Ника - блондинка с яркими синими глазами, спокойная, безмятежная. На губах ее блуждала рассеянная улыбка, иногда нужно было дважды обратиться к ней, прежде чем она очнется от своих никому не известных дум. Увидит птицу на дереве и наблюдает за ней, пока та не улетит. Привлекают ее бабочки, разные жучки. Нагнется над песком, склонит набок свою светлую пушистую голову и смотрит на муравья, волочащего в муравейник сухую травинку. Ника спокойно брала в руки лягушек, гусениц, не боялась змей. Анатолий говорил, что у них под крыльцом живет уж, так Ника подкармливает его и один раз напугала сестренку, взяв ужа в руки.
Хотя близнецы и были непохожими, одевали их по привычке одинаково. У одной и другой сиреневые кофточки, поверх которых надеты новенькие джинсовые комбинезоны. Это отец привез.
Вика ест уху и поочередно взглядывает то на меня, то на Варю. У нее на языке вертится очередной вопрос, но она сдерживается: мать уже сделала ей замечание, мол, за едой не разговаривают.
Ника спокойно подносит ложку к губам, помедлив, лениво прихлебывает, глаза ее устремлены на меня, но девочка меня не видит: она и за столом о чем-то думает. А спроси - улыбнется, покраснеет и промолчит. Я как-то поинтересовался у Анатолия Павловича, не сочиняет ли она стихи. Он этого не знал: Ника скрытная девочка, не то что Вика, которая все свои тайны охотно поверяет отцу.
Несмотря на разность характеров, близнецы дружны и стоят друг за друга горой. Чаще приходится защищать сестру Вике. Им по десять лет, в этом году перешли в пятый класс, сидят за разными партами, на этом настояла Ника. Она возражает и против того, чтобы их одинаково одевали, но отец - он души не чаял в своих дочерях - из зарубежных поездок привозил им одинаковые вещи. Если у Вики волосы спускались на плечи, то Ника заплетала косу, хоть этим, да она отвоевала свою самостоятельность. Тихоня тихоней, а если надо, то на своем настоит.
Дача находилась как раз посередине между Комарово и Зеленогорском. Небольшой зеленый дом был разделен на две половины с отдельными входами. Соседи Остряковых нынче отсутствовали. Дача была государственная, и жильцы в ней почти каждый год менялись, лишь Остряковы прижились, вот уже третий год тут. Мне тоже это место нравилось. Приморское шоссе спряталось за соснами, да и других дач близко не видно, желтый песчаный пляж и совсем рядом залив, но, чтобы окунуться с головой, нужно пройти метров пятьдесят по мелководью с разбросанными повсюду валунами. В пасмурные дни прозрачная вода в заливе темнела, ветер раскачивал растопыренные ветви крепко вросших в песок приземистых сосен, низкие серые облака пролетали над самыми вершинами, горизонт заволакивало туманной дымкой, мокрые валуны, казалось, начинали дымиться. В такую пору тоскливые крики чаек навевали тихую осеннюю грусть, которая отнюдь не была неприятной. Зато в теплый солнечный день, как сегодня, залив как бы раздвигался вширь. Вода светлела, видны были на дне водоросли, трава, возле валунов, в тени, собирались в стаи мальки, тихие маленькие волны неслышно накатывались на пляж, и тогда чистые, будто просеянные песчинки издавали мелодичный звон. Если пристально всматриваться в сине-зеленую даль, то иногда можно разглядеть смутные очертания острова. Это Кронштадт. У самого горизонта изредка показывались и скоро растворялись в водном просторе большие корабли.
Особенно красивы в тихую погоду облака над заливом. Сверху розово подсвеченные солнцем, а снизу вобравшие в себя прозрачность спокойной воды и небесную голубизну, они подолгу отдыхали над заливом. Лишь причудливо менялись их очертания, природа на глазах моделировала: облако, похожее на слона, превращалось в крокодила с распахнутой пастью, потом в страуса, кита, носорога, оленя…
Я люблю наблюдать за спокойной игрой облаков над заливом. В природе все переменчиво, даже неподвижные камни с веками меняют свой цвет и конфигурацию. На глазах же постоянно демонстрируют свою переменчивость лишь огонь, вода, небо. И, пожалуй, лицо человека. Помимо его воли, оно постоянно отражает кипение страстей внутри него.
Летом я почти каждую субботу приезжал в Комарово на электричке, иногда Анатолий Павлович звонил и говорил, что заедет за мной на машине. Если погода была хорошая, мы ехали рыбачить, я на всякий случай захватывал с собой книгу. Клев меня особенно не волновал, и я даже рад был, когда окуни обходили мою наживку, тогда я мог спокойно почитать, если разговор иссякал.
- Что будем делать после обеда? - обвел застолье веселыми глазами Остряков.
- Я буду на берегу ракушки собирать,- заявила Вика.
- Я пойду к муравейнику,- негромко произнесла Ника.
- А я хотел вам предложить совершить марш-бросок до Черной речки,- сказал Анатолий Павлович.
- Замучил нас этим бегом на длинные дистанции,- пожаловалась Рита.- Каждое утро бегаем.
- А зачем вы бегаете? - поинтересовалась Варя.
- Нравится,- улыбнулся Остряков.
- Вот если бы можно было бегать по воде, я бы побежала с вами,- сказала Варя.
- По воде не пробовал,- ответил Анатолий Павлович.
Ника подняла на Варю синие глаза и сказала:
- На водных лыжах?
- Без лыж,- рассмеялась Варя.- Хочу ходить по воде, яко посуху. Христос ходил ведь?
- Христос - это бог? - спросила Вика.
- Я где-то читала, что Иисус Христос вполне мог быть реальной личностью,- продолжала Варя.- Многое, что когда-то происходило на самом деле, вошло в Библию.
- Папа, у нас есть Библия? - спросила Ника.
- Лучше почитай "Мифы Древней Греции",- сказал Анатолий Павлович и взглянул на меня: - Побежим?
- Ему все равно, что приехали гости: захотелось - и побежал,- добродушно укоряла мужа Рита.
- А на бегу можно разговаривать? - спросила настырная Варя.
- Во время бега хорошо думается,- сказал Остряков.- Мне рассказал один крупный ученый,- он три раза в неделю бегает от своего дома до Пулково,- что на бегу сделал важное теоретическое открытие…
- Профессор Головлев? - спросила Рита.- Это который чуть было под самосвал не попал?
- Надо будет посоветовать Чеботаренко бегать, а то совсем растолстеет,- заметила Варя.
- Какой Чеботаренко? - уставился на нее Остряков.- Из Метростроя?
- Папин заместитель,- не моргнув глазом, бойко ответила Варька.
- Ты же говорил, у тебя в отделе одни женщины? - перевел недоумевающий взгляд на меня Анатолий.
- Чеботаренко - заместитель не по работе, а совсем по другой части…- не унималась противная девчонка.
- Ничего не понимаю,- развел руками мой наивный приятель.
- Папа вам объяснит…
- Ты давай беги,- сказал я Острякову и выразительно посмотрел на дочь.- А мы с Варюхой погуляем по пляжу…
- Я с тобой, па, буду откровенна: Чеботаренко - неплохой дядька…
- Как ты его дома называешь? - ревниво спросил я.
- Дядя Чебот.
- Не обижается?
- На меня? - усмехнулась Варя.- На меня никто, па, не обижается. Даже Анатолий Павлович Остряков.
- И ты думаешь, это хорошо?
- Ты хочешь сказать, что только на идиотов не обижаются?
- Я тебя не считаю дурочкой.
- Спасибо, па…- Чертовка, склонив голову, присела передо мной в изящном реверансе. Я с трудом удержался, чтобы не шлепнуть ее. Неудобно, уже совсем взрослая девушка.- Иначе я усомнилась бы в своем происхождении… Вроде бы по твоей линии у нас в роду не было дебилов?
- Ты начала про Чеботаренко,- напомнил я.
- Я удивляюсь маме,- пожала она плечами.- Променять тебя на дядю Чебота? Есть три вещи, на которые он молится: на маму, на еду и на машину… Папа, он даже книг не читает! Привезет кипу из магазина, все в красивых переплетах, расставит по размеру на полках и больше не заглядывает в них. Он только газеты читает и смотрит программу "Время". Все напоказ, для гостей… Вот, мол, какие мы культурные, начитанные… О литературе и наши гости не говорят, а вот о мебельных гарнитурах, об одежде, обуви, хрустале - поют, как соловьи весной в березовой роще… Я удивляюсь на маму… Все-таки университет закончила. Смотрит ему в рот и знай поддакивает! Вот уж воистину два сапога пара!
- Не говори так про маму,- упрекнул я.
- Тебе хорошо, ты их не видишь, а каково мне? - Она заглянула своими большими светло-серыми глазами мне в глаза.- Ты рад, что вы разошлись? Только честно?
- Я любил твою мать,- сказал я.
- А она тебя?
- Меня? - теперь я в этом стал сомневаться.- Не знаю…
- Ты и Чеботаренко! - возмущалась она.- Где у нее глаза?
- Ты еще молода судить свою мать.
- Если бы она вернулась, ты бы снова с ней сошелся? - Дочь все так же испытующе смотрела мне в глаза.
- Теперь нет,- твердо сказал я.
- Я знаю,- поникла она.
- Если тебе там не нравится, возвращайся ко мне,- предложил я.
- Я через месяц тебе надоем,- печально сказала она.- По-моему, у меня характер портится…
- Я был бы очень рад, если бы ты жила у меня.
- Ты еще молодой, па, интересный, у тебя есть… любимая женщина. Зачем тебе я? Мешать только буду. Если меня раздражает такой душечка, как Чеботаренко, то вряд ли я буду восхищаться твоей…
- Ее звать Оля,- ввернул я.
- Теперь я верю, что ты любил маму,- усмехнулась Варя.- Даже имена у них одинаковые! Ты ее называешь как маму? Олик? Оля-ля?
- Я ее называю Олей Второй.
- Почти Екатерина Вторая…- глубокомысленно произнесла Варя.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты отлично знаешь, что!
- Мы с Олей… Второй еще мало знакомы.
- Смотри, не влипни со Второй… во второй раз,- предостерегала меня шестнадцатилетняя пигалица.- Оля Первая, Оля Вторая… А что, если появится Оля Третья?
- Я тогда повешусь,- усмехнулся я.