- Всем сейчас трудно - завершил речь Итин - но надо делиться. Чтобы все по справедливости было - и горе, и радость чтобы были одни на всех. Не для себя прошу хлеб - для народа трудового. Для тех, кто на фронте за вас бьется, чтобы прежние порядки не вернулись - и для тех, кто оружие делает, по четырнадцать часов в холодных цехах, фунт хлеба лишь в паек получая, а иждивенцы - по полфунта, и то, если хватает муки в пекарнях. Было зимой: клепальщик один, с бронемашинного, на час домой отпущенный, нашел жену свою с двумя детишками три дня уже не евших ничего - свой паек хотел отдать, так жена не взяла, и детям не позволила, чтобы у мужа силы были на революцию работать, чтобы белопогонники проклятые не вернулись. Так и ушел клепальщик с хлебом в кармане, через неделю лишь сумел снова домой - а семью его уже схоронили! И не у него одного - у многих так было: по весне крапиву и лебеду ели, вместо хлеба, но знали, что лучше умереть, чем позволить господам проклятым вернуться и снова на шею нам сесть!
Крестьяне слушали молча. Топорщилась солома на крышах изб. Крестьяне молчали - словно надеясь, что если они не согласятся, то отряд уйдет, оставив их в покое.
- Что молчите, сволочь! - не выдержал матрос - время сейчас такое, что кто не с нами, тот за врага: никому нельзя в стороне! Добром не хотите сдать излишек положенный - так будет по-нашему: сами все возьмем, что найдем! За мной, ребята!
Все было, как в других деревнях. Бойцы осматривали дома, сараи, погреба; зная, где обычно делались тайники, они находили мешки с зерном и мукой, картошкой и репой, несли на свет крынки с молоком, маслом и сметаной, яйца и кур, даже копченые окорока и колбасы. Крестьяне смотрели молча и угрюмо, но никто не смел сопротивляться хорошо вооруженному отряду. Одни лишь дворовые псы пытались вступиться за хозяйское добро - их откидывали в сторону прикладами и сапогами. А самых злобных - пристреливали, или докалывали штыками. По всей деревне слышались одиночные выстрелы и собачий вой.
- Ты прости, комиссар, что я вперед тебя - сказал матрос - я в прошлом еще году за хлебом ходил, и знаю: пока мы им речь, кто-то тишком да тайком по домам, успеть что спрятать получше. Скорее надо, а лучше сразу, с налета - и по амбарам, чтобы опомниться не успели. А кто несогласный - выходи! Сразу того в расход и спишем, как элемент безусловно враждебный!
И матрос удобнее перехватил винтовку.
- Может, так и легче - согласился товарищ Итин - да только не один хлеб нам здесь нужен. Если мы не просто власть, а еще и народная - надо, чтобы мужики эти хлеб давали не силе, а правде нашей подчиняясь. Чтобы - душой всей за нас встали. Силой любой может - и правый, и враг. А правда на свете одна - наша.
Дело было почти закончено; оставалось лишь мобилизовать достаточное число подвод с возчиками и лошадьми, чтобы под охраной доставить собранное на ближнюю станцию железной дороги. Однако уже было время думать о ночлеге. Собранные продукты были тщательно сосчитаны, переписаны и заперты в крепкий амбар, выставлены часовые, которым товарищ Итин сказал:
- За провиант - головой отвечаете. Чтобы ни крошки не пропало. Я захочу если себе что взять - стреляй в меня.
Отряд привычно располагался на постой - часть бойцов разместилась в домах побогаче, прочие же заняли стоящий на отшибе большой сарай с сеном, сложив там же отрядное имущество; рядом разожгли костер из разломанного на дрова ближнего забора и сели вокруг. Настало лучшее время в походе - свободное от устава, когда можно заняться личным: поговорить о чем хочется, и просто отдохнуть после маршем прошедшего дня; лишь водка не была дозволена, потому что сознательные бойцы революции - это не трактирная пьянь. Внизу журчала речка, за ней до горизонта уходила степь, с редкими кустами и невысокими холмами вдали. Позади, за домами деревни, огородами и лоскутами пашни, виднелся лес. Солнце стояло уже совсем низко; в небе зажглась первая вечерняя звезда.
- Места здесь красивые - сказал боец с перевязанной рукой - как война кончится, может быть приеду рыбки половить. С обрыва того, среди цветочков сидя. Скоро уже победа - и по домам. Первым делом, по улице героем пройдусь - звезда на фуражке горит, ремни скрипят, сапоги сверкают. Затем хозяйство поправлю, корову куплю, хату обновлю. Хороши конечно электрические фермы и трактора, как у Гонгури - но покамест и корова в хозяйстве очень полезна.
- О чем мечтаешь, деревня! - презрительно отозвался матрос - как война кончится, так будет вместо фронта трудфронт: строить, себя не жалея, и за планов выполнение биться, за тонны металла и угля, за урожай, за науку всякую передовую. Сказал Вождь: чтобы коммунизм победил, каждый должен способствовать, любым делом своим, словом и мыслью - каждую минуту. А ты - цветочки, корова, еще смородину у плетня вспомни! О своем мечтаешь, не об общем - значит, не в полную силу тянешь, и объективно, трудовому народу ты враг! А знаешь, что с врагом народа трудового делать положено?
- А ты не пугай, флотский! - сказал перевязанный, пытаясь свернуть цигарку - уж я в такую силу тянул, что врагу не пожелаешь, с мое пережить! За революцию я с самого первого дня, потому как происхождения самого бедняцкого: сперва батрачил, после солдатчина, раз-два в морду, как стоишь перед их благородием, скотина. А тут война - и шесть лет в окопах, где холодная вода по колено, а вшей с себя горстями собираешь - три года на фронте за народ трудовой, как до того еще три за отечество. На войне о завтрашнем вовсе не думаешь - там каждый день живым тебе, как подарок от бога, то ли будет, то ли нет, так что первый раз сегодня, помечтать право имею. А если сам ты такой сознательный, и за народ - так баб тех сегодня зачем прикладом?
- А нечего хлеб прятать! - зло бросил матрос - чтоб на базаре продать с прибылью, когда нам в паек одни сухари несвежие! Знаешь, что с клепальщиком тем стало - это ж я товарищу Итину про него рассказал? Через неделю, пришел он домой второй раз - жена с малыми в могиле, а в комнате пусто: все на рынок снесли, за еду. Умерли от голода - когда там мешочники поганые хлебом торговали, взял тогда клепальщик гранату - и на базаре том прямо в ряды! Патруль тут же - и в чрезвычайку его, ко мне. Законов мудреных я не знал, и судил по справедливости: наш провинился - на фронт, контра - сразу к стенке. А что тут судить - потому как сам так же бы сделал, отпустить хотел, и говорю - иди, но если еще раз, то на фронт тебя, без жалости. А он в ответ: сам желаю, чтобы на фронт, потому как жить мне теперь незачем! Уважил - а после пошел сам с хлопцами на тот базар, и всех, кого с хлебом поймали - в расход на месте! Гадье спекулянтское - всегда давил и давить их буду, как клопов! Ты не о них думай - о наших, кто сейчас без хлеба! Или забыл, как в городах весной - суп из крапивы ели?
- Зимой и крапивы не было! - сказал кто-то из бойцов - пайки лишь тем, кто в цехах, заставляли под надзором есть, чтобы семьям отдавать не смели - чтобы силы были у станка стоять! А иждивенцы - как могут! Приходила соседка к соседке, с дворовым комитетом: у тебя, Матрена, трое детей, и все живы еще, значит запасы какие-то втайне имеешь, показывай давай! На смену идешь - а навстречу тела мертвые на саночках везут. Не приведи господь - еще раз пережить такое!
- Нам все ж паек казенный положен - миролюбиво сказал перевязанный - хоть и сухари, а все еда. А этим как теперь быть, с их детьми малыми? Мир завтра будет, придешь ты домой - а там другой такой как ты постарался, и что тогда? В кого тогда - гранату? Если твою семью сейчас - тоже вот так?
- Верно! - сказал еще один боец - у меня вот тоже, жена с малыми в деревне. Земля у нас не пахотная, все леса, урожай чуть, самим едва хватает, а лишку и вовсе нет. А закон о хлебосборе - для всех один. И думаю вот - а вдруг, вернусь, а там - как здесь?
Все смотрели на матроса - а тот не знал, что сказать. Тогда заговорил сам товарищ Итин - и все обернулись к нему, в полной тишине. Потому как был товарищ Итин первым сподвижником самого Вождя - а значит и всей революции. И голос его был - как окончательный вердикт, спорить с которым могла лишь явная контра. А с контрой спорить не положено - ее следует уничтожать без всяких слов, как последнюю ядовитую гадину.
- Война идет - сказал он - как на войне, когда страшно в атаку подняться, под пули - а встаешь, чтобы победа была. Так и здесь - классовая война, она через каждого проходит, и никому нельзя в стороне. Отсидеться, о себе, семье своей заботясь - или хлеб свой долей в победу общую отдать? Не для себя забираем - ради дела великого и праведного. Потому что мы, Партия - авангард: лучше знаем, как всем распорядиться. Пусть даже против воли несознательных, кому свое дороже, это как - из окопа подняться страшно, и тебе взводный стволом в зубы. Убьют - так убьют. Голод - что делать! Потому ты, товарищ, думай - может, хлеб, семьей твоей сданный, хоть на шаг малый победу нашу приблизил. Ради счастья будущего - кто сам не доживет, так дети их счастливы будут. И потому, как трудно ни было - одна у нас всех дорога, скорее вперед. Зубы стиснув, кровь свою на камнях оставляя. Мы себя не жалеем - а прочие пусть хоть тыл нам обеспечат. Трудно им - а кому сейчас легко?
Все молчали. Лишь трещал костер, выбрасывая снопы искр. Кто-то рядом подбросил дров, стало светлее.