- Здрав будь, Евстафий!
- И ты будь здрав, друже.
Поболтали, потом Михаил повел часть артельщиков в дом… На крыльце оглянулся - Ак-ханум, верхом на вороном жеребце, пронеслась мимо в сопровождении воинов Шитгая. Ай, ай… зря она доверят этому гнусному толстяку! Лучше б Утчигина и его парней с собою взяла… хотя, с другой стороны, им еще не по чину - слишком уж молоды.
- Сам Сартак-царевич нашу госпожу звал! - выглянул из дверей Рахман. - Ах, какие люди.
Сартак… Михаил про себя улыбнулся - теперь ясно, куда красавица Ак-ханум так спешила с утра… и ясно - от кого хотела ребенка.
Что ж - просила не болтать… Так и не надо.
- Это дело госпожи, куда и к кому она едет! И не стоит слугам об этом болтать, - резко оборвав управителя, Михаил обернулся к артельным. - Заходите, парни.
И сразу же закипела работа - артельщики под руководством Евстафия что-то измеряли, долбили стены… Ратников зачем-то зашел к себе в каморку, что-то взять или так просто заглянул… и вдруг отчетливо услыхал голоса, доносившиеся сквозь проделанную в углу дыру из гостевой залы.
Хорошо было слышно, отчетливо… каждое слово. А что если…
- Евстафий, друг, - выйдя из своей комнаты, Михаил отозвал приятеля в сторону. - Ты вот через эту дырку трубу не тяни… возьми левее - так красивей будет.
- Как скажешь! - подрядчик пожал плечами. - Левей, так левей. Эй, парни - дыру вон ту заложите.
- Не, не, не, - замахал руками Ратников. - Закладывать ничего не надо - просто решеточкой золоченой закройте. Вдруг да пригодится еще дыра?
- Добро, закроем.
- И бассейн, бассейн - главное.
- Что?
- Ну, пруд этот домашний.
Отдав необходимые распоряжения, молодой человек вышел во двор и тотчас же увидал бегущего к нему Джаму:
- Мисаил, Мисаил, тут тебя из какой-то корчмы спрашивают. Говорят, ты задолжал там.
Проходивший мимо как раз в этот момент Кузьма навострил уши и ухмыльнулся.
- Задолжал? - Миша задумчиво поскреб затылок, проводив рыжего пройдоху взглядом. - Ах да, да, было. Только вот, сколько задолжал - убей бог, не помню. Пойду, уточню… Где там корчмарь-то, Джама?
- Сказал - у старого карагача ждать будет.
Под старым карагачом, в орешнике, паслась белая лошадь, рядом с которой, беспечно прислонившись спиной к толстому узловатому стволу, задумчиво жевал старую соломину галицкий кондотьер Савва Корягин.
- А-а-а, - подойдя ближе, усмехнулся Ратников. - Я почему-то так и подумал, что ты.
- Здрав будь, Миша, - выплюнув соломину, Корягин протянул руку.
- Здравствуй, здравствуй. Случилось что?
- Да так, - кондотьер лениво потянулся. - Помнишь, я тебе про одного новгородца рассказывал?
- Который то ли новгородец, то ли - нет?
- Да, да, про него. Сегодня ты с ним должен встретиться. К вечеру ближе в корчме Африкана Корыта - знаешь такую?
- Нет, - покачал головой Михаил. - Что же я, такой пьяница, что все корчмы должен в городе знать?
- У южных ворот это. Там, где яблоневые сады.
- Южные ворота, - Ратников издевательски свистнул. - Знаю - там юг, там тепло, там яблоки. А что за Африкан? Имечко, как у какого-нибудь ди-джея.
- Не понимаю тебя… Впрочем, имя, как имя. Корыто - наш человек, то есть в смысле - мой, рязанец. Суздальцев куда больше, чем татар, ненавидит. Да и других своих соседей - черниговцев, смолян - не жалует.
Миша при этих словах усмехнулся:
- Ишь ты! Рязань татары пожгли, а рязанцы суздальцев ненавидят!
- Это потому, что суздальцы еще допрежь татар Рязань разорили. Татарам уж одни ошметки остались. А вообще-то, все там хороши, чистеньких нету. Вот и Африкан - был себе своеземцем, хозяйничал, до татар еще. Отъехал как-то в Рязань, в базарный день. А тем временем суздальцы налетели, усадьбу пожгли, супружницу его да детишек - в полон, в рабство булгарам продали або смолянам - поди-ка, найди. Погоревал Африкан, да делать нечего - только усадьбу отстроил, а тут - татары.
- Дальше можешь не рассказывать, - махнул рукой Михаил. - Понятно - попал мужик из огня да в полымя. Был своеземцем, стал рабом… потом, видно, выкупился.
- Выкупился, - подтвердил Корягин. - В полон-то его Субэдэев сотник взял… а кто такой Субэдэй, объяснять не надо. Вот и сотник тот - весьма уважаем. Африкан ему сразу предложил вино, да бражку, да медовуху ставить… Так вот и деньжат скопил, выкупился, корчму открыл. Сотник, хозяин его бывший, Африкану покровительство оказывает. Не за так, конечно.
- Понятно - крыша, значит.
- Причем тут крыша?
- Так… к слову. А почему прозвище такое - Корыто?
- Так Африкан-то первое время в корыте брагу ставил.
- А ты… и те, кто за тобой… ему деньжатами подмогнули, вложились тайно. Ну, не лично, а, скажем, через какого-нибудь галицкого купца.
Корягин хмыкнул:
- А ты умный. Все хорошо понимаешь. Если что не так пойдет, Африкан тебе и поможет. С новгородцем как знакомство свести - твое дело.
- Сведу. А как я его узнаю?
- Африкан покажет.
- А…
- А ты ему от меня поклон передашь.
- Что ж ты сам-то не познакомишься?
- Сказал уже - раскладов местных покуда не ведаю, да и…
- Понятно - светиться лишний раз не хочешь. На долгое залегание, значит, послан.
- Опять невесть что говоришь! Ну, у вас, новгородцев, и речь - иногда вообще не понять ни одного слова.
Корчма Африкана Корыто оказалась не какой-нибудь там глинобитной мазанкой, а основательной постройки зданием, сложенным из кирпича и выложенным по карнизу симпатичными голубовато-изумрудными изразцами. Выходящие на улицу стены - по восточному обычаю, глухие - были расписаны узорочьем, узенькие оконца смотрели во внутренний двор, где были устроены летние террасы и кухня, террасы, кстати, не пустовали и сейчас, тем более что погода выдалась теплой. Двор чисто выметен, с каменными амбарами и конюшней - все добротное, выстроенное на века, видать, бывший раб стоял на этой земле прочно. Как и многие, ему подобные. А что? Вести бизнес в Орде было куда удобней и безопасней, нежели на разоренных русских землях, разоренных не столько нашествием Батыя, сколько - до него - княжескими междоусобицами. Из более четырехсот городов монголы разорили десятка три, не больше. Все же остальное свои, свои творили. Какая там, к черту, "Святая Русь", когда рязанцы, суздальцы, новгородцы и все прочие друг для друга - вражины лютейшие! Зря, что ли, князья к хану за ярлыками ездят? Заручиться поддержкой, войско, если что, попросить - и соседушек своих гнобить, гнобить, гнобить! А если еще и сбор дани на откуп взять получится… все финансовые потоки на себя перевести… у-у-у… об этом только мечтали. Пока.
Покачав головой, Михаил подошел к террасе и осмотрелся. Под увитыми виноградной лозой навесами уютно расположились клиенты - пока еще их было немного, с дюжину человек: парочка уже хорошо выпивших монголов, узнаваемых по резкому запаху от рождения немытых тел, а все остальные, судя по внешнему облику, - русские: купцы, приказчики и так, мелкая торговая теребень.
Ратников задумчиво уселся на свободную скамеечку в сторонке от всех. Интересно, новгородец уже здесь? Или еще не пришел, не появился?
- Хозяина покличь, - негромко попросил Михаил враз подбежавшего служку. - Скажи, поклон ему… от Корягина Саввы. Он знает.
- Передам, - шустро поклонился слуга. - А что принести? Бражицы? Пива? Или, может быть, фряжского вина?
- Так уж и фряжское? - усомнился молодой человек.
Слуга улыбнулся:
- Из Кафы. Но по вкусу, как фряжское. Они же и делают. Правда, скажу сразу, недешево.
- Ладно… - Ратников тряхнул мошной, в которой приятно звякнуло полученное от йисута серебро. - Тащи кувшинчик на пробу.
Вино и закуски - пареную репу с запеченной в яблоках уткой, пироги да ячменную кашу на большом серебряном подносе - принес, надо полагать, сам хозяин осанистый угрюмого вида мужик с окладистой, черной с проседью, бородою, одетый в длинную, до колен, рубаху и лазоревый, расшитый мелким бисером, кафтан, явно свидетельствующий о его финансовой состоятельности.
- Угощайся, друже, - поставив поднос на стол, поклонился кабатчик. - Нужного тебе человечка еще нет. Как появится, я дам знать.
- Добро, - Ратников выкатил на стол серебряху.
Африкан Корыто поморщился:
- Убери, друже. Угощаю нынче!
- Даже так?!
- Друзья Саввы - мои друзья. Нешто друзей обирать можно?
Михаил, честно говоря, обрадовался - йисут-то не так уж и расщедрился, денег было мало. А тут - утка в яблоках, каша, пироги да еще вино… Неплохо. Очень даже неплохо.
Новгородца Ратников углядел сам, точнее сказать - услышал.
- Эй, целовек! Целовеце!
Миша сразу и обернулся: это ведь в Новгороде вот так вот "цокали" да вставляли лишние гласные.
- Целовек!
- Что угодно, господине?
- Пива пока принеси да покушать что-нибудь…
Ратников искоса присмотрелся: довольно молод - лет и тридцати нет, не высок, не низок, лицо неприметное, круглое, с реденькой кургузою бороденкой и такими же редкими усиками, не сказать, чтоб неприятное, но и красавцем особым не назовешь, так, обычное лицо, обычный мужичок. Неприметный, такой, как все. Одежка тоже подобрана в тему: темная рубаха, синий, без изысков, кафтан, армячок серенький. Но все добротное, новое, а на поясе - увесистый кошель и кинжал. Да еще за голенищем - Миша приметил - ручка от ножика засапожного торчала. Вооружен изрядно! И, похоже, никого видеть не хочет, знакомиться ни с кем не намерен, сидит себе в уголке, кушает. Что, больше негде перекусить? Или тут у него встреча? Да и этот ли? Может, показалось?