Когда я очнулся, дело близилось к вечеру. Как ни странно, плечо почти не болело, так что я для пробы даже рискнул приподнять руку над одеялом. Только тогда, когда мышцы напряглись, рана дала о себе знать.
Я опять расслабился и лежал, бездумно глядя в потолок, стараясь не вспоминать ни о чем негативном. Сил на борьбу с напастями, которые с завидной регулярностью последнее время валились мне на голову, у меня пока не было.
Неожиданно дверь в номер раскрылась, и ко мне без стука вошла женщина, та же, что заходила раньше и справлялась о здоровье. Я рассмотрел, что у нее красивое породистое лицо, умные глаза и волевые складки около губ.
Что ей было нужно от меня, я не знал. Она уже несколько раз забредала ко мне, спрашивала, как я себя чувствую, после чего по несколько минут молча стояла около дверей. В этот раз она со мной не поздоровалась, смотрела с какой-то внутренней тревогой, потом, так ничего и не сказав, ушла.
Предположить, что я ей внезапно понравился, было не совсем уместно - у нас с ней была слишком большая разница в возрасте. Для материнского же интереса я, напротив, был слишком взрослым. Пока я был болен и слаб, меня это не интересовало, теперь, когда мне стало легче, такое необычное поведение заинтриговало.
- Вы, наверное, хозяйка? - спросил я, после того как она опять застыла в дверях.
Женщина вздрогнула и, расширив глаза, несколько секунд боролась с желанием заговорить, потом вдруг быстро вышла за дверь.
"Что это с ней такое?" - подумал я. Хозяин и эта женщина, скорее всего, его жена, никак не вписывались в интерьер скромного постоялого двора. Они больше походили на пару небогатых чиновников, чем на обычных трактирщиков. "Наверное, выгнали со службы, - решил я, - вот они и открыли свое дело".
При том, что окружающее вызывало у меня какой-то подспудный интерес, я периодически находился в том состоянии, когда свое, внутреннее, доминирует над всеми внешними факторами, и все то, что происходит вокруг, кажется пустячным и не имеющим для тебя особого значения. Это было положение между жизнью и смертью, когда можно пойти на поправку или, напротив, сдаться и отказаться от борьбы за свою жизнь.
Скорее всего, пуля Сил Силыча, прострелившая мне плечо, оказалась отравленной, и теперь организм боролся за выживание. Периоды активности и относительного выздоровления сменялись упадком, когда все начинало казаться пустячным и ничего не значащим. То же было и с моим отношением к незваной гостье, которая, вдруг появляясь, привлекала к себе внимание, потом переставала восприниматься и делалась едва ли не предметом интерьера, таким же неинтересным, как чужая мебель в случайной комнате.
К ночи я опять расклеился - поднялась температура, и меня начало знобить. Я свернулся калачиком под одеялом и пытался согреться.
На самолечение сил не было У меня не хватило даже энергии запереться, хотя мысль об этом несколько раз приходила в голову.
Кончилось все это странным происшествием. Сознание было затуманенное, как в полудреме, когда еще не заснул, но уже и не бодрствуешь. Вдруг дверь в номер начала медленно открываться. Я услышал легкий скрип и попытался разглядеть, что происходит. В темном проеме показался силуэт.
- Кто вы? - спросил я сдавленным шепотом, пытаясь проснуться.
Мне не ответили. Темная фигура, неслышно ступая, подошла к кровати. "Это мне снится, - подумал я, - нужно проснуться". Однако сон продолжался. Послышалось шуршание одежды, и в темноте я разглядел белое женское тело.
- Ты болен, милый, тебе холодно, - прошептала гостья, - я тебя согрею.
Женщина присела на край широкой кровати и легла ко мне под одеяло. Я почувствовал мягкое тело с прохладной кожей.
- Кто вы? - вновь прошептал я, не понимая, сон это или явь.
- Неважно, я хочу тебе помочь.
Гостья обняла меня и прижалась. Она была совсем без одежды, и я, как бы сквозь сон, почувствовал запах молока и свежего хлеба.
- Вы хозяйка? - опять спросил я, не понимая, что собственно происходит.
- Молчи, - тихо ответила гостья, дыша мне в самое ухо. - Тебе скоро будет хорошо.
Я, честное слово, не понял, что она имеет в виду. Заниматься любовью в том состоянии, в котором я пребывал, было весьма проблематично. Что иного "хорошего" от ее пребывания в моей постели может быть, не представлял. Однако ничего другого, как ждать развития событий, мне не оставалось. К тому же мне не до конца было понятно, во сне это все происходит, или наяву.
Прижимаясь к женскому телу, я инстинктивно начал его ласкать, поглаживая самые заманчивые места, но ночная гостья остановила мои руки. Сделала она это не грубо, а как-то необидно, почти дружески.
- Спи, я тебя согрею, - произнесла она, как и раньше дыша в самое ухо.
Я внутренне успокоился и, прижавшись к ней, уснул. Что было дальше, не помню. Проснулся я, когда в комнату заглядывало солнце. Простыни подо мной были влажные от пота, но голова ясная и свежая. Температуры не было и в помине. Я был слаб, но почти здоров.
Гостьи, если она приходила на самом деле, а не приснилась, в комнате не было. Я вылез из-под одеяла и оделся. Мои сокровища лежали в сундуке для платья, там, куда я их вчера положил. Я вышел из номера и отправился в общую залу, где пока не было ни одного посетителя. Половой, который приносил мне вчера воду для умывания, дремал в углу, положив голову на грязную, залитую вином скатерть. Я тронул его за плечо, и когда он испугано вскочил, уставившись на меня заспанными глазами, попросил принести горячей воды и завтрак.
- Ага, счас, - пообещал он, как мне показалось, не зная, как ко мне обращаться, то ли "господин", то ли "парень" - я занимал дорогой номер, но выглядел точно таким же нищим, каким был он. - Тебе вина лучше или молока?
- Принеси мне молока и хлеба, - попросил я. - А кто такая женщина, которая здесь ходит?
- Где ходит? - удивился половой, оглядываясь по сторонам.
- Я ее вчера видел, такая высокая, полная.
- А, - протянул парень, - вот ты о ком. Это сестра хозяина, она немного не в себе. Раньше барыней была, а теперь тут живет.
- Почему она не в себе?
- Не знаю, может, ее родимчик хватил?
- Какой "родимчик"? - удивился я.
- Не знаю, - ответил половой. - Мало ли что в жизни бывает!
Я вспомнил способность многих своих соотечественников употреблять непонятные слова безо всякого смысла. Родимчик - это припадок с судорогами который бывает у рожениц и младенцев. Однако я сделал еще одну попытку понять, что он такое сказал:
- Она что, недавно рожала?
- Кто рожал? - удивился парень.
- Сестра хозяина.
- Это мне не ведомо, я здесь недавно.
- Ладно, неси еду, - попросил я, понимая, что чем дольше мы будем говорить, тем больше разговор будет вязнуть в непонимании друг друга. Половой принес заказ, я дал ему медную монету на чай и остался в одиночестве. Заняться было решительно нечем, оставалось только выздоравливать. Позавтракав, я приободрился еще больше и вышел из своего номера посмотреть, куда я, собственно, попал.
В общей зале постоялого двора посетителей еще не было. Был он меблирован тяжелыми, невысокого калибра и примитивной работы столами и широкими лавками вместо стульев. Не встретив никого из местной обслуги, я прошел во внутренний двор с парой сараев и несколькими коровами, щиплющими чахлую травку у дальнего забора. Не увидев ничего примечательного, я вернулся в свою комнату и прилег на кровать.
Тут же в голову полезли самые скверные мысли. Кроме непрекращающегося беспокойства об Але, меня волновала и собственная судьба. Документов у меня не было. Я был ранен, об этом знали или догадывались хозяева заведения, и могли сдать меня полиции. Я же, пока не окрепну, не смогу убраться подальше от этих мест.
В Питере в это время жило порядка двухсот двадцати тысяч человек. По нашим меркам, это совсем немного. Конечно, не все были на виду друг у друга, но и возможность затеряться в людском море была небольшая. Если начнется скандал в связи с убийством Сил Силыча и его подручного, полиция вполне может заинтересоваться раненым человеком, оказавшимся в беспомощном состоянии невдалеке от места преступления.
Судя по теперешнему самочувствию, возможности убраться с этого постоялого двора раньше завтрашнего дня у меня не было. Так что необходимо было простоять еще день и продержаться ночь, а там будет видно.
Невеселые раздумья прервал приход хозяина. Он явился за очередным траншем за постой. Когда он вошел, я встал ему навстречу.
- Ты, как погляжу, поздоровел? - спросил он без особого восторга.
- Да.
- Я за платой.
- Почему так рано? - удивился я. - Я вчера с тобой рассчитался за два дня,
- Здесь тобой интересовались, - неопределенно усмехаясь, сказал он. - Спрашивали паспорт, подорожную…
Это было явное вранье, видное, как говорится, невооруженным глазом.
- Нужно было ко мне привести, я бы показал, - равнодушным голосом ответил я.
- Так у тебя что, есть бумаги?
- А как же! Как бы я без подорожной въехал в город?
- Ты разве не беглый?
- Шутишь! Я, между прочим, Хасбулат-удалой! - зачем-то соврал я, вспомнив слова популярной народной песни.
- Ты - удалой? - не поверил хозяин. - Мне-то все равно, но я уже заплатил, чтобы тебя не трогали, кто мне деньги вернет?
Я хотел было сказать, что это его, а не моя проблема, но решил не ссориться и дать вожделенный рубль.
- Ладно, - примирительно сказал я, - заплачу тебе вперед.