* * *
- Так вот в чем дело! - хмыкнул я, хотя мне было совсем не до веселья.
Как и несколько часов назад, мы с Катей находились в ее новенькой "Тойоте", однако на сей раз машина никуда не ехала. Поскольку разговор предстоял серьезный, мы запарковались на пустынной стоянке напротив драмтеатра имени братьев Меркуловых.
- Так вот в чем дело! - повторил я. - Вот почему ты выдумала всю это нелюбовь своего деда к большевикам - чтобы я не сболтнул о том, что приехал сюда из Союза не как-нибудь, а через Израиль!
- Ну да, - грустно ответила Катя, потупив глаза. - Прости меня, Сашенька.
- А зачем? Почему нельзя было сказать правду? Зачем понадобилось скрывать?
- Я побоялась, - тихо сказала Катя.
- Побоялась чего?
- Что ты больше не захочешь со мной встречаться.
- Это еще почему? - удивился я. - Еще товарищ Сталин в сороковые годы сказал, что сын за отца не отвечает. А уж внучка за деда - и подавно. Если ты, конечно, не разделяешь его… взглядов.
- Нет, нет, что ты! - испуганно ответила Катя. - Я совсем не такая! Мне совершенно все равно, еврей ты, русский или японец!
- Тогда еще ладно, - махнул я рукой. - И все же я не могу понять… Ну чем твоему деду так евреи не угодили?
- Саша, ну я не знаю, - умоляющим тоном сказала Катя. - Он мне никогда причин своего антисемитизма не объяснял. Наверное, некоторые фобии объяснить просто невозможно. Вот как ты, например, не любишь изюм. А я не люблю чернослив.
- Разница в том, - вздохнул я, - что изюму и черносливу от наших фобий ни жарко ни холодно, а вот еврею антисемитизм весьма неприятен. А уж как неприятно будет твоему деду узнать, что бойфренд ее внучки - еврей…
- А зачем? - быстро спросила Катя.
- Что - зачем?
- Зачем ему об этом узнавать?
- Затем, что так оно и есть. Затем, что это правда. Или ты предлагаешь мне и дальше делать вид, что все зер гут?
- Саша, прошу тебя, - покачала головой Катя, - не надо ничего ему говорить. Если он узнает, то страшно разозлится.
- Ну, разозлится, - пожал я плечами. - Ничего не поделаешь, се ля ви.
- Но ведь он тогда запретит мне с тобой видеться! - с ужасом сказала Катя.
- И ты его послушаешься? - возмущенно ответил я.
- Саша, милый, любимый, - быстро заговорила Катя, - ну пойми же меня. Ведь я тебе рассказывала, что мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне еще и года не было. Мой дедушка был для меня всем - и мамой, и папой, и дедушкой, и бабушкой. Он души во мне не чаял, он дал мне прекрасное воспитание, он нанимал для меня лучших гувернанток, и при этом всегда был моим добрым другом, с которым я обо всем могла посоветоваться. Он сделал меня такой, какая я есть, он сформировал мою личность - а ведь ты, Сашенька, всегда говорил, что любишь меня именно за ум и личные качества, а не только за красоту. Я очень люблю дедушку, очень!
- Да уж, конечно, - не удержался я от сарказма, - куда мне тягаться с таким соперником…
- Саша, - сказала Катя умоляющим тоном, - ну зачем же ты говоришь глупости? Я люблю дедушку, но я и тебя люблю, и какое же тут соперничество? Это же совсем разные вещи. Саша! Не заставляй меня выбирать между вами! Прошу, умоляю, заклинаю тебя - не заставляй меня выбирать!
Последние слова она произнесла уже сквозь слезы, после чего заревела во весь голос и судорожно затряслась.
Разумеется, я поступил как настоящий мужчина при виде слез любимой женщины. Я обнял Катю, покрыл ее лицо поцелуями, вытер ей слезы и постепенно успокоил.
Больше в этот вечер об антисемитизме Бориса Глебовича не было сказано ни слова. В таких случаях у нас в Союзе обычно говорят "замнем для ясности".
* * *
- Ну что, старик? - спросил меня на следующее утро папа. - Познакомился ты вчера с ее дедом?
- Познакомился, - ответил я односложно, не желая вдаваться в подробности.
- Что за тип? Действительно граф?
- Граф, граф, - кивнул я. - И вид у него действительно такой… графский.
- Может, пригласим его к нам? Или побрезгует?
Конечно же, папа шутил - но мне было совсем не до смеха.
- Подумаю, - придал я своему голосу беспечный тон, с некоторым ужасом представляя себе реакцию Бориса Глебовича на семитскую внешность моих родителей.
- Ну вот подумай-подумай, - ответил папа, открывая входную дверь. - Ладно, я пошел на работу. Пока!
- Пока, - сказал и я, после чего нацепил на вилку новый кусок трески.
Но донести до рта мне его не удалось, ибо зазвонил телефон.
- Саша, привет! - раздался в трубке голос Кати. - Что ты делаешь в субботу вечером?
- Послезавтра? Да вроде ничего… Собственно, я думал тебя куда-нибудь пригласить.
- А я сама тебя хочу пригласить. Вернее, даже не я сама, а дедушка. Он снова хочет с тобой отужинать. В субботу вечером.
- Ага… - протянул я без малейшего энтузиазма. Возникло напряженное молчание.
- Саша, ну я прошу тебя, - нарушила молчание Катя. - Ради меня…
Опять!
- Ну ладно, так и быть, - вздохнул я. - Только давай тогда сегодня пойдем в кино.
- Лучше в театр, - предложила Катя. - В шесть в Экспериментальном будет оперетта по "Москве - Петушкам".
На это предложение я согласился немедленно.
* * *
Если в первый раз граф Ягужинский расспрашивал меня об учебе и будущей работе, то в субботу вечером разговор зашел совсем о другом. На сей раз Катин дед пожелал узнать о моих увлечениях - хобби, как говорят на Дальнем Востоке.
Поначалу я отвечал односложно, но потом постепенно увлекся. Все же говорить о любимых книгах, фильмах и телесериалах - занятие интересное. Так что беседа мне даже начала нравиться - если не считать необходимости соблюдать конспирацию и одновременно подавлять в себе ненависть.
Зашел разговор и о спорте.
- Я очень люблю футбол, - сказал я.
- И я тоже! - воскликнул Борис Глебович. - Вот настоящий вид спорта, не то что какие-нибудь жидовские шахматы.
На этот раз оцепенение было незначительным - в конце концов, я уже знал, чего можно ожидать от Катиного деда.
- Я очень люблю смотреть рейхслигу по спутниковому телевидению, - продолжал граф. - Да и местному чемпионату иногда внимание уделяю. А вы сами, молодой человек, в футбол не играете?
- Играю, - кивнул я.
- Саша играет в сборной университета, - гордо уточнила Катя. - Нападающим.
- Вот как? - поднял седые брови Борис Глебович. - И каковы же ваши успехи на этом славном поприще?
- Некоторые успехи есть, - скромно ответил я. - В прошедшем сезоне наша команда заняла третье место в студенческом чемпионате страны.
- И Саша стал лучшим бомбардиром! - добавила Катя.
- C’est bien! - воскликнул граф по-французски. - А почему бы вам, Александр, не попробовать свои силы на более серьезном уровне? Ведь при многих профессиональных клубах есть молодежные команды…
- Да я пробовал, - ответил я. - Год назад пришел в "Луч". Взяли на просмотр, тренер вроде был доволен, обещал взять…
- И что же? - осведомился Борис Глебович.
- К сожалению, изменились обстоятельства, - вздохнул я. - У меня была очень напряженная сессия, а потому пришлось с футболом временно подождать. А после сессии команда уехала на сборы - ну, а потом уже как-то неудобно было являться, пропустив столько времени.
Разумеется, я не стал объяснять, почему же та сессия получилась такой напряженной. Все дело было в том, что в весеннем семестре 1987 года я решил выбрать курс истории СССР. Какую-то историю выбрать все равно было нужно - вот я и сделал именно такой выбор, справедливо рассудив, что уж уроженцу-то СССР получить "5" по истории СССР будет раз плюнуть. Руководствуясь все той же логикой, на лекции я не ходил… пока не обнаружил в самом конце семестра, что материал курса включает в себя целую кучу антисоветской литературы - как научной, так и художественной - которую прочесть в свое время в СССР я не мог никак. Пришлось срочно забыть о футболе и засесть за книги (а ведь другие экзамены тоже никто не отменял!) - так что "пятерку"-то я в итоге получил, но с огромным трудом. Однако рассказать Борису Глебовичу эту увлекательную и вместе с тем поучительную историю я, конечно же, не мог.
Впрочем, о подробностях он и не расспрашивал.
- Жаль, жаль, - покачал Борис Глебович головой. - Будет весьма печально, если ваш спортивный талант так и останется зарытым в землю. Впрочем… - тут он немного задумался, - дело это поправимое.
- Что вы имеете в виду, Борис Глебович?
- Слыхали ли вы, Александр, о футбольном клубе "Гладиаторы"?
- Конечно, - кивнул я. - У них молодежная команда лучшая в ДВР.
- А не хотите ли вы играть в этой команде?
- То есть? - удивленно уставился я на графа. - Конечно, хочу… но кто же меня туда возьмет?
- Их молодежный тренер, - ответил Борис Глебович, - мой хороший знакомый. Вернее, сын моего хорошего знакомого. Мы с его отцом еще по эмиграции знакомы. Оба до войны во Франции жили.
- И только поэтому меня туда возьмут? - я по-прежнему не очень-то верил в подобную возможность.
- Завтра я ему позвоню, - сказал граф, доставая из кармана блокнотик и делая в нем какую-то пометку карандашом. - После чего он позвонит вам. А уж на следующей неделе придете туда на просмотр. Будем надеяться, что вы им подойдете.
- Спасибо, Борис Глебович! - сказал я, совершенно не кривя душой. - Огромное вам спасибо!