Мужик, не издав ни звука, свалился на бок и затих. Впрочем, звуков хватило и от удара дерева о гулкую кость черепа.
- Ты что это сделал, мразь! - закричал "генерал", который оказался то ли слишком смелым, то ли глупым, и кинулся на меня со своей залитой свинцом тростью.
Однако я был и моложе и ловчее, бросился ему навстречу и подставил под удар свою биту. После чего его трость с хрустом переломилась пополам.
- Аааа! - взвыл "генерал" и пихнул в мою сторону кулаком с ее остатками.
Я отмахнулся и без особого пыла, но коротко и жестко ударил его дубиной ниже предплечья.
- А-а-а-а! - теперь уже не кричал, а выл от боли "генерал". - А-а-а! Помогите, убили!
Все происходило очень быстро, и оставшаяся компания даже не попыталась помешать разгрому своих рядов.
Вчерашние знакомые толклись на месте, переводя испуганные взгляды с меня на "генерала". Слуги, те совсем стушевались и прятались за их спинами. Я уже разошелся и, не теряя темпа, бросился на толпу, размахивая дубиной:
- Убью, вашу мать!
Всю оставшуюся четверку как ветром сдуло. Я захлопнул за ними дверь.
Теперь мы остались один на один с зачинщиком. "Генерал" держался левой рукой за предплечье правой, кривился от боли и смотрел на меня ненавидящим взглядом.
- Ну, мразь, тебе теперь несдобровать, - проскрипел он, до крови кусая нижнюю губу. - Живым ты отсюда не уйдешь!
- Тебе, говнюк, до того света гораздо ближе, чем мне, - в тон ему ответил я.
- Как ты меня назвал? - растеряно спросил он. - Ты меня, генерала, назвал гов…. Да как ты смеешь, меня, дворянина, кавалера ордена святого Станислава называть, - он хотел повторить обидный эпитет, но не решился произнести такое пакостное слово: стоял столбом и грозно смотрел на меня выпученными глазами. Моральное унижение оказалось значительно сильнее, чем физическая боль, и генерал даже приободрился, встал в позу и отпустил поврежденную руку.
Я, не обращая на него внимания, подобрал вторую отбитую ножку скамьи и засунул ее между дверных ручек, заблокировав вход. Генерал, ничего не предпринимая, молча наблюдал за моими суетливыми метаниями по залу. Обезопасив вход, я подобрал с пола плети.
- А теперь я тебя, кавалер, буду пороть, как Сидорову козу, - негромко сказал я. - Сам посмотришь, какое это удовольствие!
- Ты? Меня пороть? - бледнея, спросил он, кажется, начиная приходить в себя после первоначального шока. - Ты посмеешь меня ударить?!
- Очень даже посмею, - уверил я и в подтверждение своих слов хлестнул его по голове плетью.
Удар получился неудачный, у меня не был никакого навыка в обращении с таким специфическим оружием, но, тем не менее, на полном лице несчастного тотчас вспух кровавый рубец.
- Нет, нет! - закричал он и отскочил в конец залы. - Нет, ты не смеешь! Меня нельзя сечь!
Мне так не казалось. Напротив, беззащитный вид жертвы всколыхнул какую-то незнакомую муть в глубине души и на мгновение ослепил вспышкой сладкой ярости. Дурной пример оказался заразителен Жертва между тем подняла для защиты свою здоровую руку и "источала флюиды ужаса", это подстегнуло, и я ударил снова. Рука не помогла, и новый кровавый рубец вспыхнул на апоплексическом лице. Генерал покачнулся и без звука осел на пол.
В этот момент в дверь ударили чем-то очень тяжелым. Раздался сильный треск, ручки, удерживаемые засунутой в них ножкой, отлетели, обе створки дверей распахнулись настежь, и в зал ввалились кроме знакомых слуг еще несколько здоровенных мужиков. Этих я еще здесь не видел,
- Вязать его! - завизжал генерал, отползая на четвереньках к дальней стене залы.
Мужиков было трое. Один из них, судя по фартуку, дворник, был вооружен лопатой, двое других, в крестьянском платье, явились с пустыми руками. Они явно не зная, что делать, остановились в дверях и таращились и на меня, и на своего хозяина.
- Вяжи его, ребята! - опять закричал генерал. - Бей, не робей!
Он уже поднялся на ноги, но стоял на месте, не рискуя приблизиться. Пятеро, не считая хозяина, против меня одного было многовато, и я, не зная, что предпринять, на секунду замешкался - стоял посередине комнаты, угрожающе потряхивая ножкой.
- Вяжи его! - опять крикнул Маралов, начиная обретать уверенность в превосходстве сил.
- Я тебе повяжу! - пообещал я, быстро повернув голову в его сторону.
Воспользовавшись заминкой, на меня с лопатой наперевес бросился дворник. Мужик он был здоровый но неповоротливый и явно не участник кулачных боев. Поэтому я легко отбил его шанцевый инструмент и поднял над головой свою дубовую ножку для удара, после чего нападающий, несмотря на впечатляющую комплекцию, шустро отскочил к дверям.
- Бей его! - без прежнего запала, закричал хозяин. - Рупь премия!
Однако пока никто лезть на дубину не собирался. Мужики оставались стоять на прежнем месте, пугая меня грозными взглядами.
- Пустите меня! Я его убью! - закричал кто-то в коридоре, все быстро расступились, и в зал вбежал муж Марфы Никитичны. В руке у него был здоровенный старинный кольт, прямо как из американского вестерна. Шутка переставала быть смешной и трогательной. Теперь моя дубина выглядела совсем неубедительно.
- Руки вверх, застрелю! - закричал Василий Иванович и навел на меня револьвер. Между нами было не больше четырех шагов, и мне бы очень хотелось надеяться на то, что он умудрится промазать с такого расстояния. Чего, судя по решительному выражению лица, он делать не собирался.
- Руки вверх! - опять закричал он, с испугу прищурил правый глаз, потом вытянул руку вперед и собрался выстрелить.
- Тихо, тихо! - торопливо воскликнул я, и, демонстрируя смирение, бросил на пол одновременно и ножку от скамьи, и плети. - Сдаюсь, стрелять не нужно!
Лица противников оживились, и они все разом двинулись на меня. Теперь настал их час, и стало возможным отплатить за собственную трусость и заодно продемонстрировать хозяину отсутствующую преданность.
- Вяжи его, ребята! - опять закричал окончательно оживший генерал.
Ребята послушались и на мгновение закрыли меня своими широкими спинами от оставшегося на месте Марфиного мужа. Этих нескольких секунд мне вполне хватило, чтобы отскочить назад, к прижавшемуся к стене генералу Маралову, и приставить к его горлу самодельный нож.
- Стоять! - диким голосом закричал я. - Стоять на месте, а то генерала зарежу!
Изо всех присутствующих только я один смотрел американские боевики, так что мой поступок оказался для всех участников полной неожиданностью. Все застыли на своих местах, не зная, что в таком случае следует делать.
- Отпустите меня, вы делаете мне больно! Немедленно прекратите! - перейдя на "вы", закричал заложник, еще до конца не понимая, что с ним происходит.
- Я буду стрелять! - крикнул Василий Иванович, протискиваясь вперед.
- Василий Иванович, спокойно, пожалейте жену, убьёте генерала, вас на каторгу отправят, у меня большие связи в полиции! - попытался я сбить его с решительного настроя.
- Я ведь правда выстрелю, - пообещал он, однако не так решительно, как раньше. - Вы, вы, немедленно отпустите Трофима Кузьмича, а то…
- Бросай пистолет! - приказал я Василию Ивановичу, царапая оловянной ложкой горло Маралова. - Прикажи ему бросить пистолет, а то зарежу! - закричал я бедному обескураженному садисту в самое ухо. - Голову отрежу!
Генерал в запарке, скорее всего, не понял, что я от него хочу, и попытался вырваться, но силы у нас были неравны. Чтобы он не трепыхался, я порядочно приложил его головой о стену и развернул так, чтобы он оказался между мной и стрелком. Василий Иванович, имея меня на мушке, кажется, не успел сообразить, что он теперь целится не в меня, а в своего патрона. Делал он это, как и в прошлый раз, с зажмуренными глазами. Однако это понял Маралов, которым я теперь прикрывался как щитом.
- Васька, не стреляй! - отчаянно закричал он, но товарищ не успел понять, что к чему, и нажал на спуск. В закрытом пустом помещении оглушительно ахнул выстрел крупнокалиберного пистолета, и мой заложник, дико вскрикнув, рванулся из рук.
- Караул, убили! - закричал кто-то из нападавших, кажется, дворник.
Всё смешалось в доме Облонских. Теперь кричали все, и громче всех раненый Маралов. Единственный, кто сохранял спокойствие, это стрелок, он тупо застыл на месте, явно не соображая, что произошло.
Терять время было смерти подобно, и я, толкнув раненого генерала в сторону нападающих, одним прыжком подскочил к Марфиному супругу и вырвал у него из руки дымящийся пистолет. Он только ойкнул и не оказал ни малейшего сопротивления.
- А-а-а! Помогите, убили! - продолжал вопить раненый хозяин. - Помогите!
- Теперь все руки вверх! - вклиниваясь в общий хор, приказал я и навел на мужиков кольт. - Бросай лопату, сволочь! - крикнул я дворнику и ткнул в его сторону стволом.
Дворник торопливо отбросил свой профессиональный инструмент.
- Молчать! Всех убью! - предупредил я и остальную компанию.
Умирать никто не захотел, потому общий крик тотчас оборвался. Стонал только раненый. Он дурак-дураком стоял посередине зала, прижав руку к боку. Между пальцами сочилась кровь.
- Васька, - горько спросил он стрелка, - за что?
- Я, Трофим Кузьмич, того, я не хотел, сам не знаю, как вышло, - бормотал Василий Иванович трясущимися губами и с ужасом смотрел на патрона. - Это все он, все он, анафема!