- Убили его. Прошлой еще весной.
- Наши? Или - с погонами?
- А бог весть! - бросил крестьянин - пришли какие-то, как вы сейчас, с мобилизацией то ли с реквизицией. Он им слово поперек сказал - его насмерть и убили. Работящий был. Думали уж - женится, дом поправит.
- К нашим надо было идти, а не дома отсиживаться - сказал Итин - погиб бы, так за правое дело, счастье общее приблизив. Газеты возьми - правду нашу прочтешь. Грамотный?
- Мы люди темные - развел руками крестьянин - вы идейные, а нам - лишь бы прожить. При любой власти - пахать надо. Помирать собирайся - а хлеб сей. Так еще дед мой говорил - и я скажу…
Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов.
Кипит наш разум возмущенный
И в смертный бой идти готов
Товарищу Итину снились красные знамена. Над огромной толпой, на площади у красной зубчатой стены с островерхими башнями. На башнях горели рубиновые звезды. Только что завершился парад - по площади прошли танки, мощные, низкие и широкие, с длинными пушками, и восьмиколесные броневики, и артиллерия, и какие-то непонятные машины с антеннами и короткими стволами, задранными вверх, и ракеты огромных размеров, на буксире у многоосных тягачей. В небе пролетели самолеты - стремительные, похожие на стрелы, эскадрилья за эскадрильей, оставляя белые следы. А мимо стены, мимо трибуны черного гранита, уже двигались ряды и колонны с флагами и плакатами, под грохот марша. Партии - слава! Коммунизму - слава! Дело Ленина - живет и побеждает! Ура!!!
Сегодня мы не на параде -
А к коммунизму на пути.
В коммунистической бригаде -
С нами Ленин впереди!
Картинка снова сменилась - будто Итин смотрел через стекло ящика, в котором менялось изображение, с цветом и звуком - как через иллюминатор воздушного корабля. Цеха и трубы заводов, плотины гидроэлектростанций, нефтяные вышки, сияние огней, блеск электросварки - где вчера были лишь лес и степи. Новые города, белые, светлые и чистые - среди тайги и пустыни. Рельсы стальной магистрали, от Байкала до Амура. Трактора и комбайны на бескрайних полях освоенной целины. Дома, машины - нового, незнакомого Итину вида.
Мы везде, где трудно -
Дорог каждый час!
Трудовые будни -
Праздники для нас!
- Трудфронт! - подумал Итин - значит, не осталось уже эксплуататоров, на всей земле! Но мы не успокоимся, после нашей полной победы - а пойдем вперед еще быстрей! И нас - никому не остановить!
Будет людям счастье -
Счастье на века!
У советской власти -
Твердая рука!
- При чем тут Советы? - подумал вдруг Итин, пытаясь поймать что-то ускользающее, но очень важное - И КТО ТАКОЙ ЛЕНИН??
Гелий проснулся под утро. Выйдя из сарая, где спал вместе с половиной отряда, он запоздало вспомнил, что забыл совет товарища Итина - написать отцу. Хотя бы пару слов - жив, здоров, ждите. Застегивая ремень, он торопливо вернулся в сарай. Было темно, снаружи едва различались ограды и избы деревни. У входа внутри тускло горела керосиновая лампа, реквизированная в каком-то из домов. Гелий подгреб ворох соломы и хотел устроиться с блокнотом и карандашом. Подошел часовой, до того топтавшийся у двери.
- С огнем осторожнее - сказал он - нарочно здесь сено гребли, чтоб от огня подальше.
- Я смотрю - ответил Гелий - после уберу, как закончу. Утром обоз собрать - не до писем будет.
- Ну смотри - сказал часовой - мое дело, предупредить.
Он не уходил, переминаясь с ноги на ногу рядом. Ему было скучно ходить вокруг сарая, вглядываясь во тьму - потому что так было положено, хотя врага рядом не было и не ожидалось. Когда завтра повезут хлеб, тогда придется быть настороже - особенно если банды из леса узнают про груз. А пока - можно было поболтать с товарищем, опершись на винтовку как на посох.
- Слушай, а как тебя зовут? - спросил часовой - по настоящему. Меня - Павел.
- Гелий - упрямо ответил Гелий - я и в бумагах так выправил. Чтобы по-новому. Как в отряд вступил.
- И в билете тоже? - усмехнулся часовой - или ты не "сокол"? Как же тогда тебя взяли?
- В апреле вступил - поспешно ответил Гелий - вот.
Он достал заветную красную книжечку. Часовой привычно открыл ее - как всегда проверяют документы - прочел, и снова усмехнулся.
- Что ж ты партию в заблуждение вводишь? - сказал он - я слышал, говорил ты товарищу комиссару, что профессор твой отец, а записано - "из пролетариата".
Вступая, Гелий указал в анкете об отце - "служащий народу". Так всегда говорил отец об интеллигенции - однако всего за день до того сам Вождь в одной речи сказал "служащий всему народу класс пролетариат". Писарь в ячейке счел строку анкеты за красивую фразу, и вписал как привычно. Гелий заметил это, лишь когда получил билет - но поправлять не стал, считая даже более почетным.
- Пролетарии без испытательного срока вступают, интеллигентам же полгода положено - сказал часовой - нехорошо получилось, будто ты примазался. Может, и наш ты - а все нехорошо.
- Как из похода вернемся, как раз срок пройдет - твердо сказал Гелий - все выйдет правильно.
- Ну, смотри - заметил часовой - получается, мы с тобой в один почти день "соколами" стали. Я чуть не срезался - на вопросе, почему Союз Коммунистической молодежи, а не Коммунистический союз молодежи, как раз тогда дискуссия об этом была. Я по простоте и ответил, что звучит красиво и гордо - "сокомол", соколы, а не какая-то комса. А оказалось, как председатель наш объяснил - коммунистический союз для всех, кому коммунизм цель конечная; а если нет и не может быть у нас целей других - что же тогда, всех по возрасту годных писать? А вот если "соколы", то это уже наши - кто за партию и революцию уже сейчас хоть на смерть. А товарищу комиссару ты все же про ошибку в билете скажи - а то выйдет, что ты от партии тайну имеешь.
Он затянулся последний раз, и огляделся - ища, куда бросить окурок. В сарае все же не стал, повернулся, и вышел наружу. Гелий достал тетрадь, но пока не писал ничего, задумавшись над словами Павла. К тому же, трудно было решиться вырвать из тетради даже чистый один лист.
- Я - "сокол" - произнес он про себя - а комиссару скажу. Он поймет.
Павел не возвращался. Гелий опустил глаза и перелистнул тетрадь. Нацелился было на лист, следующий за исписанным - и стал писать прямо на нем, решив вырвать после.
- Отец, я жив и здоров. Мы идем, добывая хлеб для голодающих. Вчера был бой, один наш товарищ геройски погиб - но мы победили. Если бы ты знал, какие люди сидят сейчас рядом со мной у походного костра - как герои из романа Гонгури. Мы с радостью пойдем на фронт - добивать последнего врага. Я вернусь - после победы, теперь уже близкой, потому что с такими товарищами нельзя не победить. Жаль только времени, потраченного на войну со всякой сволочью - времени, отнятого от постройки светлого будущего, как в том романе. Но это ничего - тем быстрее мы пойдем вперед, когда враг будет разбит окончательно. Уже скоро я вернусь - перед тем, как ехать на какую-нибудь великую стройку, куда пошлет нас партия.
Он хотел вспомнить, что еще говорил Итин - потому что эти слова стали теперь и его мыслью, его верой. Еле слышный шорох заставил его отвлечься - это наружу открылась дверь. Решив, что это возвращается Павел, Гелий поднял глаза.
В дверях стоял чужой. Весь в каком-то зелено-пятнистом, лохматом. Даже лицо было замотано чем-то, чтобы не белело в темноте - виднелись только глаза в щели под низко надвинутым стальным шлемом с маскировочной сеткой. Нацелив автомат - с длинным изогнутым магазином внизу, и штыком на конце ствола - штык был не привычный четырехгранный, а клинком. Гелий глядел в остолбенении, а чужак быстро запустил руку в висящую на боку сумку такого же зелено-пятнистого цвета, достал какой-то тускло блеснувший предмет, похожий на обычную бутылку, пальцами ловко что-то с ним сделал - и бросил в глубину сарая, где в сене спали товарищи.
Ослепительно полыхнуло, хлестнув светом по глазам. Ударило обжигающим жаром. Гелий зажмурился - всего на миг. Когда же он открыл глаза - чужака нигде не было, зато совсем рядом стеной бушевало пламя.
Гелий завозился с мешком - потеряв пару мгновений, чтобы сунуть тетрадь. Схватив мешок, хотел взять винтовку - но пламя уже отрезало путь. Гелий сделал шаг назад - и вывалился наружу, спиной распахнув дверь. Пламя вырвалось вслед за ним, сарай пылал уже со всех сторон - и кто-то страшно кричал внутри, но слов нельзя было разобрать. Гелий повернулся - и оказался лицом к лицу с чужаком, тем самым, или уже другим. Гелий хотел было броситься в сторону - но чужак взмахнул прикладом, и Гелий полетел с ног; в следующий миг он уже лежал лицом в землю - чувствуя, как ему крутят за спину и вяжут руки, быстро и умело. Затем его схватили - и потащили в темноту.