И ты будь здрав, государь, - ответил я и принялся неторопливо пить, одновременно пытаясь распознать подозрительные оттенки во вкусе меда. Смысла в этом, по большому счету, не было никакого, но надо ж чем-то отвлечься от противной мысли, что лекарь подсунул мне отраву.
Иоанн молча следил, не говоря ни слова, пока я не выдул все содержимое.
- Благодарствую за угощение, государь, - поклонился я.
- Погодь благодарить, - усмехнулся он и обернулся в сторону двух здоровенных мужиков, по пояс голых и обряженных в кожаные фартуки. Те тут же подошли поближе и встали за моей спиной. - То жеребий был, - пояснил Иоанн, - Ты хоть и православной веры, а все ж иноземец. Потому и жеребий. Если бы ты мне правду сказывал, в награду чистого медку бы испил, а коль солгал, иного зелья испробовал. Смертного.
Так и есть - надул меня лекарь. А я его, гада, от смерти, можно сказать, спас. Или не узнал меня? Хотя какая теперь разница - все равно помирать. Обидно. В животе заурчало - не иначе как организм начал отчаянную, но безнадежную борьбу с ядом.
"Но зачем кому-то убивать меня?" - спросил Маугли.
Если б я знал. Да и что бы изменило это знание? Ничего.
- А теперь сядем рядком да поговорим ладком, - добродушно предложил мне Иоанн, указывая на лавку позади.
Сам он предусмотрительно уселся в кресло с высоким подголовником, которое как по мановению волшебной палочки возникло все из того же мрака пыточной. Или не по мановению? Я вгляделся. Ну точно! Невысокая фигура, стоящая за царским креслом, не зря показалась мне знакомой - Борис Годунов. Как мило получается.
"Он умирал, окруженный самыми близкими людьми", - всплыла в голове фраза из какой-то книги. Да уж. Ничего не скажешь. Ближе некуда.
- Спешить нам незачем, - заметил Иоанн, примащиваясь поудобнее. - Отрава токмо чрез пару часов свое возьмет, за оное Бомелий ручался, а потому времечко потолковать у нас есть. Ах да, - спохватился он. - Чтоб тебе не думалось, будто я обманщик какой…
Если бы не яд - честное слово, засмеялся бы. Это ж надо, отравить человека, а потом заявить о своей порядочности. А тебе не все равно, скотина, кем я тебя считать стану?!
Между тем толстая сволочуга, забывшая клятву Гиппократа, а может, и не дававшая ее вовсе, проворно приняла у Иоанна второй кубок и слегка плеснула на кусочек хлеба. Рядом откуда ни возьмись появился Малюта, держа за шкирку жалобно скулившего щенка. Бомелий склонился над собакой и протянул ему на ладони кусок хлеба, который пес жадно проглотил.
- Много ли годовалому щенку потребно? - пояснил Иоанн. - Ежели бы и в остатнем кубке яд был, то кобелек сей тут же издох, а так эвон яко взбрыкивать учал, - кивнул он в сторону пса.
Тот и вправду оживился, подошел к Иоанну и начал просительно вилять хвостом, умильно вытягивая мордочку.
- Не иначе как распробовал, а теперь добавки возжелал, - захохотал Иоанн.
Остальные бодро поддержали. Кроме меня.
- Что, фрязин? Неохота помирать-то? - с неподдельным интересом полюбопытствовал царь. - Чай, грехов, поди, скопилось, а тут без исповеди приходится. Так оно и в ад угодить недолго, - сочувственно вздохнул он. - Нуда уж ладно, я ныне добрый. Сказывай о грехах. Хоть я и не священник, но в Александровой слободе за отца-игумена буду, так что отпущу. Токмо недолго, уж больно времени у тебя мало. Ты коротенько, но о кажном.
Ну, козел царственный, сейчас я тебе все скажу как есть! И кто ты такой, и что я о тебе думаю, и кем тебя считают в других странах. А уж происхождение твое отмечу особо - не зря я в своей редакции слыл лучшим фельетонистом. Помирать - так с музыкой!
Но это я подумал в первые секунды, а потом пришло на ум иное: "А если это очередная проверка и нет никакого яда? Может такое быть? Да запросто. От него ведь можно ожидать чего угодно. И получится, что я сам на себя накликал беду. Нет уж, не дождешься ты от меня откровенности".
- Да что рассказывать, государь, - произнес я негромко. - Правду говорил - не поверил ты мне, а лгать божьему помазаннику мне не с руки. По счастью, смертных грехов я не нажил, да и с прочими негусто. Перед тем как на поле идти, я ж исповедался, а за два дня, что прошли, толком и согрешить не успел. - Я улыбнулся и мечтательно заметил: - Кабы знать, что нынче помирать доведется, да еще и исповедь дозволят, я б хоть попрелюбодействовал вволю - все услада, а так лишь хмельного меду перебрал, вот и все.
- Ишь ты. Не веришь мне, стало быть. Мыслишь, не было в твоем кубке смертного зелья, - правильно понял мою осторожность Иоанн. - Ну-ну. Елисейка! - позвал он Боме- лия. - А докажи-ка ему, что не лгал божий помазанник.
Тот молча кивнул и, взяв со стола пустой кубок, который я выдул, запрокинул над очередным куском хлеба. Держал долго, терпеливо выжимая последние капли.
Тут немного, - заметил он царю, - но для собака хватит.
Когда не подозревавший подлости пес жалобно заскулил и начал биться в судорогах, меня замутило. Далеко не каждому приходится вот так вблизи разглядывать собственную смерть во всех ее неприглядных подробностях.
- Теперь уверовал? - равнодушно осведомился Иоанн, когда из собачьей пасти уже перестала валить мутная желто-зеленая пена и кобелек затих окончательно.
- Уверовал, - кивнул я, даже забыв обычную приставку "государь".
Впрочем, сейчас мне это дозволительно. Сейчас мне много чего позволено. Очень многое. Жаль, что физический контакт невозможен, а так хотелось бы влепить вальяжно развалившемуся напротив меня в морду. Ну хоть разочек. Да куда там. Ребятишки, что стоят сзади, не дремлют. Когда щенок начал дергаться, я было машинально подался вперед, и тут же две могучие лапы легли мне на плечи и властно потянули обратно. С такой хваткой не потягаешься. Разве что плюнуть, да и то навряд ли достану - расстояние метра три, если не больше.
Нет уж, мы лучше наверняка харкнем, и точно в морду, только словесно. Если умеючи, то такой плевок куда обиднее будет. Я вздохнул поглубже, но спустя миг вспомнил Воротынского, которому может изрядно достаться за то, что привечал эдакого гостя, и замер. А уж не из-за меня ли и его сюда приволокут?
Правда, по истории, князь вроде бы должен погибнуть только в следующем году, но ведь Иоанн, как все трусы, осторожен и злопамятен. Выслушает меня, отложит в памяти, подождет несколько месяцев, а потом: "Пожалуйте в кутузку, дорогой Михайла Иванович. Тут мне твой фрязин такого наговорил, что уши в трубочку свернулись. А раз он твой ратный холоп, отвечай за собственного слугу". И трепыхаться, пытаясь что-либо доказать, уже бесполезно. Нетушки. Хотя здесь, да изменю я историю. Пришлось разочарованно выпускать воздух обратно.
А в животе уже что-то кольнуло, да так больно, что я чуть не ойкнул. Получается, что времени у меня в обрез, и намного меньше, чем я думаю. Так что же, неужели я умру, ничем не отомстив?! Не дело это. Тогда и впрямь выйдет, что я проиграл. Но какую же гадость выдать, чтоб этой венценосной скотине изрядно поикалось?! Ну же, голова! Выручай! В последний раз тебя твой хозяин просит! Давай, родимая! Но… не сработало. Может, что-то надумалось бы чуть позже, но вмешался царь.
- Ведомо мне, что ты изрядно повидал, - зевнул Иоанн. - Поведал бы, разогнал тоску государя, послужил бы ему в остатний раз.
"Ну и наглец! Это мне, которому осталось час или два жизни, тебя развлекать?! Ах ты ж зараза!" - восхитился я и… стал послушно рассказывать.
Это был шанс на спасение. А заключался он в том, что если я его заинтересую своим рассказом, то он прикажет дать мне противоядие. Не факт, что оно имеется у лекаря, не факт, что он вообще знает, как его приготовить, но все равно шанс появлялся. Единственный, совсем маленький, можно сказать, крохотный, видимый только в микроскоп - все так, но не воспользоваться им я не мог. Тем более никакого унижения. Вот если бы царь приказал мне вылизать ему сапоги - точно плюнул бы ему в морду, а так…
Повествовал я про Новый Свет, живописуя про удивительные тамошние цивилизации. Начал же с того, что, дескать, странствуя по свету, встретился с одним старым дворянином, который и рассказал о своих приключениях в тех землях. Далее пошел краткий пересказ книги "Дочь Монтесумы".
И снова заслушались все, кто был в пыточной. На вошедшего в подвал Бориса Годунова, которого Иоанн посылал с каким-то поручением, царь даже цыкнул, нетерпеливо махнув рукой и приложив палец к губам - мол, не мешай. Лишь когда я завершил повествование, царь спохватился, ткнув пальцем в клепсидру.
- Елисейка! Енто что такое? - зловещим голосом поинтересовался он.
Я тоже посмотрел туда. Ну и что? Да, верхнее отделение на водяных часах опустело, но так и должно быть - чего возмущаться-то? Потом лишь до меня дошло - это ж не вода ушла вниз, а остаток моей жизни, который мне отмерили.
Но тогда почему я до сих пор жив? Промашка? Но вон же лекарь клянется, что отрава должна была сработать строго согласно часам. Капля в каплю.
Ничего не понимаю.
- Не иначе как, государь, господь сего фрязина благодатью осенил, - хладнокровно заметил Годунов, склонившись к Иоанну.
- И собака сдох, - напомнил перепуганный Бомелий.
- А ежели мы его вдругорядь напоим - явит ему господь свою милость аль как? - язвительно поинтересовался царь у Бориса.
- Коль повелишь, отчего ж не напоить, - пожал плечами тот. - Токмо не грех ли это, сызнова бога испытывать? Не осерчает он? - осведомился Годунов. - К тому ж то, что сей фрязин не умышлял супротив тебя, видно уже по одному тому, яко он лихо ратился супротив твоих ворогов. Был бы изменщиком али лазутчиком, нешто полез бы в сечу, а он…
- И то верно, - хмуро кивнул Иоанн, - Давай-ка, Елисейка, спроворь намдоброго медку.