Глава 222
Лежу себе, никого не трогаю, "примусы починяю". В смысле: размышляю над единственным числом в грамматической конструкции "одному Отцу и Духу". Вдруг - кричат. Кричит женщина, слезливо и ругательно.
Сколько раз я себе говорил:
- Ванька! Не лезь в туземные дела. От твоего сочувствия - люди дохнут.
Но… Святая Троица навеяла - пошёл доброго самаритянина изображать.
Рядом с нашей полянкой - овраг. По дну оврага идёт тропинка наверх. Добрые люди выложили её булыжником, чтобы вода не размывала.
Добрая женщина на таком добром булыжнике от добрых людей - добре навернулась. Сидит на земле, держится за ногу и описывает весь мир божий… в очень недобрых визгливых выражениях.
Я ещё весь в Святой Троице, в размышлениях о том, кто же конкретно так круто сам себя поимел на кресте. Поэтому выражаюсь миролюбиво:
- Что ж так, тётенька, неаккуратно. Под ноги надо смотреть. Ну, ничего, до свадьбы заживёт. Помочь чем?
- Ой, деточка, ой помоги старой да невдалой. Помоги встать-то, ручку-то подай.
Тут следом за мной из кустов вываливается мой неразлучный Сухан. Со своей неразлучной рогатиной.
Тётка сразу замолкла, глядит опасливо, пятится, да с первого же шага об корзинку свою споткнулась и на задницу села.
- Не, не… спасибо вам люди добрые… идите себе куда шли… я и сама дойду… мне тута недалече… за мною подруженьки идут, с ними слуги сильные, у них ножи булатные…
Ну - "нет", так - "нет". Солнце уже высоко, пойду-ка я съем чего-нибудь. Обходим тётку спуститься к нашему постою. Тут она, уже в спины нам, и спрашивает:
- А вы чьих будете? Что-то мне обличье ваше незнакомо.
Так-то господа попаданцы! Любые надежды на приватность и анонимность в "Святой Руси" - глупость и наивность. Я это умозрительно понимал. Но чтобы вот так, прямо в каком-то проулке, первая попавшаяся женщина во втором по размеру в стране городе беглым взглядом определила неместного…
Она уверена, что всех городских жителей в лицо знает. И абсолютно уверена, что человек сам по себе не бывает: "чьих будете"…
Что радует - я здесь уже полтора года и могу квалифицированно сформулировать свой "ай-ди":
- Смоленского столбового боярина Акима Яновича Рябины сын Иван. Это - слуга мой. А ты кто?
- Рябины сын? Какого Акима? Который сотником был? Славных стрелков смоленских? Живой он?
- А что ему сделается? Вон там, полста шагов, на постое сидит, бражку, поди, дует. Давай, тётя, мы тебя доведём. Посидишь, отдохнёшь, со старым знакомцем перемолвишься. Ножка твоя отдохнёт. А там Аким Яныч и коня запрячь велит - довезут тебя до дома как боярыню.
Тётка хромает, на каждом шаге отрывая мне плечо. И молотит без перерыва.
А я из ощущения собственной благостности - вот, добровольно и чистосердечно помог человеку - перехожу в стояние злобной радости: экую я Акиму подлянку нашёл!
Баба-то вздорная, глупая да надоедливая. Из прилипчивых сплетниц, "переносчивая". Эта-то Акиму плешь проест, будет "рòдный батюшка" знать, что с людьми надо по-хорошему.
Под "людями" я, естественно, подразумеваю себя любимого.
Только Аким и сам не пень трухлявый. Лишь углядел бабёнку - велел бражки подать, нашей фирменной, которая княжьим не продалась, да меня за стол посадил:
- Посиди, дитятко, послушай - чего люди бывалые вспоминают, на ус наматывай, ума-разума набирайся.
Вот же жучара! Теперь и мне придётся бабский глупый трёп слушать!
Послать? Да запросто! Но не в присутствии городской сплетницы. Иначе завтра на торгах кумушки местные в крик кричать будут, что "Рябина с рябинёнкам ножами булатными за обедом режутся!".
Сижу-терплю-слушаю как гостья четверть века назад с молодыми стрелками кусты задницей мяла, да что Аким тогда высказал.
Колебания воздуха - мимо, лицо - внимательно-уважительно, в голове - как бы построить поддув в кузнечный горн. Обычная здесь схема мне не нравиться, вот и пытаюсь изобрести чего-то новенькое, хотя всем известно: надо ставить мехи кузнечные и качать ими воздух. "Как с дедов-прадедов бысть есть".
Тут молотилка зацепилась. По ключевым словам: Анна, вдова, гробница.
Ничего не напоминает? - Правильно. Мольер, "Дон Жуан". В варианте "Каменный гость", А.С. Пушкин.
Только статуи командора нет. Поскольку статуй на "Святой Руси" нет вообще.
"Не сотвори себе кумира" - старинное еврейское правило. Со времён Исхода и "золотого тельца".
Российское правительство в начале 21 века подарило Иерусалиму статую царя Давида. Умники поставили её около тамошней иешивы. Тут будущие раввины толпами ходят, "не сотвори себе…" в обраввиненные мозги забивают, а тут голый идол стоит… Вот его и… деформировали.
Можно сказать: "акт вандализма", можно: "защита традиционных ценностей".
Почему кусок камня, в котором наше воображение при определённом освещении, находит сходство с человеческим телом или животным - "нельзя" - грех идолопоклонничества, а доску с пятнами разных оттенков, в которых наши фантазии видят чего-то типа трёх мужиков со стаканом - "можно" - святая икона?
Здесь - не Мольер: статуи нет, вместо командора-покойника - покойник-кречетник.
Ну что тут непонятного?! Есть - соколы, есть - кречеты. Их и в "Слове о полку Игореве" вспоминают. Есть княжеская соколиная охота - важный элемент придворного образа жизни.
Нет ещё лучших кречетов - исландских белых, за которым датские короли ежегодно специально посылали корабль. Нет "красных кречетов", которых Московским государям будут под особой охраной привозить с Русского Севера.
Такого размаха, как при Алексее Михайловиче Тишайшем, который был просто фанатом этого дела, у которого было две сотни сокольничих, причём каждому давалось и немаленькое поместье с деревенькой, и очень неплохой оклад, раз в 10–20 выше стрелецкого, и освобождение от налогов и повинностей, у Смоленских князей в 12 веке - нет.
Но, честно говоря, когда над замкнутым, обозримым здесь, в отличие от Киева, простором Днепровской долины, под удивительно синим небом, вдруг раздаётся хриплое "кьяк-кьяк-кьяк", и кречет падает из поднебесья на клин уток, превращаясь из точки в пятнышко, в пятно, в различимого красивого охотника… В смерть летящую. И бьёт какую-нибудь крякву клювом в затылок… От утки летят перья. Комок, только что бывший большой птицей, кувыркаясь летит вниз. А кречет вдруг, внезапно, распахивает крылья, крутым виражом уходит в сторону и, поймав восходящий поток воздуха, начинает снова набирать высоту, "возлетеша подъ синие небеса позвонять своими позлачеными колокольца"… дух захватывает. У людей на лицах - радость, восторг и… зависть. Радостная, восторженная зависть к невозможному. К свободному полёту в поднебесье.
Ростик это занятие любил, и толк в нём понимал.
В сокольничие брали молодых людей незнатного происхождения со специфическими талантами. Здесь говорят: "понимать язык птиц и зверей".
Специально для попаданцев: дрессировщик пернатых хищников в "Святой Руси" - очень востребованная специальность. Условия найма - вполне приличные.
И этот кречетник служил-служил да и выслужил. Князь пожаловал боярство, вотчину, усадьбу в городе и жену молодую. Тринадцатилетнюю девчушку из древнего, но захудалого рода выдали за пятидесятилетнего княжьего ближника.
Молодые жили… прилично. Кречетник пропадал на своём птичнике, девчушка гуляла по усадьбе, хозяйство боярское как-то функционировало.
Вскоре после той свадьбы, три года назад, Ростик перешёл в Киев.
А Благочестник к соколиной охоте… Не благолепие, однако. Иисус-то с соколами не охотился…
Соколиную службу не то чтобы ликвидировали - Ростик бы не одобрил, а просто забросили. Новых птиц не ловили, молодёжь отправили в Киев, содержание подсократили.
Кречетник от безделья загрустил, заболел и через два года помер. Вотчину князь отдал каким-то двоюродным племянникам умершего, а городская усадьба отошла к молодой, просто юной - 15 лет, вдовице.
Немедленно сыскалось великое множество разного рода кандидатов в утешители. И - в имения управители. Но… год карантина.
В православной традиции вдова не может выйти замуж раньше, чем через год. А для вятших да ещё в этом, столь благочестивым князем управляемом, городе… Кому-то охота вызвать неудовольствие местечкового монарха?
Конечно, есть и через-постельные пути. Но верховая дворня друг за другом следит и никого к боярыньскому телу не пускает. Заняли круговую оборону по всем азимутам. Поскольку хозяина им никакого ненадобно, с такой-то хозяйкой - лучше не бывает.
Племяннички покойного прикидывают, как бы вдовицу к себе переманить, да и забрать усадьбу. Церковники, для которых вдовы да сироты - лакомый кусок со времён Петра и Павла, набивают девчонке мозг религиозным туманом, имея в виду перспективу ну очень большого вклада на ну очень благие дела.
Ситуация - штатная. Называется - "вынужденно отложенный передел имущества".
Девчушка эта, Аннушка, попала замуж дитя-дитём, на мужа своего смотрела раскрыв рот - он ей в деды годился, а старших надо уважать.
Как часто бывает, вскоре после похорон, когда память о бытовых мелочах и неурядицах стёрлась, уважение перешло в поклонение. Этому немало способствовал и усадебный иеромонах.
Я уже говорил, что большинство боярских усадеб имеют собственные церкви или часовни. Здесь тоже довольно приличная часовенка.
Хотя в часовнях нет алтарей, а уважаемых людей в православии хоронят именно под алтарями, но… упокоившегося кречетника положили в каменном гробу в подвале часовни: "последняя воля покойного".