Помолчал немного и убежденно добавил:
- Поэтому побывал я в Добрынихе и договорился, чтобы спасатели с местными прочесали ближайшую тайгу. Вертолет сверху уже осматривал, но все может быть.
- Думаешь, они не догадались бы подать хоть какой-нибудь сигнал? - с сомнением посмотрел на друга Юсупов. - Если б смогли...
- Вот именно, была бы у них такая возможность... - так же мрачно буркнул в ответ Сальников. - А этого мы и не знаем.
В этот момент въехали на аэродром, и Виктор Степанович стал прощаться.
- Проклятый протез, а то напросился бы пойти с вами, - посетовал он, крепко пожимая Юсупову руку. - Только бы Петя поскорее нашелся! Обязательно отыщешь, Миша!
Не в состоянии ответить, Юсупов лишь порывисто обнял друга и залез в вертолет. Представился командиру, остальным спутникам и в дальнейшем за весь полет не произнес ни слова. Душа его была переполнена волнением за судьбу единственного сына, и оно возрастало при взгляде на снежные вершины скалистых гор и простирающееся под ним море тайги.
Справиться с ним, как всегда, помогала безграничная вера в высшую справедливость. Отгоняя от себя мрачные мысли, мобилизуя все духовные силы и мужество перед очередным испытанием, которое уготовила ему судьба, он упрямо шептал:
- Нет! Не допустит Господь, чтобы прервался наш древний, славный род! Испытания посылает, чтобы нас закалить, чтоб мы стали сильнее! Сумел ведь я выстоять... И сын мой сумеет!
Этим же утром из лагеря геологов вышел, направляясь в поселок Добрыниху, конный отряд из трех человек. Во главе его, ведя навьюченного грузом коня на поводу, выступал в качестве проводника квадратный увалень Костя; за ним, верхом на своей лошадке, ехала Клава; замыкал шествие Петр, шагавший налегке.
Он еще с вечера пытался найти Глеба, чтобы узнать о его решении, но тот куда-то исчез. А утром у провожавшего их Сергея Ивановича узнал, что Глеб ушел по его заданию в горы. Это огорчило Петра - он отводил геологу важное место в своих планах на будущее, - но не омрачило радости скорого возвращения домой.
Несколько часов пробивались по бурелому; потом тайга стала редеть и вышли к горной долине - по дну ее мчался бурный водный поток. Сильное течение увлекало за собой даже крупные валуны. Берег, крутой и обрывистый, прорезали многочисленные ручьи, впадавшие в горную речку; противоположный голые скалы.
- Нам надо переправиться на ту сторону, - заявил спутникам Костя. - Там путь намного легче.
- Но переправиться здесь проблема, особенно с лошадьми, - усомнился Петр. - Не лучше ли все же идти лесом?
- Не надоело продираться сквозь сплошной бурелом? - резко возразил провожатый и, взяв себя в руки, объяснил более спокойно: - Ниже по течению перекат есть - Медвежьи камни называется. По нему и перейдем на ту сторону.
- Все же непонятно - зачем преодолевать такое трудное препятствие? Петр глядел на бурную речку и ее скалистые берега. - Течение, наверно, с ног сбивает. А на порогах оно ведь еще сильнее. - Недоверчиво взглянул на Костю: - Почему же Терентий Фомич повел через тайгу, а не этой дорогой? Он ведь не хуже тебя знал все здешние пути.
- А кто их, стариков, разберет? - Костя с нарочитым пренебрежением пожал плечами. - Привыкли по бурелому шастать... Может, легче и о времени они не думают.
- Неужели мы этим сокращаем путь? - удивился Петр. - По-моему, Фомич вел нас напрямик.
- Не знаю, как вы шли со стариком, но мой путь намного быстрее и легче, - продолжал врать ему бывший уголовник. - Нам осталось только до переката дойти лесом. А там переночуем, утром переправимся и пойдем ходом.
Петру ничего не оставалось, как подчиниться. Сделали привал на крутом берегу горной речки для обеда и отдыха, а потом до самого вечера вновь пробивались через таежный бурелом.