– Разве друзья забивают себе голову подобными мелочами, Шарль? – оскорбился фельдмаршал. Но вы ведь приехали по какому-то делу?
– Э-э-э... – Талейран лихорадочно искал способы исправить допущенную ошибку. – Скажите, а господин Фуше часто бывает в этом кабинете?
Михаил Илларионович построжел, став похожим на мраморное изваяние:
– Мне кажется, что привычки министра полиции являются его личным делом, и не могут служить предметом публичного обсуждения. Давайте вернёмся к нашим баранам... Вы явились по поручению своего императора?
Талейран предпочёл не заметить небрежно завуалированное оскорбление:
– Совершенно верно! Его Величество желает знать, что у вас происходит в Персии.
– У нас или в Персии? Друг мой, старайтесь изъясняться точнее.
– А-а-а...
– Ах, вот вы о чём! Можете передать императору, что в данный момент Россия не ведёт никаких войн, а всё происходящее на её южных границах и за их пределами – не более чем инициатива частных лиц.
– Но говорят о полноценных боевых действиях со штурмом городов и применением тяжёлой осадной артиллерии.
– Кто говорит, англичане и турки? Первые лгут от природной ненависти к Франции и России, а вторые могут искренне заблуждаться.
– И, тем не менее, мой император хотел бы лично посетить Санкт-Петербург, чтобы в беседе с Его Императорским Величеством Павлом Петровичем обсудить сложившуюся ситуацию, а так же договориться о перспективах совместной политики касательно Европы.
– Так пусть приезжает, какие проблемы? – тут лицо Кутузова приобрело странное выражение. – Но почему в Санкт-Петербург? Великий Наполеон должен непременно увидеть Москву! Сердце России и всё такое... Ну, вы понимаете? Вид на город с Воробьёвых гор, прогулки по Кремлю, пожары... Пардон, я хотел сказать, иллюминация с фейерверками. Сегодня же отправлю депешу! Нет, поеду сам, подготовку таких грандиозных событий нельзя пускать на самотёк или доверить дилетантам!
Министр решил не мешать сборам и поспешил откланяться, но на выходе из посольства был перехвачен адъютантом фельдмаршала, капитаном Сергеем Викторовичем Акимовым:
– Позвольте бесплатный совет, месье?
Искусство дипломатии учит не упускать из виду любую, пусть даже незначительную мелочь, поэтому Талейран с готовностью кивнул:
– Премного меня обяжете.
– Знаете, месье... У нас хотя и просвещённая страна, но некоторые азиатские обычаи удивительно живучи. Отголоски былого варварства, что поделать... И один из таких обычаев – любовь к богатым подаркам.
– Богатым в каких пределах? – деловито осведомился француз.
– Чаще всего – за любыми пределами.
Министр уехал в глубокой задумчивости...
Глава 11
Санкт-Петербург. Михайловский замок. 24 декабря 1802 года.
Вот незаметно и Рождественский сочельник подошёл. Так не успеешь оглянуться, а вся жизнь куда-то... вроде была, и нет её. Работа, работа, и ещё раз работа – как проклятый, ей-богу! Даже сегодня, когда все приличные люди идут в церковь, а потом садятся у ёлки за праздничным столом, я склонился над картой, и всю ночь в окошке не погаснет свет. Трубку завести себе, что ли?
Стоп-стоп-стоп, не в ту сторону вас потянуло, дорогой Павел Петрович. Не будет никаких бдений до утра – скоро распахнётся дверь, и рассерженная Мария Фёдоровна с порога заявит, что семейный праздник есть дело святое, что дети ожидают очередного чуда, и единственный раз в году можно позабыть о государственных заботах. Кажется, императрица заучила эту речь наизусть, потому как выслушивая её каждую неделю, не нахожу отличий от первоначального текста. Но супруга права – на делах не свет клином сошёлся, а усталой душе требуется отдых.
Всё равно виновники персидского переполоха застряли в Нижнем Новгороде и раньше Крещенья в Петербурге не появятся, а об остальных мелких новостях доложит Бенкендорф. Или решит рабочим порядком, спихнув на канцлера. Да, точно, пусть канцлер и отдувается, а я не намерен как раб на галерах без выходных ишачить. Разве подвести краткие итоги уходящего года? Пожалуй...
Вроде год получился относительно спокойным и мирным. Послал бы Господь пару таких лет, и мы окончательно встанем на ноги. Нет, богато жить пока не получится, но люди вздохнут чуточку свободнее. Парадокс – закручиваю гайки туго-натуго, а дышать становится легче. Может, это из-за того, что под удар попадают дармоеды и захребетники? Не слышал хоть об одном разорившемся в результате моих реформ промышленнике или купце. Торговцев щепетильным товаром, вроде модных табакерок и перьев страуса, во внимание не принимаем – они сами виноваты. Новая экономическая политика подразумевает постепенный отказ от импортных товаров, и кёльнская вода не входит в список жизненно необходимых предметов. Мыться нужно чаще, господа!
Ладно, поехали дальше, на очереди крепостное право. Настоящий большевик и на царском троне останется настоящим большевиком, поэтому по мере скромных сил стараюсь с ним бороться. Не с троном, разумеется, а с крепостным правом. Недавно по России прокатилась эпидемия самоубийств – лишённые средств к существованию бездельники стрелялись из пистолетов, вешались, топились, травились ядами... Идиоты, да в армии возможность прилично умереть предлагается за весьма достойное жалованье. Что бы не послужить? Нет, не хотят.
Избавившись таким образом от дураков, сельское хозяйство значительно оздоровилось и испытало некоторый подъём. Какой именно, сам не скажу, так как в сём вопросе ни уха ни рыла, но Мишка Варзин опытным крестьянским взглядом видит неплохие перспективы и даёт хороший прогноз на пару ближайших лет.
Армия. Тут тоже всё сдвинулось с мёртвой точки и движется в нужном направлении. Несколько полков и одна дивизия обмундированы и вооружены по новому образцу, и если достанет средств, то дойдёт очередь и до остальных. Тут многое завязано на Кулибина и его программу индустриализации, им самим называемой механизацией промышленности. А уж денег жрёт детище Ивана Петровича... бездонная бочка! Плюс расходы на фабрично-заводские училища. Пока обходимся привлечением к военному производству грамотных солдат под руководством офицеров – тут ещё свежи предания о Петре Великом, не гнушавшемся топор в руки взять и у токарного станка постоять, так что не ропщут. Два дня, подавая пример, я сам отработал на клёпке орудийных лафетов. Ничего, не переломился.
Проведённая силами МГБ операция "Синяя тревога" принесла в клювике двести шестнадцать смертных приговоров, около десяти тысяч работников на казённые стройки. И внушительную сумму в сто восемьдесят два миллиона рублей золотом. После продажи конфискованного имущества она должна удвоиться, как минимум. И никаких угрызений совести не наблюдаю – сон хороший и на аппетит не жалуюсь. Лес рубят – щепки летят. Или я это уже говорил?
Звон колокольчика – дежурный офицер в приёмной дважды дёргает за шнурок, извещая о приходе императрицы. Вообще-то она обычно появляется через свои покои, благо есть общая дверь, но сегодня всё торжественно, празднично и официально.
– Павел, семейный праздник есть дело святое...
– Дорогая, перебиваю патетический монолог в самом начале. – Я уже иду.
– Все давно собрались и ждут только тебя.
Мария Фёдоровна слегка ошибается, говоря о всех. Ждёт она сама и наши младшие – Николай с Михаилом. Остальные почитают себя достаточно взрослыми и самостоятельными, улизнув встречать Рождество со сверстниками.
– Павел, не пререкайся!
Со стороны наверняка смотрится забавно – конвоируемый супругой император идёт впереди. А та бдительно сторожит, справедливо опасаясь, что всегда найдётся сволочь с известиями о срочных и неотложных делах.
Пришли. Свечи на ёлке горят, накрытый стол, но детей трое. Откуда лишний?
– Дорогой, – Мария Фёдоровна немного смущена. – Я подумала, что в Рождественскую ночь мы просто обязаны накормить голодного сиротку. Вышла на улицу и...
Угу... если под улицей подразумевается внутренний двор Михайловского замка, а под оголодавшим сиротинушкой сержант в мундире гусарского полка особого назначения, то всё правильно.
– Устав забыл, отрок?
– Третьего Особого гусарского Полку сержант Нечихаев!
– Сиди уж. Помню я тебя, чай сам награду вручал. Но о дисциплине помни.
– Так точно, Ваше Императорское Величество! – орёт Нечихаев, вызвав восхищённые взгляды Кольки и Мишки.
– Оглушил, вояка бравый. В наказание получишь самую большую ложку. Мороженое любишь?
– Люблю, государь, только не пробовал ни разу, – признался сержант.
– В таком случае обрати внимание вон на то ведёрко, обложенное льдом. Ну что, в атаку, господа гусары?
– Ура!
К великой радости детворы официальная часть ужина оказалась скомкана и позабыта. Они не замечали сердитых взглядов матери – отец, в кои-то веки разрешивший начать со сладкого, в данный момент был куда как главнее.
Вкусив хлеба насущного, народ возжаждал зрелищ:
– Папенька, расскажи сказку!
– Про Колобка!
Хм... вот про Колобка не буду. Вообще эта сказка ходила в нескольких вариантах, отличавшихся лишь размерами разрушений, причинённых главным героем проклятой Англии. А вот версия для взрослых, напечатанная тайно неизвестным дельцом, разнилась существенно. Там Лондон сгорел в адском пламени, а беднягу короля использовали содомским способом его же подданные. Срамота, одним словом... Я даже от гонорара отказался, оставив на память десяток авторских экземпляров.
– А песню хотите?
– Хотим! А какую?
– Про ёлочку.
– Страшную? – уточнил младший сын.
– Ёлочки страшными не бывают.
– А песенка страшная?
– Добрая.