о чем таком думать не собирался. Он был так зол, что с трудом удерживался от ругани и рукоприкладства.
- К себе! - кратко приказал он, гоняя по скулам желваки и сжимая кулаки. - Не твоего бабьего ума дело!
Я почувствовал, что семейная ссора вот-вот перерастет в нечто большее, и вмешался:
- Выйдите из моего номера! - громко сказал я ломающимся мальчишеским голосом.
От неожиданности хозяин на мгновение остолбенел, потом загрохотал, срывая зло на мне:
- Я тебя, басурман удалой, сейчас как собаку убью! Ты мне, пес смердящий, перечить будешь! Да ты знаешь, с кем говоришь!
Он мотнул головой помощникам и двинулся на меня. Те, мешая, друг другу протиснулись в комнату, и сразу в ней стало тесно. Я отскочил назад к кровати и выхватил из-под подушки пистолет.
- Вон отсюда! - закричал я, взводя курок.
- Да я тебя! - начал было Поликарп Иванович, но я прицелился ему прямо в лоб, и он замолчал на полуслове. Его помощники собрались броситься на меня, но я опередил их, закричав:
- Еще шаг, и стреляю!
Они нерешительно остановились, не слыша приказа хозяина.
- Вели им убраться отсюда, или тебе конец! - продолжил я, глядя в упор в полыхнувшие испугом глаза Поликарпа.
Тот понял, что я не шучу, и приказал:
- Оставьте нас!
Мужики послушно вышли, притворив за собой дверь.
- Марья, иди к себе! - снизив накал, опять приказал хозяин.
- Нет, - твердо ответила женщина. - Не будет по-твоему.
- Вам отсюда все равно не выбраться, - с ненавистью глядя то на сестру, то на меня, пообещал он, - подохнете здесь, как крысы.
- Лучше умру, но по-твоему все равно не будет! - упрямо сказала женщина звенящим голосом.
- Ладно! Родную кровь на безродного басурмана променяла! - не отводя взгляда от нацеленного в лоб пистолета, прошипел Поликарп Иванович, отступая к выходу. - Будь ты трижды проклята.
Хозяин толкнул дверь спиной и выскочил за порог.
Марья Ивановна, обессилив от нервного порыва, опустилась на корточки там, где стояла, и тихо заплакала, прикрывая глаза кончиками платка.
- Не нужно, - попытался я успокоить ее, - все будет хорошо! Как-нибудь выкрутимся.
- Нет, - сказала Марья Ивановна, промокнув последние слезинки, - ничего не поделаешь, придется погибать. Брат за деньги никого не пощадит.
- Это мы еще посмотрим.
- У тебя в пистолете всего один заряд. Он пошлет кого-нибудь из своих разбойников под пулю, и вся недолга. А дальше… - она не досказала, только горько вздохнула и перекрестились.
Мысль была, по меньшей мере, здравая и заставила меня заспешить. Первым делом я запер дверь на засов. Она открывалась наружу, так что внезапно выбить ее у нападающих не получится, придется выламывать, а это потребует времени. Следующее, что я сделал, это вынул из сундука саблю и освободил ее от тряпок. Несмотря на слабость, которая меня еще не оставила, с таким оружием продержаться было можно.
- А ты, Хасбулат, как я погляжу тоже не простого звания, - удивленно сказала Марья Ивановна, рассматривая мой арсенал. - Пистолет аглицкий, сабля турецкая.
- Индийская, - машинально поправил я, думая, чем еще можно задержать нападающих. - У брата много людей?
- Сам-друг шестеро, - ответила она.
- Тогда давай придвинем к дверям стол, чтобы, если ее выломают, не сразу сюда ворвались.
Марья Ивановна кивнула и помогла подтащить стол к дверям. После перенесенного ранения и высокой температуры я был совсем слаб и не справился бы без ее помощи. Когда приготовления были кончены, мы сели: я на кровать, женщина на стул.
- Как же получилось, что бригадирский сын сделался разбойником? - спросил я.
- Обычное дело, - ответила она, - как батюшка, а вслед за ним матушка преставились, начал играть Поликарп в карты и кости и все имение наше просадил, даже мое приданое. Он вообще-то не злой, только играет неудачливо. Сначала все свои деньги проиграл, потом казенные, попал под суд. В каторгу его не послали, но от службы уволили. Вот братец и придумал постоялый двор держать…
Дальше было ясно и без объяснений, однако она продолжила говорить о наболевшем:
- Набрал себе помощников, один другого хуже. Когда сюда попадаются бедолаги, вроде тебя, без роду и племени, или купцы с товаром и деньгами, они и губят души. Последнее время даже коробейниками не брезгуют…
- Понятно, - сказал я, думая, что предпринять дальше: не сидеть же нам без еды и воды в долгой осаде, ожидая неизвестно чего. - Ночью в окно вылезем, здесь невысоко, - сказал я Марье Ивановне.
- Он, Поликарп, умный, сторожей на ночь поставит. Да и куда мне от него деваться? Одна с голоду помру. Видно, отжила свое, пора и честь знать.
- Ну, это глупости, что-нибудь придумаем, я помогу тебе устроиться. Тебе сколько лет?
- Старая уже, скоро третий десяток разменяю, - грустно сказала Марья Ивановна. - Осенью двадцать восемь исполнится.
- Так ты моложе меня, - сказал я, забыв о своей юной внешности. - Мне уже тридцать.
- Как так тридцать? - поразилась Марья Ивановна. - Ты по виду совсем несмышленыш, я думала, тебе и половины от тридцати нет!
- Это у нас в Хасбулатии климат такой, все моложе выглядим, чем есть на самом деле.
- Так что же я, выходит, со взрослым мужем спала! - совершенно неожиданно воскликнула она и залилась краской стыда.
- Так ведь ничего же не было! - успокоил я.
- Это на мне грех! Я думала младенца спасаю! - взволнованно заговорила Марья Ивановна. - Так вот за что меня дева Мария карает!
- Глупости, - оборвал я совершенно неуместные в такой обстановке сетования. - За такие грехи не карают, а награждают. Считай, что ты сегодня ночью спасла невинную душу.
- Какая же у тебя душа, коли ты в Христа не веруешь!
- Бог у всех один, как его ни назови, во что ни верь, главное не греши!
Однако она не приняла мои резоны и продолжала переживать свое "грехопадение". Мне надоело слушать стенания, и я заговорил о другом. Постепенно Марья Ивановна успокоилась и немного рассказала о самом своем дорогом, о детстве, том времени, когда еще были живы родители, и любезный братец не пустил ее по миру и не втянул в разбойничий вертеп.