Этот парнишка, когда я уйду, ступит на "воровскую дорожку". Не потому, что он сволочь, а просто потому, что я не сумел организовать его труд, не предусмотрел его обучение, не озаботился писарем… Мой прокол - не его. Но со временем на меня будут смотреть вдова и сироты казнённого мною придурка.
Как говаривала одна моя знакомая:
- Шо ви делаете мине нервы?! Не делайте!
Коллеги-попаданцы, понимаете ли вы, что, не внедряя эффективные системы учёта и контроля, вы ввергаете массы ваших людей, ваш народ в разврат наглого, безграничного и, часто, бессмысленного воровства?
По "Вию":
"Богослов Халява был рослый, плечистый мужчина и имел чрезвычайно странный нрав: все, что ни лежало, бывало, возле него, он непременно украдет…
…вдруг нос его почувствовал запах сушеной рыбы. Он глянул на шаровары богослова, шедшего с ним рядом, и увидел, что из кармана его торчал преогромный рыбий хвост: богослов уже успел подтибрить с воза целого карася. И так как он это производил не из какой-нибудь корысти, но единственно по привычке, и позабывши совершенно о своем карасе, уже разглядывал, что бы такое стянуть другое, не имея намерения пропустить даже изломанного колеса, - то философ Хома запустил руку в его карман, как в свой собственный, и вытащил карася".
Сидим себе, "упорядочиваем изъятое", вдруг, обманувшийся тишиной, влетает младший стольник.
Подчинённый, наверняка - подельник. В руках свёрток небольшенький. Я уже говорил - карманов в здешних одеждах нет.
Тяну свёрточек к себе - как-то… не отдаёт. Забрал, развернул - четыре серебряных ложки типа десертных. У одной - ручка погнута.
- Это что?
- Дык… господин стольник велел… какая посуда погнутая или поломанная… принесть для починки…
Разгибаю ручку ложки. Серебро здесь - мягкий светло-серый металл.
Блестящие твёрдые монеты, в Англии, например - делать не умеют, поэтому английскому королю пришлось лет 10 назад дать гамбургским купцам кучу привилегий - чтобы они английское серебро чеканили. Так возникла самая первая в истории Ганза.
- Вот, отогнул и… починил. А остальные и вовсе добрые.
Похоже, подручный не в курсе смерти своего господина - вот и несёт околесицу. И ещё несёт примерно кунскую гривну ворованного серебра. Для крестьянина по "Русской Правде" - цена всего урожай жита за два года.
- Ноготок, Чимахай. Возьмите страдальца да отведите в поруб. Надо здешние… местности обживать. И расспросите… подробненько.
- Про что?
- А вот про это. Кто, чего, сколько, когда… и где спрятал.
Объяснил Ивашке порядок проводимой фактической ревизии имущества покойного, классификацию и места складирования, сам пошёл протокол допроса писать.
Как-то не вспоминается ни один ГГ, который у своих слуг протоколистом работал. Может, ГГуи просто не знают о стабилизированной информации? Что такое: поиск внутренних противоречий в тексте, сравнительный анализ информации из разных источников, повторный анализ по вновь вскрывшимся обстоятельствам…? Это только мы, ДДаи понимаем?
"Пособник" колется от одного вида полуразрушенной дыбы. Закладывает весь личный состав усадьбы вперемежку с прошениями о помиловании в слезливо-сопливой форме.
Хреново - главная повариха тоже ворует. Теперь питаться - только сухарями, отравят же сдуру!
Ноготок уныло вздыхает: ему пришлось отложить кнут и взять писало. У него тоже… не скоропись.
Тут по лестнице мат, грохот. Дворник приволок очередного дурня.
Старший конюх велел младшему отнести узелок родственнику в городе. Парень пошёл, но на воротах воротники с моим приказом - никого не впускать, никого не выпускать. Старший конюх - прибежал, сторожу взятку - дал. Тот поломался и начал открывать ворота.
Всё происходит в трёх шагах от Чарджи. Ума не приложу - похоже, местные решили: если мужик чуть красивее крокодила, то русского языка не понимает.
Ханыч их разочаровал. Но… три добрых православных мужа… на своём дворе… да выкинем этого поганого нафиг!
Ага. Два трупа и пленный.
У прибежавшего на шум дворника хватила ума не лезть под столетний клинок инала, отмежеваться от своих подчинённых и приволочь пленного ко мне.
- У тебя в узелке иконы. Откуда?
- Дык… не знаю, не ведаю! Начальник велел отнесть! Ни сном, ни духом!
"- Куме! Шо ж ты робишь у мени в погребе?! Со шматом мого сала у зубах!
- М-м-м… Ото ж".
- Ото ж. Вы иконы на конюшне коням показываете? Для конского умиротворения и благорастворения? Чимахай, подвесь-ка дурака во-он к той перекладине.
Чимахай утаскивает вопящего придурка, а дворник тяжко вздыхает и рушится мне в ноги: пошло чистосердечное признание. Во всём.
Попаданцы и попадуньи! Самый экономически эффективный вид деятельности - получение чистосердечных признаний из растёкшейся "соли земли русской". "Выпаривание", так сказать.
"Не парься, будь счастлив" - отечественный вариант английского оптимистического: "don't worry, be happy". "Happy" - не получается.
Приглашаю спальника. Дедок седой уже.
- Дед, ты зачем запону девическую украл?
- Дык… эта… у меня в городе унучечка. Ей же ж в пору. А хозяйке-то… девичье-то уж не носить.
В усадьбе примерно человек сорок взрослых. И почти все - ворьё. Хотя они так не думают. Они просто взяли попользоваться, приспособить… ненужное, ничейное, неиспользуемое, малость испорченное, негожее…
Маленький люфт в понимании права собственности в 12 и 21 веках - в моём понимании - превращает почти всё население "Святой Руси" в воров. Как превратились в преступников всевозможные "несуны" - значительная часть советского народа, при переходе от "социализма" к "капитализму".
"Любимая, зеленая, знакомая, широкая,
Земля моя ты, Родина - привольное житье!
Эх, сколько мною езжено, эх, сколько мною пройдено,
Эх, сколько мною видано! И все теперь - мое!".
Вот это - "всё теперь - мое!" - у нас на Руси постоянно. И в "Святую Русь" лазить не надо.
Пришлось поднимать всех своих. Усадьба сама по себе перекрыта по периметру. Достаточно только пополнить местных сторожей своими людьми, и подозреваемые не разбегутся. Но для "задержанных" не хватает места - поруб маленький.
И непонятно - куда их потом девать? Вышибить со двора? - Так они пойдут жаловаться. Влезут власти, дело пойдёт в суд, звон-скандал по городу. Доказывать факт воровства по каждому эпизоду…
Я веду "сыск и расправу" - на чужом дворе. В чистом виде превышение полномочий. Это не мои люди, не моё имущество, согласия хозяйки на проводимые мероприятия у меня нет. В любой момент меня тут ка-а-ак… Прискачут племянники покойного, или церковники прибегут…
О! Один уже бежит. Наш попец рысит из часовни к поварне.
- Дык… эта… поснедать бы… а то оно… бурчит, вишь.
- Пост при молебне - дело необходимое и дюже пользительное. Есть тебе нельзя. Но можно… закусывать. Цени доброе отношение, голова пòповая.
Согласно моей расстановке ударения, "голова" меняет свой статус из социально-сословного на медицински-анатомический.
Съел-проглотил. Видно, в самом деле - кушать очень хочет.
Голодненький, невыспавшийся, испуганный о. Никодим жадно накатывает кружку нашей бражки, спешно зажёвывает рыбьими хвостами, стремительно косеет. И, преисполнившись благодарности за кормёжку и проявленное участие, начинает сплетничать.
- Слушай, Никодим, а как у вдовицы с покойным было? В смысле - в постели. Всё ж разница-то в возрасте… не слыхал?
Два болтуна. Аннушка исповедовалась в отклонениях от "святорусского" стандарта: муж любил кусать её груди. Никодим, шёпотом, наклонившись ко мне, дыша спиртом и жареной рыбой, расцвечивает её исповедь собственными домыслами, придыханиями, закатыванием глаз и повторением фразы:
- Ток ты смотри - никому!
Наконец, слегка покачиваясь, уходит к месту несения службы. Впрочем, поп службу не несёт, а ведёт. Или - проводит.
У меня снова - допросы, инвентаризация… и нарастающее предчувствие неприятностей. Вот счас они ка-а-а-ак придут порядок наводить… Княжьи, епископские, городские, родственники, соседи, власти… И - спёкся Ивашка-попадашка.
Я начал рейдерский захват. Остановиться не полпути - невозможно. Нужно довести зачистку до конца. "До блеска". Мои люди уже устали, они всё чаще ошибаются. Местные, за единичными исключениями - ворьё. Мои действия противозаконны, и это в любой момент даст соответствующую отдачу…
Ключевой персонаж в данной интриге - Аннушка. Может побить её? Так это… по "Вию":
"… схватил лежавшее на дороге полено и начал им со всех сил колотить… Дикие вопли издала она; сначала были они сердиты и угрожающи, потом становились слабее, приятнее, чище, и потом уже тихо, едва звенели, как тонкие серебряные колокольчики, и заронялись ему в душу… "Ох, не могу больше!" - произнесла она в изнеможении и упала на землю…
Перед ним лежала красавица, с растрепанною роскошною косою, с длинными, как стрелы, ресницами. Бесчувственно отбросила она на обе стороны белые нагие руки и стонала, возведя кверху очи, полные слез".
Мда… Я бы тоже посмотрел. На "белые нагие руки"… И, само собой - на такие же ноги… Полено, что ли, подходящее поискать? Или просто дрючком своим? Кстати, где он? Дело уже к вечеру…
Пока поп был трезв, он успел организовать уборку территории. Часовенка и склеп вычищены от мусора. Сам саркофаг оббили досками и затянули чёрной тканью.
Я принёс и бросил на пол здоровенный овчинный тулуп: дабы вдовица не валялась на замусоренной земле. Поставил Сухана у дверей часовенки - ну, типа, чтобы черти не лазили как вчера.