Подавшись к Кириллу, девушка потерлась об него отвердевшими сосками и прошептала:
- Я не забыла уроков, преподанных в гареме…
Авинов молчал, жадно водя руками по шелковистому телу девушки, а после подхватил и отнёс на ложе, склоняясь к манящим ручкам, касаясь, трогая, целуя, погружаясь в горячее и влажное, затягивающее в жаркую и сладкую тьму…
Рано утром он проснулся рядом с Нвард. Девушка лежала в позе мадам Рекамье и глядела на него с улыбкою. Заметив, что Кирилл проснулся, она протянула руку и погладила его по груди. Перебирая ладонью, прошлась по напрягшемуся животу, дотянулась до лобка, надавливая подушечками пальцев. Авинов молча сграбастал нечаянную возлюбленную, подминая, тиская, лаская грубо и нетерпеливо.
Четверть часа спустя он остыл достаточно для того, чтобы вести связную речь.
- Мехмет-эфенди говорил, что русские уезжают в Эрзерум… - проговорила Нвард. - Ты тоже уедешь?
- Я должен, - просто ответил Кирилл.
- Понимаю… А можно мне с вами? Нет-нет, - заспешила девушка, - ты не думай, что я навязываюсь! Мехмет-эфенди даст мне свой мотор, у него почти новый "лорен-дитрих". Водить я умею, но ехать одной в Ван, да ещё зимой… Это настоящее безумие!
- Ну конечно, - сказал Авинов неуверенно, - я поговорю с генералом.
- Поговори, пожалуйста… - промурлыкала Нвард, подлащиваясь, и села на него сверху, поелозила попой, прогнула спинку, прижалась легонько, гладя грудями, касаясь пальцами…
Ровно в девять утра караван из трёхсот с лишним "Бенцев", "Лесснеров", "Даймлеров" и одного "Лорен-Дитриха" покинул Трапезунд, направляясь к Эрзеруму.
Глава 17
ГРОМ ПОБЕДЫ
Чем дальше в горы уходил караван, тем суровее делались виды - леса уступали место заснеженным лугам, переходившим в ледяную каменистую пустыню, безжизненную и безрадостную.
Первую остановку сделали на повороте в Эрзинджан, древний город, известный как Азирис ещё с незапамятных хеттских времён, а в 1916-м захваченный Юденичем. Эрзинджан возлежал на западном краю плодородной долины, сплошь покрытой садами, и летом представлял собой подлинный оазис среди неприветливых гор.
Наверное, именно поэтому тутошний русский гарнизон поредел лишь наполовину, не спеша эвакуироваться из эрзинджанских фортов - хороша была землица! Конечно, всё кругом какое-то не своё, не родное, так ведь прижились же тут как-то молокане с духоборами! Изб понастроили, и живут себе. Налево глянешь - минареты с мечетями да с караван-сараями, а направо посмотришь - девка выступает в сарафане, вёдра тащит на коромысле, а подружка её журавель колодезный опускает… Русь!
В Эрзинджане сошли корниловцы, а караван продолжил свой нелёгкий путь.
На восемьдесят вёрст между Эрзинджаном и Эрзерумом вдоль правого берега Евфрата, местными прозванного Кара-Су, простиралась высочайшая отвесная скала, на самом краю которой, прижимаясь к крутому склону, вилась узкая, гладкая, как полотно, дорога, едва пригодная для того, чтобы разминуться двум подводам. А внизу, глубоко-глубоко, шумел и ревел Евфрат, бурный и стремительный, бурливший и пенящийся. По левой стороне его тянулись, теряясь вдали, горы, а впереди расступались утёсы, прорезанные рекой. На тёмных скальных громадах то там, то сям мелькала белёсая полоска шоссе.
Было холодно, но Кирилл изрядно потел, сидя за рулём "Бенца". Ужасающая пропасть обрывалась в шаге от колёс, а за лобовым стеклом качалась скользкая дорога - дорожка! - извиваясь как змея.
Когда караван остановился на заснеженном перевале, и Марков выкликнул охотников расчищать снежные заносы, Авинов тоже покинул кабину - и едва на коленки не шлёпнулся, так дрожали ноги.
Снег поднимался до высоты в три сажени, но деревянным лопатам поддавался, а уж от желающих поработать отбою не было - всякий хотел подвигаться, чтоб согреться.
За перевалом Кириллу стало полегче - на несколько вёрст шоссе углубилось в ущелье. Отвесные высоченные стены вздымались с обеих сторон, сжимая небо в голубую ленточку, а потом дорога снова запетляла причудливым серпантином, спускаясь по уступу между крутейшим склоном справа и глубочайшей пропастью слева.
До Эрзерума добрались на второй день. Город лежал между двух горных хребтов, как в неглубокой чаше. В недавнем прошлом Эрзерум являлся тыловой базой османской армии, главным центром всей восточной Турции, потому и стал город твердыней, укреплённым районом. За его основу турки взяли прекрасную горную позицию Девебойну, сотворенную самой природой, - она отделяла Пассинскую долину от Эрзерумской. На горном хребте крепко сидели одиннадцать фортов, отлично подготовленных к круговой обороне. Они располагались в две линии, прикрывая друг друга артиллерийским огнём, и представляли собой каменные многоярусные башни с амбразурами для орудий, прикрытые рвами и двумя-тремя валами.
Чобан-деде, Далан-гез, Кара-гюбек, Узун-Ахмет, Каракол - все эти названия османских фортов звучали как заклинания злого волшебника, призывающего силы тьмы, но не так страшен чёрт, как его малюют, - русские воины не раз и не два брали Эрзерум приступом. Теперь же перед ними стояла задача иного порядка - удержать захваченные крепости, отстоять то, что было завоёвано потом и кровью.
Кирилл вёл "Бенц" по узким восточным улицам и отдыхал душой - всё самое страшное осталось позади, турок он боялся куда меньше бездонных пропастей, падать в которые - боже упаси! Вот где, верно, гадостная смерть.
Дома вокруг стояли приземистые, большей частью одноэтажные, с плоскими крышами, крытыми дёрном, архаичные и некультурные. Над этим пыльным морем ветхого жилья поднимались, горбились, дыбились мечети, мавзолеи, караван-сараи, "двурогая" медресе, уставившая в небо пару минаретов. А дальше - горы, горы, горы…
Местные высыпали наружу, со страхом и любопытством оглядывая караван, - неужто, дескать, на этих русских угомона нет?
И слева, и справа бежали вприпрыжку мальчишки - армянские кричали: "Християн! Християн!", а турецкие были куда практичней, требуя: "Бакшиш! Дай, дай!"
Покрутившись по улочкам, караван прикатил к цитадели. Удивительно, но встречать генерала Маркова вышли не только нижние чины, причём одетые по форме, но и офицеры с нашитыми погонами!
Вперёд вышел начальник гарнизона, генерал-майор Квинитадзе, за отличие в Эрзерумской операции награждённый золотой саблей с надписью: "За храбрость". Георгий Иванович приблизился к Маркову и отдал честь.
- Добро пожаловать, ваше превосходительство! - улыбнулся он с истинно грузинским радушием.
После обмена приветствиями и представлений Квинитадзе взял Маркова под руку, как старого приятеля, и повёл угощать с дороги.
- У нас тут, в поднебесье, Сергей Леонидович, - болтал он, - свои правила, свои законы. Скинули царя? Поделом! Скинули "временных"? Вах! Так им и надо! Нас тут пять тыщ народу осталось, почти что без митингов прожили. Да! Тут хочешь не хочешь, а к своим потянешься, что нижние чины, что "офицерьё недобитое", хе-хе… Тем более - зима! Сейчас ещё ничего, терпимо, а вот в позапрошлом году… О-о! - Генерал-майор закатил глаза. - Снега завалили окопы, землянки, дороги, перевалы. Вся моя дивизия тогда поменяла винтовки на лопаты. Снег стоял стеной до трёх-четырёх саженей, ветер страшный, метель. В двадцати шагах ничего не видно! Часто утром нельзя было открыть землянку, так как вся она, до верха, оказывалась засыпанной снегом…
Марков покивал нетерпеливо и спросил о главном:
- Как мыслите, Георгий Иванович, удержим город, если турки попрут?
Квинитадзе задумался и пожал плечами.
- Все форты - наши, - сказал он, - все четыреста с лишним орудий - на месте. Людей маловато, так вы с пополнением прибыли! Чего ж не удержать? Удержим… Лишь бы было для кого, лишь бы Россия в целости и сохранности осталась!
- Останется! - твёрдо пообещал Марков.
После скромного застолья Сергей Леонидович с Георгием Ивановичем устроили осмотр укреплений, а Кирилл Антонович тем временем "подрабатывал" квартирмейстером, размещая своих текинцев. Набегался он так, что заснул прямо в штабе и лишь утром вспомнил о водительнице "Лорен-Дитриха". Кинулся искать, покряхтывая от стыда и боясь, что Нвард уехала далее, к озеру Ван, даже не попрощавшись с бессовестным любовником, но девушка сама нашла его - вызвала через ухмылявшегося Саида.
Погрозив Батыру кулаком, Кирилл выбежал к ориорд Нвард, поджидавшей его у ворот цитадели.
- Прости, ради бога!.. - покаянно начал Авинов, прикладывая пятерню к сердцу, но девушка, слабо улыбаясь, остановила его излияния.
- Полноте, Кирилл, полноте, - ласково сказала она. - Давай пройдёмся немного? Мне надо сказать тебе нечто важное… Очень важное.
Косясь на часовых у ворот, не скрывавших своего любопытства, Авинов увёл Нвард подальше, но стараясь особо не удаляться от расположения. Азия всё ж таки.
Завернув за угол обширной мечети с тонкими, худосочными минаретами, Кирилл сбавил шаг. Внимательно посмотрев на девушку, он заметил, что оживление на её лице - деланое, вымученное, и сейчас, наедине с ним, Нвард уже не скрывала своего истинного настроения - тоски и печали. И что-то ещё угадывалось в чёрных глазах… Отчаяние? Загнанность?
- Что случилось? - осторожно спросил Авинов.
Девушка шла рядом с ним, опустив глаза, и молчала.
- Я устала, - проговорила она, наконец. - Устала тебе лгать.
- Не понимаю! - замотал головой Кирилл.
Нвард глубоко вздохнула и сказала, глядя ему в глаза: