- А я отказался. Нешто можно веру на злато поменять? Такого греха господь нипочем не простит. Вот и довелось претерпеть.
- Хуже чем у нас? - уточнил Иоанн.
- Бог миловал, как тут пытают, я не ведаю, а там… - Я набрал в грудь побольше воздуха и приступил к подробному описанию пыток.
Ох, как трудно врать с похмелья, если б кто знал. Хорошо, что голова, убоявшись грозящей ей некой хирургической операции по отделению от туловища, начала выдавать на-гора. Снова пригодилась начитанность. Если когда-нибудь каким-то чудом попаду домой, первым делом разыщу портрет Шарля де Костера, закажу для него рамочку и каждую неделю буду зажигать перед ним лампадку. И свечей в церкви наставлю за упокой его души. Много-много. Целый пучок, а то и два. В тот день, если бы не его "Легенда об Уленшпигеле", я бы точно засыпался, а так даже Малюта и тот заслушался. Про самого царя не говорю - тот чуть слюну не пустил. Лишь под конец, встрепенувшись, перебил меня и ехидненько протянул:
- Славно сказываешь, славно… А что ж про наших катов молчишь? Али мне с тебя силком каждое словцо вытягивать? Оно, конечно, нам и без тебя кой-что ведомо - знакомец твой сказывал, - да не все. Ты как, не желаешь с ним поцеловаться, по христианскому обычаю? Чай, долгонько не видалися. - И небрежно кивнул на неподвижно повисшую на дыбе человеческую фигуру.
Разглядеть лицо в полумраке - дело трудное, а когда оно залито кровью - безнадежное. Как я ни вглядывался - ничего не припоминалось. Разве что частые мелкие ямки на шеках - не иначе как переболел оспой. Только благодаря им у меня в голове забрезжило что-то смутно-далекое, словно и не со мной…
Чем хорошо похмелье, так это заторможенной реакцией. Узнай я его сразу - шарахнулся бы от ужаса, а тут, даже когда до меня дошло, что висит не кто иной, как подьячий Митрошка Рябой, я еще не осознал всей катастрофы. И чуть погодя, когда уже прикинул, во что может обойтись мое участие в липовом сватовстве, мысль о предстоящих муках не испугала так сильно, как могла бы. Хотя скрывать не стану - в груди все равно что-то екнуло. Но, призвав на помощь всю свою выдержку, я твердо заявил:
- То ли с глазами худо, то ли запамятовал, но не признаю я этого человека.
- Ты еще про парсуну ему сказывал, - елейным голосом напомнил Иоанн.
- С царской невестой, - уточнил неугомонный Малюта.
Выходит, раскололся подьячий. Плохо. Или нет - это было плохо, а сейчас совсем хана. Эдакий северный зверь по имени песец - иначе и не скажешь. А еще хуже то, что и с ответом не помедлишь, иначе сразу заподозрят, что соврал. Ой, головушка ты моя, думай быстрее, иначе…
- Так вот это кто… - протянул я и… радостно заулыбался, надеясь, что получается не очень фальшиво. - И впрямь знакомец. Было дело, встречались мы с ним. Умен у тебя сей подьячий и татей славно вылавливает. Со мной, правда, промашку дал, да оно и конь, хоть о четырех ногах, но тоже спотыкается, а уж человек…
- Ты о невесте нашей сказывай, - нетерпеливо перебил Иоанн и зло усмехнулся. - Али вовсе не было невесты, ась?
- Как не быть, была, - сокрушенно вздохнул я и… рухнул на колени, - Прости, царь-батюшка, но не решился я к тебе с худом идти. Парсуна сия и ныне целехонька - держу как память, а вот той, кто на ней нарисован, увы, в живых уж нет. Когда первый раз тати на меня напали… то близ Ведьминого ручья было, - вовремя пришла мне на ум догадка сплести воедино спасение княжны и свою версию, - я чуть ли не год в беспамятстве провалялся. После отошел да снова в Москву засобирался. И опять на меня тати в дороге налетели. Вот и знакомец этот подтвердить может. Словом, когда я сюда прибыл, то, прежде чем идти к тебе, зашел к знакомым купцам. Хотел узнать, что в Англии новенького. От них и сведал, что, покамест я добирался, почила красавица герцогиня Элизабет Тейлор от тяжкой болезни. Проверить тоже легко - об том мне поведал Томас Бентам, можно спросить его.
Я и сам удивился, как лихо приплел англичанина, которого спросить было невозможно - он задохнулся в своем каменном подвале во время прошлогоднего пожара.
А уж у кого он сам услыхал, спросить не догадался, - на всякий случай добавил я и обескураженно развел руками. - Теперь сам посуди, государь, с чем мне было идти к тебе?
- А пошто ж мне Дженкинсон об ей ни полсловцом не поведал? - усомнился царь. - Ни о том, что сполнил мое порученье тайное, ни о смерти оной девицы? Он ведь вовсе напротив мне сказывал… Хм…
Мамочка моя, если б я еще знал, кто такой этот Дженкинсон и какого черта он должен был поведать Иоанну. Или царь как раз и поручил именно ему сыскать в Англии невесту? А когда? И что сейчас мне ляпнуть, чтобы пришлось в масть? Но тут судьба криво усмехнулась, и Иоанн сам ответил на свои вопросы.
- Хотя да, она ж к тому времени богу душу отдала, потому он о ней и промолчал. Решил, поди, что и без него давно меня известили. А вторую он не сыскал. Тогда понятно. Ну а парсуну куда дел? - недоверчиво уточнил царь.
Я молча сунул руку за пазуху. По счастью, после возвращения с поля я так и не удосужился снять медальон - все было как-то не до того. Теперь он мне пригодился.
Однако достать мне его не дали - двое тут же сноровисто схватили за руки, а третий бесцеремонно запустил руку мне под рубаху, извлекая неведомую кинокрасавицу. Снимал он ее тоже не деликатничая - чуть ухо мне цепочкой не ободрал.
- Эвон кака справная, - сожалеючи протянул Иоанн. - Дебела, пышна, ликом бела, губами червлена…
"Ему еще осталось добавить, что зельной красотою лепа, бровьми союзна, телом изобильна, и тогда уже будет вообще копия пьесы Булгакова,- мрачно подумал я. - Ишь как разобрало, чуть слюной не исходит".
Наконец царь оторвал взгляд от парсуны и вновь устремил его на меня.
- Стало быть, худо ты повеление своей королевны сполнил, - задумчиво протянул он. - Покарать бы тебя за это надобно…
Да сколько ж можно?! Третья пыточная уже, и все по недоразумению. Кошмар! Хотя нет. Тут как раз следствие моей собственной трепотни, которая вытащила из одной беды, но зато сунула в другую, куда хлеше.
- Худо, государь, - согласился я. - Но и тут как поглядеть. Может, то господь над тобой смилостивился, потому и решил меня приостановить.
- Надо мной?! - несказанно удивился Иоанн и озадаченно уставился на меня.
- Над тобой, - подтвердил я. - Сам посуди, что было бы, коли я явился бы к тебе пораньше, еще не зная о ее смерти. Ты бы уже к сей красавице сердцем прикипел, ан глядь, а ее ангелы прибрали. Сызнова тебе печаль. Вот всевышний и не допустил меня к тебя раньше времени.
- Ишь как ловко вывернулся, - подивился царь. - Теперь я уж и не знаю, казнить тебя али помиловать. А пошто опосля не объявился, когда одежонкой разжился?
- И тут посчитал, что рано. Оказывается, непригоден я к вашему бою. В наших землях все больше на шпагах бьются, а саблей - совсем иное. Секиры тоже другие. Про луки я и вовсе молчу - богатыри тебе служат, как есть богатыри. Первый раз, когда тетиву натягивал, упарился совсем. Пришлось переучиваться, а на это время надобно.
- Да ты не токмо этому у нас обучался, - недовольно заметил Иоанн, встав передо мной вплотную и тут же отвернув лицо. - Эва, как несет. - И полюбопытствовал с коварной усмешкой на лице: - Небось жажда мучит, ась?
- От глотка студеной водицы и впрямь бы не отказался, - вздохнул я. - Ежели дозволишь, государь…
- Чай, не в Ливонии нищей, - снова перебил он. - Пошто водицы? Медку поднесу. Да не глоток, а полну чашу. Заодно и сам с тобой изопью. Ну-ка, кто там!
Иоанн повелительно хлопнул в ладоши, и из мрака пыточной вынырнула еще одна приземистая фигура, которая даже не подошла - подплыла к нам, держа в руках два серебряных кубка. Когда фигура приблизилась, мне вновь почудилось в ней что-то знакомое.
Нет, то, что он тогда на поле сноровисто суетился возле Осипа, я помнил, но вроде бы я встречал его и гораздо раньше, только где, когда и при каких обстоятельствах, выскочило напрочь.
Меж тем оба кубка были с поклоном протянуты Иоанну.
- Э-э-э нет, - отстранился тот. - Вон у нас гость, ему и чашу на выбор. Да не боись, - ободрил он меня. - Тут тебя поцелуйный обряд соблюдать никто не заставит, и в сахарные уста мово Елисейку лобзать не занадобится, так что бери смело.
Вспомнил! Как только Иоанн назвал имя, я тут же вспомнил и нашу случайную встречу перед сожжением Москвы, и мое предостережение, чтобы он не оставался во дворце Иоанна на Арбате. А еще вспомнил, что мне довелось про него прочитать. Кратко, правда, но тут достаточно и одной фразы: "Главный царский лекарь, астролог и… отравитель".
Я посмотрел на протянутые кубки. Получается, что Иоанн…
И что теперь делать? Отказаться вообще - силком вольют. Нет уж, лучше самому счастья попытать, авось выберу тот, что без яда. Вот только какой взять?
Я растерянно уставился на Бомелия, не решаясь сделать выбор. И тут он быстро скосил глаза на левый.
Подсказка? Неужто он тоже вспомнил? Или, наоборот, на яд показывает. И как поступить?
Эх, была не была, и я решительно принял кубок из левой руки.
- А пошто медлил? - подозрительно осведомился царь.
Ну что ты будешь делать - все ему не по нраву.
- Выбирал пополнее, - нашелся я.
Ну коль выбрал, так пей, - равнодушно, пожалуй, даже слишком равнодушно произнес Иоанн, приняв оставшийся кубок и приветливо подняв его: - Во твое здравие, фрязин.