- Спасибо. Успокоили. Особенно ваша секретарша помогла: "Да он уже совсем скоро домой пойдет! Уже практически выходит, по крайней мере, из меня…"
- Слава Труду, что я холостой! - искренне перезвездился товарищ Лацис. А потом участливо накапал мне еще сто пятьдесят капель…
После того, как коньяк теплой, ароматной волной прокатился по душе, Лацис встал и вдруг достал из-за шкафа предмет, который я менее всего ожидал увидеть в кабинете гепеушника…
Гитару.
Склонив бритую голову на обтянутое коверкотовой гимнастеркой плечо, он взял несколько аккордов, помолчал, уставя невидящий взор куда-то в пространство, а потом довольно приятным баритоном вдруг запел:
"Ты валялся в крови
На вонючей соломе,
Ты водил эскадроны
Сквозь вьюги и зной,
А теперь оступился
На трудном подъеме
И отдал якоря
У порога пивной.
Для того ли тебя
Под знаменами зарев
Злые кони-текинцы
Носили в степи?..
Разве память утопишь
В ячменном отваре?
Разве память солдата
Вином усыпишь?
На могилах друзей
Шелестит чернобыльник.
Что ты ненависть бросил,
Как сломанный нож?
Посмотри через стол:
Разве твой собутыльник,
Твой сегодняшний друг,
На врага не похож?"
Он встает
И глядит, не мигая и прямо.
Поднимается боль,
Что густа и грузна.
- Господин капитан!
По зубчатому шраму
Я тебя без ошибки
Сегодня узнал.
Ты рубака плохой.
В придорожном бурьяне
Я не сдох.
Но в крови поскользнулась нога.
В этих чертовых сумерках,
В пьяном тумане
Подкачал коммунист,
Не почуял врага.
Господин капитан!
У степной деревушки
Отравил меня холод
Предсмертной тоски…(Стихи Ал. Суркова, 1929. Прим переводчика)
- Прошу прощения, может, я не вовремя…
- Заходите, заходите, Вершинин… - Лацис, не спрашивая, налил в чистый стакан по края коньяку. (А я-то всегда удивлялся - почему в кабинетах коммунистов на столе всегда стоит графин и три стакана?!)
Подполковник молча взял в руку стакан, молча склонил голову, одним мощным глотком осушил его и молча поставил на стол…
- Закусывайте, Александр Игнатьевич…
- Благодарю-с, после первой не закусываю! (Старая школа, да-с.) Н-но, я вынужден у Вас, Владимир Иванович, просить извинений за свое недостойное поведение…
- Да что Вы, господин подполковник, я и не думал…
- Напрасно. Думать надо всегда. - и, обращаясь уже к Лацису. - Я могу быть свободным?
- Да, пожалуйста…Сегодня мы все устали, перенервничали. Завтра будет много дел.
Когда дверь за стройной и прямой, как палка, спиной Вершинина неслышно затворилась, я недоуменно пожал плечами:
- И чего он на меня взъелся? Да какая ему разница, где и когда я служил?!
- Ну, как же, какая… Вы и скажите тоже! Волнуется человек. Ему, может завтра с Вами вместе в бой идти, а он Вас совсем не знает… Кто Вы, что Вы… Можно ли Вам доверять…
Я обиженно надул губы:
- Вроде, никто пока меня Иудой не считал-с…
А потом я похолодел от ужаса:
- Э-э-э…это в каком смысле, завтра идти в бой?!
- В прямом, дорогой товарищ. В прямом.
8
"Утро красит
Нежным цветом
Стены древнего-о-о Кремля!
Просыпается с рассветом
Вся Советская земля!"
Бодрая, почти маршевая песня, написанная, по широко распространенной легенде, еще в мирном 1913 году, лилась из черной тарелки висящего на белой стене репродуктора.
Однако за зарешеченным окном вовсе не розовели утренние облака, а качался под ноябрьским промозглым ветром желтый фонарь под жестяным рефлектором… Предзимье. Тюрьма.
Я со стоном оторвал будто налитую раскаленным свинцом голову от заботливо подсунутого под неё аккуратно свернутого бушлата, откинув закрывавший опухшее лицо воротник добротной, зимней шинели. На петлицах шинели, на глубоко-синем фоне (явно не авиационном) рубиново алели две майорские шпалы. Ого, а наш-то гостеприимный хозяин, у себя всего лишь старший лейтенант! (Имеется в виду, старший лейтенант внутренней службы НКВД. Прим. переводчика).
Сам товарищ Лацис, укрытый своим роскошным черным кожаным пальто, тихо сопел рядом моим с диваном, на полу… Крепко сжав свой рабоче-крестьянский кулак, он старательно сосал во сне большой палец.
Несколько долгих секунд я смотрел на Лациса, потом со стоном перевел взгляд на стоящий у окна двухтумбовый стол. На нем, на спине, даже в таком состоянии сохраняя исключительно пристойный военно-административный вид, тихонько похрапывал белый подполковник Вершинин. У него в руках была крепко зажата давно погасшая парафиновая свечка, с ясно видимыми следами укуса на ней. Свечку, видимо, кусали крепкими, молодыми зубами…Но кто и зачем?!
Рухнув головой на полевой заменитель подушки, я пытался вспомнить, что же было вчера… вспоминалось с огромным трудом.
Помню, после ухода Вершинина и звонка Ани случилось страшное… Как-то внезапно кончился коньяк.
Лацис, успокоив меня, полез в сейф и достал из него двухлитровую банку с восхитительно пахнувшим керосином, голубовато-опаловым "шилом". (По мнению нашего консультанта, бармена К. Уусикайнена, русские туристы обожают давать коктейлям имена своих любимых рабочих инструментов. Так, смесь водки "Карьяла" и апельсинового сока они именуют "Отвертка". Видимо, это связано с огромной любовью русских мужчин к ручному труду, что только приветствует коммунистическая идеология. Следовательно, "Шило" - это тоже наименование какого-то коктейля. Однако его точный состав нам не известен. Но присутствие в напитке голубого и опалового цвета явно намекает на наличие в составе коктейля абсента. Тем более, что только выпитый в больших количествах, близких к летальным, абсент может вызвать последующие в тексте события. Прим. Редактора).
Кстати, а вот на полу - не она ли стоит, пустая? Ох, Господи ты Боже мой! Не мудрено, что мне так лихо! Это же получается, я принял на грудь примерно шестьдесят пять и три десятых килокира! (Один кир - это один выпитый грамм умножить на один градус крепости напитка и разделить на одно пьющее рыло. Килокир - производная единица, одна тысяча киров. Данная единица измерения выпитого разработана петроградскими студентами-технологами в начале двадцатого века, для подсчета потребного количества алкоголя. Эмпирически ими же установлена норма для обращения в хлам среднего питерского студента - двадцать килокиров. Для нормального финна такая доза является безусловно смертельной. Прим. переводчика).
Это еще не считая коньяка.
Так что явно удавшийся вечер вспоминался мне отрывками…
Сначала на огонек с шахматной доской под мышкой забрел мучающийся старческой бессонницей Вершинин.
Потом почему-то у него вместо шахмат в руках оказалась лацисовская гитара и он довольно лихо исполнил:
"Сапоги фасонные,
Звездочки погонные -
По три звезды, как на лучшем коньяке!
Гей песнь моя, люби-м-а-я!
Это поручики шпорами звенят!!"(Старинная юнкерская песня "Съемки". Я сам её певал, в бытность мою в Александровском. Прим. переводчика)
(Нашел чем гордиться. Прим. редактора).
Потом Вершинин рисовал мне с академической точностью на пожертвованном Лацисом бланке для протокола допроса кроки Финского залива и восточной части Балтийского моря, при этом по-менторски поясняя:
- Извольте убедиться, молодой человек! Оборона Петрограда начинается вот здесь - на Центральной Минно-артиллерийской позиции, в Моонзунде, у Даго и Эзеля! А тыловая позиция - проходит вот тут, у Ганге и Поркалла-Удд. А Кронштадт, со всеми его фортами, это была самая последняя линия обороны, перед тем, как супостат высадится на Дворцовой набережной…
И что мы имеем на текущий момент? Обороны Петрограда у нас нет вообще! Потому что северный берег Залива, со всеми его укреплениями, находится в руках финнов! Что толку крепить замок, ежели у него с одной стороны дужка подпилена? Черт, черт, да у них в руках даже форт Ино! Это напротив нашей Красной Горки и Серой Лошади! Они же могут провести в своих водах кого угодно до самого устья Сестры! И ведь проводили - во время Кронштадтской побудки - когда англичане прямо в Гавань заскочили…Это недопустимо! Ленинград - словно сердце, расположенное на кончике большого пальца! А это к слову - половина нашей, русской, военной промышленности…
- И… что делать?
- Ленинград мы отодвинуть не можем, а вот финскую границу…(Гнусные русские империалистические измышления. Финляндия никогда не угрожала России. Прим. Редактора).
- А может, как - нибудь лучше добром?
- Да мы не раз уж пытались договориться… - безнадежно махнул рукой Лацис. - Предлагали им в Карелии на обмен хороший участок земли, в два раза больший по площади, чем тот, на который мы претендуем…Пытались у них купить или хотя бы взять в аренду острова в Заливе…Вотще. Есть у них там такой член парламента Свинехунд, так вот он считает, что естественная граница Финляндии проходит по Уральским горам! (Грязная ложь. Всего лишь по побережью Белого моря, далее по Онежскому и Ладожскому озерам и восточному берегу Невы. Прим Редактора).
Потом мы долго спорили с Вершининым, почему красные победили в Гражданской войне: