У. Г.: Возможно, под влиянием среды. Кроме того, тебя внутренне влечет к определенным вещам… возможно, благодаря наследственности или чему угодно еще. Когда-нибудь вы узнаете, как действуют гены, как они себя выражают, что за этим стоит, как передается наследственность. Пока мы этого не знаем . Это все часть вашего мозга. Вы видели, как дети бывают не похожи на своих родителей.
Я не знаю, как это определяют психологи, но для меня индивидуальность – это уникальность человека. На индивидуальность накладывается характер. Характер – это проблема общества. Каждый человек уникален. Это ваше естественное состояние. Характер составляет часть общественного воспитания.
Терри: Я хочу понять вот что. Почему мы делаем то, что делаем, и откуда мы знаем, является ли то, что мы делаем, вредным или нет? Что полезно и разумно – просто позволять всему быть?
У. Г.: То, что определяется вами или обществом как вредное или нет – это всегда результат вашего действия. И все эти проблемы и дилеммы возникают только тогда, когда вы хотите что-то получать, что-то делать, что-то приобретать для самого себя, и используете людей и вещи для достижения этой цели. А что происходит, если вы ничего не хотите – за исключением пищи, одежды и крова? Так что вы вредите кому-либо, только когда хотите получать что-то для себя, а иначе почему бы вам причинять человеку вред?
Терри: Согласны ли вы, что ясность мысли может быть целительным процессом и помогает не потакать вредным действиям?
У. Г.: Нет. Оставьте мысль в покое. Как ясность мысли помогает вам действовать по-другому? Она влияет на ваши действия, но по существу никакого изменения нет. Все, что вы делаете, вы делаете для самого себя. Все действия направлены на увековечивание самого себя. На любом уровне это своекорыстие. Любовь, отношения – все это эгоизм.
Именно ради самого себя вы хотите, чтобы ваш ребенок имел идеалы, был умным и не становился нищим. Мы формируем своих детей в соответствии со своими идеями или идеалами. Все это – для самоутверждения.
Так что, возвращаясь назад, если вы ничего не хотите для самого себя, почему бы вам наносить кому-то вред или предаваться вредным действиям?
Предположим, я вижу кобру, я могу ее убить или не убивать. Я не знаю, что бы я делал в конкретной ситуации. Даже предположим, что я ее убиваю, это заканчивается. Нет никакого конфликта. Возможно, в той конкретной ситуации это действие было необходимо, и это правильное действие. Поэтому оставьте в покое мышление. Ситуация вызовет действие, и это будет правильное действие. Здесь нет никакого мышления о правильном или неправильном действии, действие всегда бывает автоматическим, зависящим от ситуации, и никогда не может ошибаться.
Терри: Утверждаете ли вы, что разрыв между мыслью и действием, пространство между ними – это процесс интерпретации, и в этом наша проблема?
У. Г.: Понимаете, для вас нет такой вещи, как чистое слушание, поскольку слушание – это перевод, и он всегда осуществляется с точки зрения того, что вы можете с ним делать, что вы можете от него получать. Говоря себе, что есть способ слушания, поскольку кто-то вам это сказал, вы встаете на неверный путь.
Вы понимаете все эти слова – слушание, внимание, чувствительность и так далее – на основе своей собственной подоплеки. Возьмем слово "чувствительность". Для меня оно означает только чувствительность чувств. У вас чувства не чувствительны, поскольку вы все время интерпретируете ощущения. Вы думаете о чувствительности как о чем-то, относящемся к уму. Я должен быть чутким к чувствам каждого; я должен быть чувствительным к реке, к горам, к тому, этому и другому. Так вы это понимаете, но для меня это не имеет смысла.
Вы переводите все эти слова – внимание, безмолвие, чувствительность, радость, экстаз – в термины ментальных состояний. Здесь нет ума, и потому нет никакой радости, никакой печали, никакого экстаза, как вы их понимаете; здесь есть только чистый и простой физический и физиологический отклик на запрос, вот и все. А вы абстрагируете это физическое состояние как "радость", "безмолвие", "блаженство" – как ментальные состояния. Поэтому вы застреваете в этих абстракциях и ходите по кругу.
* * *
У. Г.: Чтобы ясно, рационально, логически устанавливать что-либо для себя, восприятия и реакции подкрепляются твоими идеями симпатий и антипатий, что не обязательно является способом освобождения от рабства махинаций человеческого ума.
В какой-то степени это может быть необходимо, но вы должны прийти к такому этапу, где абсолютно необходимо уничтожать саму структуру, которую вы строили с великой заботой и пониманием. И вы должны увидеть для себя – то, что вы делали, изучая природу ума и его деятельность, в действительности ничем не обосновано и что ум вообще не существует.
Поскольку это очень чистое переживание, а не опыт в том смысле, в каком его понимаете вы, его невозможно передать другому и ему никто не может научить. Вы не можете полагаться на опыт других, сколь бы обоснованным и истинным он ни был для тех, кто испытал это чистое переживание.
Справляться с этой основной проблемой вам мешает ваше воображение. Человек на протяжении столетий борьбы развил это сверхусердное воображение, и оно стоит на пути. Возможно, для вас будет шоком, если я скажу, что это физическое тело, которое кажется вам таким основательным и реальным, – это не что иное, как загустевшее воображение.
Когда я говорю, что воображения не должно быть, это не означает, что в отсутствие воображения жизнь становится бездеятельной. На самом деле ты становишься необычайно деятельным – не то чтобы ты потакал себе во всевозможных прихотях.
Вообще человек живет в обоих состояниях деятельности и отдыха, но в основном вы живете в состоянии одной лишь ментальной деятельности, не важно, спите вы или бодрствуете. Итак, что делать, чтобы прийти к этапу осознания того, что такой вещи, как ум, вообще не существует? Есть ли способ достичь этого состояния? Никакого способа нет, и вам никто не может помочь.
Странно, что лишь немногие – упанишады говорят, что только один из миллиона, – достигают этого состояния. Поэтому мы, естественно, возводим их на пьедестал, преклоняемся перед ними, подражаем им и превращаем человека в Будду или Иисуса.
Каждый раз, когда с человеком случается подобное, это не означает, что рождается новый Будда и что он приводит в движение Новое Колесо Существования. Достижение этого возможно для каждого, хотя это очень трудно. Точнее, вы делаете это трудным. Так что же делать?
Вам не может помочь никакая внешняя сила. И у вас нет никакого способа обнаружить это для себя. Единственный инструмент, что у вас есть, – это полагание на "я", и, к сожалению, это ум. Можете ли вы разрушать эту структуру с помощью этого инструмента, который, как бы парадоксально это ни звучало, не существует в реальности, но вы используете его только для целей своего существования в этом мире? Именно это я все время говорил вам со всей выразительностью, на которую способен.
Терри: Будет ли тогда правильным сказать, что ум должен быть не в состоянии возбуждения, а холодным и тихим? То, что вы говорили, – это способ достижения безмолвия ума.
У. Г.: Возможно, в свете моего описания этого физического состояния бытия вы должны осознать, что все, что бы вы ни искали или ни делали, не имеет вообще никакого отношения к этому состоянию. Вот почему я говорю, что ваше воображение идет не только в неправильном, но и в противоположном направлении.
Терри: Итак, перестать думать.
У. Г.: Это абсурд. Говорить, что ты должен перестать думать, само является мышлением. Вы должны отдавать себе отчет в том, что вы ничего не можете с этим поделать, и это замедляет ум. Вы должны знать, что вы действительно не знаете. Как вы можете искать или понимать то, чего вы не знаете? Вы переводите это в терминах своих идей. Это абсурд, который вы должны видеть, и это видение означает окончание. Можете ли вы это делать?
Терри: Это должно быть состояние кризиса, состояние крайнего отчаяния.
У. Г.: Как вы можете создавать кризис или состояние отчаяния? Но, к сожалению, вы строите на этом состоянии отчаяния структуру и создаете философию.
Терри: Так что в каком-то смысле это подобно самоубийству.
У. Г.: Метафорически говоря, это своего рода самоубийство. Вот чего вы боитесь – достичь такого этапа, где уничтожается, распадается вся структура.
Проблема в том, что вы никогда не ставите под сомнение эти идеи, методы и техники; вы принимаете их и получаете те или иные переживания тут и там, и вы их держитесь.
Терри: То, что вы говорите, означает создавать своего рода кризис, где мы всерьез задумываемся о том, что мы делаем со своими умами.
У. Г.: А также выясняем, есть ли такая вещь, как ум, "я" или как бы вы ни хотели ее называть. Но кто-то говорит, что ум есть, и где вы тогда?
Терри: Происходит ли кризис, когда я вижу, что никакого ума нет?
У. Г.: Нет. Кризис имеет место тогда, когда вы видите, что ничего не можете видеть никакими известными вам средствами.