- Вон тот, - поставив еще один кувшин, незаметно кивнул подошедший хозяин. - В углу который.
Он! Правильно угадал, значит.
Ага… вот и еще один - этот явно местный, татарин или, скорее, кыпчак, лицо, как тарелка, плоское, узкоглазое, злое, одежка дорогая, да грязная, за поясом плеть…
- Ай, ай, Караим-мурза, как я тебя рад, уважаемый, видеть! - выскочив из-за стола, рассыпался в любезностях новгородец. - Садись, садись, дорогой.
- Зыдырав буть, Окун. Чэго звал?
- Так, может, поначалу откушаем?
- Некогда минэ кушат! Гавары! На сто дырхэм сагласен? Нэт - ухажу.
- Эй, эй, постой, уважаемый Караим-мурза. Сто дирхемов за шестерых пленников, это, знаешь, слишком. Здесь ты их за такую цену нипочем не продашь.
- Я и нэ прадаю. Пуст у минэ будут.
- Ну и сдохнут они у тебя с голоду. И что? Ведь точно - за зиму сдохнут!
- Пуст!
- Караим-мурза! А за полсотни дирхемов ты себе хорошего коня купишь, ай!
- Полы сотна? Нэт.
- И невольники у тебя - дохлые, ты ж сам знаешь.
- Сотна! И - всэх бэры.
- Все мне не нужны, уважаемый. Только те шестеро, о которых мы с тобой уговаривались.
- Сэмдесат!
- Шестьдесят. Ну сам подумай, на что тебе эти доходяги?
Долго не спорили, то ли Караим-мурза и в самом деле куда-то торопился, то ли все уже было давно решено и осталось лишь уточнить оплату. На чем-то сошлись… на семидесяти, кажется. Со скорбным лицом новгородец отсчитал монеты. Мурза ухмыльнулся, встал… намахнул на ход ноги кружку, вышел, пошатываясь.
Скорбная мина на лице новгородца враз сменилась самой довольной улыбкой:
- Целовеце! Вина давай. Самого лутцего!
- Эй, эй… - Михаил поспешно задержал служку. - Скажи хозяину, пусть даст кислое.
- Кислое?
- Тсс!!! Самое что ни на есть. Чтобы аж скулы сводило.
- Не понял тебя, госпо…
- Хозяину мои слова передай!
Отпив из кубка, новгородец скривился и заплевался:
- Целовек! Целовек! Ты цто принес-то? Кисло!
- Вот и у меня, кажись, кислятина, - Ратников тут же пересел к парню. - А думал - показалось.
- Да ницего не показалось! Попробуй-ко, добрый целовек. Ну разве такое пить можно?
- Пусть другое несут! И уж теперь - два кувшина. Бесплатно! Эй, хозяин! Корчмарь! А ну, иди-ка сюда, любезный. Убирай свою кислятину. Тащи другое, хорошее! Вот… это другое дело.
Попробовав мигом принесенное служкой вино, молодой человек улыбнулся:
- Меня Мисаилом зовут.
- А я - Окунь.
- Из Новгорода? Говор-то новгородский.
- Из Новгорода, - парень кивнул, внимательно поглядывая на Мишу. - А ты откель будешь?
- Да, почитай, из местных. Боярыни одной управитель и доверенный человек.
- Рядовиц, цто ль?
- Сам ты рядович. Сказано тебе - доверенный человек!
- А боярыня твоя кто?
- Госпожа Ак-ханум, очень богатая и влиятельная вдовица.
- Ак-ханум?! - обрадованно переспросил собеседник. - Так я ж про нее слышал. И ты, Мисаиле, у нее - в доверенных людях?
- Именно так и есть.
- Ах… это хорошо, цто я тебя встретил. Я ведь не просто так здесь, в татарах. Пленников выкупаю - народ по папертям собирает выкупное, а я вот - тут занимаюсь.
- Хорошее дело, - Ратников широко улыбнулся. - И многих уже выкупил?
- Да многих. Боярыня твоя, Ак-ханум, говорят, с самим царем накоротке знакома?
- Не только с царем, но и с царевичем!
- Ай, добро, ай, славно. У нас ведь всяко бывает, сам знаешь - без покровителей - ну, никак! Так ты, если цто…
- Если что - сладим. Всегда обращайся, дружище Окунь. Кстати, а почему у тебя имя такое? Батюшка рыбаком был?
- Был, - собеседник растянул губы в улыбке. - Так его у нас, в Новгороде, на Федоровском вымоле, и прозвали - Онфим Рыбак. А я вот - Рыбаков Окунь. И братец у меня - Налим, а сестра - Плотица.
На Ак-ханум конечно же этот подозрительный черт и клюнул - а кто бы не клюнул-то? От таких знакомств не отказываются и мимо не пропускают. Никогда. Что здесь, в тринадцатом веке, что в будущем, двадцать первом.
Значит, выкуп невольников из рабства… Благое дело. Только что ж тогда привлекло столь пристальное внимание кондотьера Саввы? А вот у него и спросить. Правда, для начала надо уговориться с новым знакомцем о встрече.
- Окунь, дружище! А, давай-ка, мы с тобой еще разок посидим где-нибудь. Вот хоть тут же и посидим.
- Посидим, славно, - новгородец с готовностью кивнул. - Слушай, Миша, а ты у своей госпожи про ханский караван не узнаешь?
- Что еще за караван? - насторожился Ратников.
- Говорю ж тебе - ханский. Гости знакомые баяли, что вскорости выйти должен. Из Сарая в Кафу. Многие хотят присоседиться - дорожка-то дальняя, а там ведь и воины, охрана. Да и кто посмеет на ханский караван напасть?
- Добро, - Михаил допил вино и кивнул. - Узнаю.
- Вот и славненько, друже.
Корягин подошел почти сразу же, как только фигура новгородца скрылась из виду. Видать, кондотьер ошивался где-то здесь, рядом, контролируя весь процесс. Что ж - разумно.
- Обычный, говоришь, человек? Пленников выкупает? Новгородец… точно?
- По говору - да. Да и город знает.
- А чей человек?
- Про то не сказывал. Ну, так ведь рановато еще. Для полной-то откровенности не один кувшин выпить надобно. А что ты так им заинтересовался-то?
- Да так, - Корягин задумчиво почесал бородку. - Есть у меня подозрение, что выкуп пленников для этого Рыбакова Окуня - дело не главное.
- И что ж тогда главное?
- А вот ты, Мисаиле, это и должен вызнать.
- Тогда еще спрошу.
- Спроси.
- У тебя-то с чего насчет него подозрения?
- Не всех пленных берет, выкупает. Очень уж избирательно. И, что странно, таких, за которых и заступы-то никакой нет. Смерда запросто может выкупить, холопку, закупа. Все равно. Но вот стариков почему-то не берет… да и вообще - больше молодых да здоровых.
- Оно и понятно. Не всякий старик обратный путь выдержит.
- И еще одно. Слишком уж резво наш Окунь все ходы-выходы ищет. На Ак-ханум вот сразу же через тебя бросился, с Эльчи-беем что-то мутит.
- С Эльчи-беем?!
- Пока только с приказчиком его, Иштыном. Они частенько встречаются, хотя не друзья и не родичи. Ты бы это прояснил, а? Сдается мне, тут не новгородцами, тут суздальцами пахнет!
- Ладно, - Ратников спокойно кивнул. - Выясню. Только вот… серебришко у меня заканчивается. Вдруг да где чего?
- На, брат, - рассупонив висевший на поясе кошель, кондотьер щедро отсыпал деньги. - От Окуня не отставай ни на шаг! И, знаешь, проясни все побыстрее. Еще один человечек у нас на подходе.
- Это кто еще?
- Князь Мишка Черниговский.
- Ясно. Слышь, Савва… пока суд да дело, ты бы меня с этим приказчиком, Иштымом, свел. Или хотя бы узнал, где новгородец купленных полоняников держит?
Ночью Ак-ханум так и не пришла. Как и обещала, вернее сказать - надеялась. Видать, сладилось у них с Сартаком. Ну да дело молодое, сердечное. Не сказать, чтоб Миша ревновал свою госпожу - с чего было ревновать-то? Но… какой-то нехороший осадочек на сердце все-таки появился, неприятный такой, хоть и едва заметный. Как бывает - вскочит какая-нибудь небольшая болячка, не тревожишь ее, так и не болит, но если уж заденешь…
Ратников улыбнулся, скинув сапоги и растянувшись на ложе. Ак-ханум, конечно, девка красивая, тут спору нет, но опять же - ничуть не красивее Маши. Только у Марьюшки, у той красота неброская, по-домашнему милая, а вот у Ак-ханум - у той, аж прям по глазам бьет! И все-то у степной повелительницы есть - и красота, и богатство, и связи… а вот счастья - нет. Да, наверное, и не было. Может, будет еще? Хотелось бы, Ак-ханум - женщина неплохая, добрая, умная… Нет, с Сартаком у нее счастья точно не будет - пришьет бедолагу царевича родной дядька! Такие уж тут дела, впрочем, не только тут - повсюду. Время такое - собачье, как в России-матушке в девяностых.
Солнце уже скрылось за рекою и дальним лесом, быстро смеркалось, короткие зимние сумерки сменялись сырой и прохладной ночью. Гулко забарабанил по плоской крыше дождь, зашумел, забуранил ветер. Со двора вдруг донеслось лошадиное ржание и громкая ругань привратника. Потом кто-то засмеялся - по-юношески весело… Ага! Утчигиновы парни с дальнего пастбища вернулись.
Вот кто-то затопал по крыльцу:
- Мисаил! Мисаиле, ты спишь уже, что ли?
- А что ему делать, как не спать? - послышался сварливый голос Рахмана - видать, и его разбудил поднявшийся шум. - На улице-то ночь давно уж.
- Не ночь, а вечер. Мы, когда ехали, в церкви Хевронии колокола только-только к вечерне звонили. Благостно так, звонко.
- Тьфу-ты, благостно им! Какие-то убогие колокола, хэк! А ведь всем давно известно, что нет ничего благостнее приятного голоса муэдзина.
- Эй, муэдзин, может, хватит тебе заедаться? Михаил, что, еще не пришел?
- Да явился. Как всегда, пьяный. И как только госпожа его терпит?
- Не твое дело за госпожу решать!
- Ну, оно так, конечно…
- Не пьяный, а выпивши! - Михаил резко распахнул дверь. - Разницу-то понимать надо.
- Мы ж, мусульмане, не пьем!
- Ага, ага… зато нюхаете, жуете и курите всякую шмаль, так что еще неизвестно, что хуже! Кинуть, что ль, в тебя сапогом, а, Рахман? Спорим, что попаду?
Домоправитель поспешно убрался, едва не защемив самому себе крашенную хной бороду.
- Заходи, Утчигин, брат, - гостеприимно пригласил Ратников. - И вы все заходите. Винца выпьем - я прихватил кувшинчик.