Бэрдену и в самом деле было интересно. Расщепление атома ошеломило его, как и всех других. Стало ясно, что миру уже не бывать таким, как прежде, но хорошо это или плохо - все зависит от твоего темперамента. Поскольку он был пессимист, он легко представлял себе атомные грибы, шквалы огня, радиоактивный пепел, а в перспективе - опустошенную планету, слепым глазом сверкающую в лучах солнца. Но все же он спросил:
- А какая разница, в моральном плане, между одной бомбой и несколькими тысячами, которые все равно пришлось бы сбросить?
- Разница в том, что изобретение и демонстрация в действии одной такой бомбы давали нам возможность покончить с войной, что мы и сделали. Но при этом в угоду военным мы уничтожили двести тысяч гражданского населения - вот на это-то мы и не имели права.
Бэрдену были известны все эти аргументы. Его интересовала вдруг прорвавшаяся в Питере страстность. Куда делась та отрешенность, которая и привлекала, и озадачивала Бэрдена. Это хорошо, что у молодого человека есть что-то свое за душой, но, с другой стороны, печально было думать, что его второй зять может оказаться таким же ярым фанатиком, как и первый.
- Вам, наверное, есть что сказать,- пробормотал Бэрден.
К его облегчению, Питер рассмеялся:
- Боюсь, что мне нечего сказать, но есть что добавить.
- И он-таки добавил,- сказала Диана.- Питер будет сила, дайте только ему раскачаться. Он должен писать о политике в каждый номер.
- И притом его некому остановить,- заметил юный Вольтер.- Ведь он сам издатель журнала.
- К тому же мы пользуемся успехом. Мы остаемся при своих. Никакого дефицита. Айрин очень довольна.
Тут Питер принялся описывать Диане состоявшиеся недавно похороны Сэмюеля Блока, который неожиданно умер в Джерси-сити на заседании правления.
- Ему следовало бы поставить памятник,- сказал Питер,- и назвать его могилой Неизвестного супруга.
Бэрден рассказал, как вела себя на похоронах Айрин. Она заявила, что мистер Блок всегда был приверженцем епископальной церкви; его родные пришли в ужас и отказались присутствовать на похоронах, чего она и добивалась. Она стояла в черном одна в готической часовне Национального собора и с царственно-величавым видом принимала соболезнования. Но, увидев Бэрдена, порывисто обняла его и прижалась щекой к его щеке. "Что со мной будет?" - прорыдала она в его ухо. Чувствуя устремленные на них взгляды, он как мог выпутался из ее объятий и пообещал вскоре ее навестить.
- Надо полагать, теперь ты выйдешь за Питера,- сказала Китти, вдруг отпуская руку Дианы.- Он стал ужасно толстый, но все равно он богатый, и ты будешь обеспечена.
Диана убежала из комнаты, Питер подтянул живот. Китти повернулась к нему:
- Я знала, что ты придешь, и испекла сегодня утром пирог. Ореховый, тот самый, который ты любишь. Хочешь попробовать?
- Я не хочуесть,- ответил Питер дрожащим от раздражения голосом.
- Но ведь он всегда хотел есть,- вслух размышляла Китти.- Уж не заболел ли ты? Наверное, слишком плотно позавтракал. Я бы на месте Дианы посадила его на диету. После свадьбы, конечно.
- Свадьбы не предвидится, миссис Дэй.- Питер решил нарушить домашний обычай воздерживаться от комментариев к откровениям Китти.
- Свадьбы? - Она с удивлением поглядела на него.- Какой свадьбы?
Бэрден поспешил успокоить Питера и утихомирить Китти. Как раз такой муж и нужен Диане, думал он, выполняя свою дипломатическую миссию. Ведь Диана в самом деле окажется без гроша, когда он умрет, хотя он вовсе не торопится немедленно отбыть в мир иной - нет, это произойдет не раньше, чем он устроит ее будущее и сам будет переизбран.
III
Гарольд открыл дверь.
Входи! - Он произнес это громким повелительным голосом, словно хотел запугать Клeя или произвести впечатление на каких-то людей, которых тот еще не видел. Пропустив Клея в маленькую прихожую, Гарольд закрыл дверь и запер ее на засов.- Они там,- быстро прошептал он.- Оба. Прости, что я втянул тебя в это дело. Мне просто некому было больше позвонить.
Ничего,- успокоил его Клей.- Я с ними справлюсь.- Стараясь ничем не выдать своей нервозности, Клей прошел за Гарольдом в столовую из стекла и стали с видом на Рок-Крик-парк; дом был новый, один из первых, выстроенных после войны, когда старый город из красного кирпича и мрамора стал поглощаться стеклом и бетоном. Расплавленный песок одержал победу над тесаным камнем. Даже Клей, которому обычно нравилось все новое, испытывал нечто вроде тоски по прошлому.
Когда он вошел, те двое встали. Один был приземистый коротышка, у него было круглое лицо и нос кнопкой. Другой был высокий и тонкий, и только его огромный живот явно предназначался для толстого, но был по ошибке приставлен к тощему.
- Вот конгрессмен Овербэри,- сказал Гарольд. Мужчины переглянулись; они явно замялись и не знали, как быть, когда Клей машинально, по обычной у всех политических деятелей привычке протянул им руку, а затем быстро отдернул ее.
- Как я понимаю, вышло какое-то недоразумение.- Клей стал посреди комнаты, готовый броситься в атаку.
- Совершенно верно, сэр,- ответил коротышка обманчиво-вежливым тоном. Клей знал этот тип людей и приготовился к худшему.- Ваш друг мистер Гриффите совершил серьезное правонарушение по статье двадцать два одиннадцать-двенадцать "А" Уголовного кодекса округа Колумбия.
- Ваше удостоверение.- Голос Клея звучал резко. Их надо вынуждать к обороне.
- Удостоверение? - Тощий-толстый произнес это слово таким тоном, словно ему нанесли оскорбление.
Клей щелкнул пальцами коротышке, который стоял ближе к нему.
- Ваше удостоверение,- холодно повторил он.
- Извольте, сэр.- Коротышка был вежлив и абсолютно спокоен. Он вытащил бумажник и протянул Клею свое удостоверение; его напарник сделал то же самое. Клей достал из кармана записную книжку и не торопясь переписал в нее имена и номера удостоверений двух служащих отряда окружной полиции нравов.
- Очевидно, вы захотите ознакомиться с моим удостоверением,- начал он, но коротышка перебил его:
- Нет, я узнал вас, конгрессмен. По фотографиям.
- Хорошо.- Голос Клея звучал монотонно. Он взглянул на Гарольда, который нервно топтался за диваном, словно готовый в любой момент укрыться за ним в случае, если противник откроет огонь. Ярко-красная ссадина на его скуле начала наливаться синевой.- Зачем надо было избивать его? - спросил Клей.
- Он оказал сопротивление при аресте,- бесцветным голосом сказал высокий, словно для занесения в протокол.
- Затеял драку, так что ли? - Ну что ж, Гарольд малый задиристый. Как раз чтобы задать работу двум полицейским вдвое здоровее его...- Это было в общественном месте?
- Да, сэр, мужской туалет Капитолийского театра. В час сорок семь пополудни.
- Свидетели?
- Только мы двое, конгрессмен.- Коротышка позволил себе едва заметную улыбку.
- Итак, после того как правонарушение было совершено...
- Статья двадцать два одиннадцать-двенадцать "А".
- Знаю... Вы избили его?
- Он оказал сопротивление при аресте, и мы были вынуждены применить силу.- Тощий-толстый выступал в роли официального историка и главного свидетеля неблагопристойных действий своего сотоварища.
- Затем, вместо того чтобы взять его на заметку, вы пришли сюда. Так?
- Нам казалось,- сказал коротышка своим мягким, даже несколько женственным голосом,- что, поскольку мистер Гриффите является таким известным журналистом, следует тем или иным образом уладить это дело. Вот почему мы позволили ему позвонить вам.
- Гарольд, это ты приблизился к этому человеку или он приблизился к тебе?
- Он первый заговорил со мной. Он пошел за мной... в то место, где это произошло.
- Ты хочешь сказать, что он первый сделал тебе предложение?
- Да.- Гарольд несколько раз прокашлялся.- Да, он первый.
- Дело было не так, сэр, и мой коллега подтвердит это. Мистер Гриффите сам сделал мне предложение. Он сперва спросил, нет ли у меня огня, и я, конечно, дал ему прикурить, а потом я прошел в вышеозначенную комнату отдыха, и он пошел за мной следом и совершил правонарушение по статье двадцать два одиннадцать-двенадцать, что и было должным образом засвидетельствовано.
- А зачем вы-то болтались в Капитолийском театре? Что вы там делали?
- Извините, сэр, мы не болтались. Мы находились при исполнении служебных обязанностей. Администрация театра просила нас заглянуть к ним, так как личность, о которой идет речь, показалась им подозрительной. В театре, знаете ли, бывают школьники, особенно по уик-эндам.
- Мистер Гриффите только что сказал, что предложение сделали вы. В таком случае речь идет о завлечении, а это противозаконно.
- Это он так утверждает, а мы утверждаем обратное.- Коротышка был благодушно спокоен. Им нечего было бояться.
- Сколько раз к вам подходили с предложениями в прошлом году?
- Около семидесяти раз, сэр.
- И вы никогда не делали предложения первым?
- Нет, сэр.
- Семьдесят раз незнакомые люди хотели вступить с вами в сексуальную связь. Объясняете ли вы это своей привлекательностью?
Коротышка невольно нахмурился:
- Я объясняю это тем, что мне приказано следить за местами, где могут совершаться подобные вещи, только и всего.
- И эти вещи всегда совершаются, особенно с вами?
- Это моя работа, сэр.