- Да, на него тратят уйму денег,- бесстрастно заметил Бэрден, радуясь, что ему никогда не придется бороться с Клeeм на первичных выборах. Клей дал ему это понять в предвыборную кампанию 1946 года, когда Бэрден представлял его всему округу, особенно в маленьких сельскохозяйственных городках, где у Бэрдена были сильные позиции, а на Клея смотрели с недоверием. Ходит ли он в церковь? Пьет ли он? Правда ли, что его жена сумасшедшая? Бэрден осторожно усыпил все подозрения. Больше того, в доверительных беседах с представителями религиозных кругов он подробно рассказывал о трагической болезни Инид, чем вызвал немалое сочувствие к блестяще одаренному молодому герою, которому суждено оставаться женатым, но без жены до конца дней своей душевнобольной супруги.
В ту ночь, ожидая первых сведений о результатах голосования в отеле "Санфлауэр" в главном городе округа, Бэрден сказал:
- Ты должен одержать блестящую победу.
Клей согласился:
- Но я никогда не забуду того, что обязан всем этим вам.- И он проникновенными, сыновними глазами посмотрел на Бэрдена.
Бэрден смешался: искренность всегда обезоруживала его.
- Ты больше обязан Блэзу. Себе самому. Тому, что ты сделал на фронте.
Но Клей отрицательно покачал головой:
- Все это стало возможным лишь благодаря тому, что я столько лет проработал с вами.. Что я наблюдал вас изнутри, постигал хитрую механику дела. В этом вся суть.- Затем Клей дал понять, что, если все сложится удачно, на выборах 1952 года он намерен пойти выше. На этот счет он с предельной откровенностью заявил:
- Я в любое время поддержу вас по любому вопросу точно так же, как вы поддержали меня.- В ту ночь Клей побил своего противника из республиканской партии, собрав самое внушительное большинство голосов за всю историю округа.
Так былзаключен союз. С тех пор прошло четыре года, но по-прежнему молодой член палаты представителей и старый сенатор были связаны сердечными узами, и, хотя отношения отца и сына сменились на отношения благодарного ученика и почитаемого учителя, это их вполне устраивало. Бэрден даже счел возможным раскрыть перед учеником ряд приемов, сокращавших путь к власти сквозь сомкнутые дисциплиной ряды иерархии в палате представителей, которая в этом отношении была так не похожа на расхлябанный и даже анархичный сенат, где коллега Бэрдена Джесс Момбергер враждебно следил за ростом новой политической силы в его штате и думал над тем, каким способом можно ее сдержать. Но сдержать ее было невозможно, потому что источником этой силы был Лавровый дом, откуда без конца текли деньги и реклама. Даже сам Бэрден временами уставал от вечного вопроса: "Какое впечатление произвел на вас Клей Овербэри, когда вы впервые встретились с ним?" Даже Сэм (его Сэм), и тот потратил большую часть дня, рассуждая о Клее. Но это было неизбежно, поскольку "юный стервец пользуется в Нью-Йорке большей известностью, чем у себя на родине", как недавно заметил младший сенатор старшему. "Штату отнюдь не повредит иметь знаменитость в конгрессе",- ответил старший сенатор. "Мне-то что до нашего проклятого штата",- огрызнулся младший.
Голос Китти положил конец интервью.
- Она уже здесь. Здесь! - Так оно и было на самом деле. Диана появилась на веранде в сопровождении матери и Питера Сэнфорда.
- Он встретил меня на вокзале.
Она радостно поцеловала отца и поздоровалась с Сэмом. Тот быстро пожал всем руки и отбыл.
- Ну, не красотка ли она! - воскликнула Китти, с невинным удовольствием обнимая дочь, и Бэрден с ней согласился. Даже в сумрачном свете ноябрьского дня Диана рдела щеками, загоревшими под солнцем пустыни.
- Ни дать ни взять индеанка. Это у нее от Бэрдена. В нем есть индейская кровь, только он стыдится в этом признаться.
Эту шутку никто не принял всерьез. Один из дядьев Бэрдена был женат на индеанке из племени осаджей, но этим и ограничивалось все родство Бэрдена с индейцами. Однако за последние годы внутренний голос Китти стал отражать настроения ума не только ослабшего, но и начавшего проявлять склонность к мелодраме. Временами она просто пугала Бэрдена своими внезапными откровениями, будто бы повсюду, куда ни ступи, творятся убийства, будто кровосмесительство стало в порядке вещей и никто уже не рожает детей в законном браке.
В продуваемой сквозняками столовой они сели у нового камина, и это несколько успокоило Бэрдена. Диана рассказала им о Неваде.
- Мы жили там в хижинах, ели жесткую говядину и увертывались от гремучек и похотливых ковбоев.
- Диана! - Глаза Китти светились от радости.
- Не бойся, мама. Я избежала и тех и других. Но вот многие дамы пали жертвой ковбоев. Бедняжки! Они всегда плакали, если не о прошлом, так о будущем. Ковбои хоть на время заняли их. Так или иначе, я научилась играть в бридж и прочла "Воспитание чувств" по-французски, медленно, от корки до корки.
- Теперь ты свободна.- Хотя холодноватость Дианы всегда действовала на Бэрдена освежающе, он иногда спрашивал себя, холодноватость это или холодность. Насколько он знал, с тех пор, как она пережила разрыв с Клеем, ничто больше не волновало ее, и это был нехороший признак, так как за последние несколько лет они ни разу не поговорили друг с другом по душам. Он понимал, что Диана возненавидела Билли Торна, но ни разу не слышал это от нее самой и потому был лишен удовольствия сознавать, что может напомнить ей (хотя он никогда не сделал бы этого), что с самого начала был прав. Но прав или не прав, ее брак теперь дело прошлого.
- Где Билли? - спросила Китти.- Я не видела его целую вечность.
- Не знаю.- Диана повернулась к Питеру.- Где мой бывший муж?
- Этого никто не знает. Он ушел от нас в прошлом месяце, обвинив Иниэса Дункана в том, что он орудие буржуазии, очевидно он имел в виду меня. Он вышел из редакции без пальто и шляпы. Мы бережно их храним, быть может, тебе захочется иметь сувенир.
- Нет, спасибо.- Диана потянулась, как кошка.- Хорошо быть свободной, правда?
Бэрден сказал, что очень рад видеть ее счастливой. Но при этом он смотрел на Питера, который, улыбаясь, молодым Буддой восседал перед огнем. Если у Питера интрижка с Дианой, стал бы Билли Торн и дальше сотрудничать с ним? Скорее всего, нет, но, в конце концов, пути юных для него неисповедимы. Похоже, они не видят в прелюбодеянии ничего страшного, при условии, что партнеры достаточно "взрослы". Где-то на краю сознания Бэрдена свершался общественный переворот, и, хотя в глубине души он не одобрял его, ему, в сущности, было совершенно безразлично, что делают другие - но только не Диана. Замужем за Питером Диана была бы богата, у нее было бы имя. А Питер, человек без претензий и незначительный, был бы хорошим зятем для говоруна-политика. Бэрден неоднократно ловил себя на том, что делится с Питером мыслями, которые никогда бы не поведал своему сверстнику. Что-то в манере этого молодого человека заставляло его открывать перед ним свои истинные чувства. При этом он ни на минуту не смешивал вежливость Питера с его искренней заинтересованностью. Но Питера Сэнфорда как личность ему почему-то хотелось убедить, а потому, подстрекаемый этим улыбающимся бесстрастием, он поверял ему тайны, которые тот, несомненно, выдавал или, что еще хуже, забывал. Но это не имело значения.
- Я с интересом прочел вашу статью о Хиросиме. Очень речисто изложено.
- Вы в самом деле прочли ее? - Питер взглянул на него с неподдельным удивлением.
- Я всегда читаю ваш журнал.
- Когда ему грозит кондрашка,- заметила Диана.
- Мне вовсе не нравится, как он выглядит,- подхватила ее мать.- У него слишком красное лицо. И это нездоровая краснота, это означает, что у него будет удар, и тогда мне придется помирать голодной смертью, потому что в банке у нас ни гроша, а по страхованию что там получишь.
Чувствуя приближение этого последнего удара, Бэрден возвысил голос, чтобы если не сдержать, то по крайней мере перебросить мост через клокочущий поток сознания Китти.
- Это верно. Когда я читаю Иниэса Дункана, у меня всегда повышается давление.
Китти умолкла и счастливо улыбнулась своей воссоединенной семье. Диана взглянула на мать с такой ненавистью, что та приняла ее за любовь. Она взяла руку дочери и крепко сжала ее.
Питер попытался выправить положение.
- Иниэс теперь живет в Нью-Йорке и, по-моему, почти не пишет о политике. В данный момент он предпочитает расправляться с поэтами.
- Его отсутствие скажется,- просветлев, отозвался Бэрдэн.- Но теперь вы сами начали писать. Это ваша первая статья, так ведь?
Питер смешался. Он застенчив, отметил про себя Бэрден и продолжал преследовать свою жертву.
- Вы собираетесь писать еще?
- Если будет спрос.- Питер взглянул на Диану, словно ожидая услышать от нее отрицательный ответ.
- Спрос будет! Он хорошо пишет, правда, папа?
- Да, внушительно и без воплей, не то что мистер Дункан. Для него обычный тон - нравственное неистовство.
- Но мы и живем в неистовое время,- мягко заметил Питер.
- Все времена неистовы,- категорически заявил Бэрден.- Но вам действительно кажется, что мы не имели права сбрасывать атомную бомбу на Японию?
- "Кaжeтcя" - не то слово. Я в самом деле так думаю. Нам следовало бы просто продемонстрировать бомбу в действии, ну, скажем, отшибить верхушку Фудзиямы или сделать что-нибудь еще столь же впечатляющее, и они бы капитулировали. Незачем было разрушать два города.
- Интересно.