* * *
1661 год
- Вот, ваше величество, - Кольбер сгрёб ворох бумаг, заваливших весь письменный стол, - во всех ведомостях одно и то же: отчётные цифры расходов уменьшены, а доходов - наоборот, увеличены. Мессир Фуке пользуется вашей казной, как собственным кошельком. Размах спекулятивных махинаций огромен - господин суперинтендант финансов подобен червю, забравшемуся в яблоко и непрерывно его пожирающему. И он не успокоится, пока от яблока, имя которому Франция, не останется лишь источенный огрызок! - Кольбер нервным движением поправил локон своего завитого парика. - И это ещё не всё. Фуке готовится к борьбе за власть: он купил остров Белль-Иль и превращает его в крепость, он создаёт свою собственную армию, он вербует себе приверженцев. Мессир Фуке бросает вам вызов, сир, - не зря на его гербе под изображением белки написано "Куда я ещё не забирался?".
"И ещё этот прыщ Фуке осмелился приволокнуться за Луизой де Лавальер, - подумал Людовик XIV, - за моей любовницей, и этого я ему не прощу!".
Пятого сентября 1661 года суперинтендант финансов Франции Николя Фуке вышел из зала заседания королевского совета и вальяжной походкой направился к своей карете. Но не дошёл: дорогу ему преградил человек в форме королевских мушкетёров (окажись здесь Манон Леско, она сразу же узнала бы в этом мушкетёре того самого, который четверть века назад случайно зашёл с товарищами в кабачок на окраине Парижа, увидел Манон, пожалел её и круто изменил её судьбу).
- Лейтенант д'Артаньян, - представился мушкетёр, преградивший дорогу Фуке, - вы арестованы, мессир.
Процесс Фуке тянулся три года. Приверженцы Фуке (а таких было немало) старались добиться королевского помилования, но Людовик XIV был непреклонен: он жаждал крови. В конце концов Фуке был присужден к вечному изгнанию и конфискации имущества. "Законы государства гуманны" - сказал один из судей. "Государство - это я!" - заявил тогда король и заменил изгнание пожизненным заключением. Николя Фуке окончил свои дни в Бастилии, а во Франции наступила эра Кольбера - человека, очень много сделавшего для её величия.
Жан-Батист Кольбер, фактически ставший государственным министром финансов сразу после ареста Фуке, обладал бешеной энергией. Он поставил перед собой цель: благо Франции, и шёл к этой цели, применяя жёсткие методы, типичные для семнадцатого века. Он навёл порядок в сфере финансов (особая судебная палата, занимавшаяся расследованием финансовых злоупотреблений, поступала с виновными без малейшего снисхождения - смертная казнь была столь же обычной мерой наказания, как и огромный денежный штраф), укрепил экономику и торговлю, упорядочил налоги - Кольбер взял за правило облегчать повинности бедных за счёт богатых. При нём развивались искусство и наука, при нём были заложены основы будущей французской колониальной империи. И Кольбер исполнил мечту Ришелье: он создал мощный военный флот - тот самый, появлением которого был неприятно удивлён де Рёйтер в сражении в Па-де-Кале.
Через пять лет после начала "эры Кольбера" этот флот имел уже полсотни линейных кораблей, а еще через пять лет их было уже больше ста, а общее число французских боевых судов увеличилось втрое. Французские корабли отличались своими высокими мореходными, конструктивными и боевыми качествами и служили образцом для подражания. Кольбер ввёл матросскую повинность, написал устав флота, а для обеспечения гребных судов нужным количеством гребцов некоторое время все провинности наказывались ссылкой на галеры. И никто иной, как Жан-Батист Кольбер, создал новый тип боевого корабля.
Имя отца линейного корабля, родившегося в ходе первой англо-голландской войны, неизвестно (скорее всего, отцов было несколько), зато известно имя отца фрегата: Кольбер. Собрав лучших математиков и физиков страны, Кольбер поручил им разработать проект корабля, который был бы достаточно мощным и в то же время быстроходным, вёртким и способным совершать далёкие плавания в бурных морях. Задание министра было выполнено, и вскоре с верфей Франции сошли на воду первые фрегаты - предки крейсеров. Фрегаты имели три мачты и одну закрытую батарейную палубу, несли от двадцати до сорока орудий среднего калибра и далеко превосходили маневренностью и ходкостью неповоротливые линейные корабли. И эти фрегаты понесли флаг Франции во все части света…
* * *
1669 год
- Господа, дело, ради которого я вас пригласил, чрезвычайно важное, и, - Бертран д'Ожерон, губернатор Тортуги, сделал многозначительную паузу, - не терпящее излишней болтовни.
Обращение "господа" было не слишком привычным для двух его собеседников: оба они - и Франсуа д'Олонэ, и Пьер Легран, - были обыкновенными пиратами, хоть и разными по замашкам. Д'Олонэ, прославившийся на всё Карибское море своей зверской жестокостью, являл собой яркий образчик типичного морского бандита, живущего сегодняшним днём, от грабежа до грабежа, тогда как Легран был натурой более утончённой и думал о будущем. Но обоих этих людей роднила незаурядность, пусть даже разная, и поэтому д'Ожерон, хорошо знавший всех флибустьеров Вест-Индии, остановил свой выбор на них. Джентльмены удачи не ощущали никакой неловкости при тесном общении с господином губернатором: Бертран д'Ожерон де ла Буэр в прошлом сам был капитаном и буканьером, а в настоящем имел свою долю в пиратской добыче.
- Я предлагаю вам послужить королю Франции, - губернатор перешёл к делу.
"А зачем нам это надо?" - чётко обозначилось на лице д'Олонэ.
- Каким образом? - спросил Легран с некоторой заинтересованностью.
- Надо взять Нью-Йорк, - сказал д'Ожерон. - Это бывшее владение голландцев, оно называлось Новый Амстердам, но пять лет назад англичане вышвырнули оттуда прежних хозяев и уселись там сами. А наш король полагает, что там должны сидеть мы, французы. Вы ведь специалист по штурму городов, Франсуа, - вы взяли Маракайбо.
- Я сделал это первым, - уточнил д'Олонэ с оттенком самодовольства, - никто из буканьеров до меня не захватывал испанские города.
- Вот именно, - д'Ожерон благодушно кивнул, - поэтому для вас не составит труда взять ещё один город, на сей раз английский. Тем более что вам помогут.
- Взять-то можно, - согласился д'Олонэ, - но только зачем? У испанцев полно золота и серебра, а что возьмёшь с англичан? Ради чего мы будем рисковать шкурой, Бертран? Я, конечно, патриот Франции, но…
Легран молчал, но было видно, что он разделяет мнение своего собрата по ремеслу.
- Ради того, чтобы сберечь эту самую шкуру, - холодно перебил его д'Ожерон. - Между Испанией и Францией идут переговоры о мире, а твой лихой налёт на Маракайбо вызвал негодование короля Испании и создал трудности королю Франции. Вот здесь, - он тронул свиток, лежавший на его столе, - предписание. Тебя должно арестовать и судить, Франсуа д'Олонэ. И, я так думаю, повесить. Теперь с тобой, Пьер, - губернатор посмотрел на Леграна. - Ты, как я знаю, недавно захватил испанский галеон с богатой добычей - лихое дело, я восхищён. И ты собираешься вернуться в свой Дьепп и жить там в своё удовольствие - разумно, не спорю. Но ты ведь не хочешь, - вкрадчиво произнёс бывший корсар, - чтобы кто-то заинтересовался происхождением твоего благосостояния? А это может случиться!
Д'Ожерон снова сделал паузу и, не давая пиратам опомниться, подытожил:
- Итак, господа, выбор за вами: или вы принимаете предложение короля, или… Что же касается добычи - можете очистить этот жалкий городок от всего, что там найдёте. Его величеству нужна эта земля, а не сундуки тамошних поселенцев.
- Но справимся ли мы с англичанами, имея только наши лёгкие посудины? - спросил Легран, и по самому вопросу было уже ясно, что умный нормандец свой выбор уже сделал.
- Да, - поддержал его д'Олонэ, - если мы столкнёмся у Нью-Йорка с военными кораблями англичан, я не дам за наши шкуры и пары пиастров. Тогда уж лучше сразу на виселицу - чего тянуть?
- Корабли у вас будут, - успокоил д'Ожерон. - По ряду причин его величество не хочет открыто посылать туда свой флот, но кто мешает ему передать вам - временно - пару-тройку хороших фрегатов с экипажами? И это будет сделано. А с суши, как я уже говорил, вас поддержат - у генерал-губернатора Новой Франции есть надёжные союзники. Ну, ваше слово?
- Я согласен, - буркнул д'Олонэ. - Не люблю англичан - один этот Морган Рыжий чего стоит…
- Я тоже согласен, - Легран кивнул. - Я верноподданный его величества.
- Я в этом нисколько не сомневался, - улыбнулся господин губернатор, поглаживая свой шёлковый фуляр, и приказал слуге-негру, стоявшему рядом: - Рому капитанам! И мне тоже, а то от этих разговоров у меня уже в горле пересохло.