* * *
У. Г.: Вы слышали историю о ленивом сыне? Этот сын, молодой парень, не хотел ничего делать. Он предпочел бы просто где-то сидеть и смотреть на мир. Он становился такой проблемой, что его отец сперва посылал его в школу, потом к специалисту и, наконец, к психологу. Он пробовал все, но ничто не меняло поведение его сына. Наконец, он пошел к святому человеку и попросил у него совета. Святой направил его к человеку, жившему под деревом примерно в двух милях оттуда. Отец взял сына, пришел к человеку, живущему под деревом, и попросил его о помощи. И тот сказал: "Почему вы привели его ко мне, я ничему не могу его научить". Отец сказал, что просить его о помощи ему посоветовал святой. "Ладно, – сказал тот человек, – оставьте его здесь и приходите через два месяца". Спустя два месяца отец вернулся, чтобы увидеть, каких успехов достиг его сын. И учитель, и ученик лежали под деревом. Отец прождал три дня, но ни учитель, ни его сын не двинулись с места. Он не знал, что делать, и поскольку был очень голоден, залез на дерево, ел плоды и оттуда наблюдал за обоими парнями. Прошло еще три дня, и с дерева упал плод; учитель подобрал его и съел. Спустя еще два дня с дерева упал еще один плод. И сын сказал: "Отец, подбери его и положи мне в рот".
Тут терпение отца достигло предела; он понял, что ничего не может сделать, а потому предоставил своего сына его судьбе и спокойно пошел домой.
* * *
У. Г.: Когда ты понимаешь абсурдность постоянного стремления чего-то добиваться, то сдаешься, и это заканчивается. Ты ничего не можешь поделать с мышлением. Мышление – это не что иное, как постоянно продолжающийся шум, наподобие шума или вибрации, имеющейся в электромагнитном поле. С ним ничего нельзя сделать.
Терри: Это означает, что мы беспомощны.
У. Г.: Принимайте свою беспомощность. Пока вы ходите к кому-то, кто для вас анализирует все, он вас обманывает. Поэтому вы должны принимать свою беспомощность. Никакой надежды нет, однако это не безнадежно. Просто вы принимаете, что ничего не можете с этим поделать. Как вы можете понимать что-то, над чем у вас нет никакой власти?
Я говорю не об истории мысли. Каждый раз, когда здесь рождается мысль, вы даете жизнь этой мысли. Вы интерпретировали ощущения посредством того или иного слова и тем самым даете мысли непрерывность. Если непрерывности нет, вы воздействуете на все поле сознания.
Внутри исчезают ограничения, границы. Ты един. Все, что происходит там, происходит во всем человеческом сознании. Тебе не нужно ничего делать. Тебе не нужно основывать фонд или общество. Не твое дело сохранять учение для потомков. Прежде всего, чье это учение? Мое? Ваше?
Терри: Но вы выбрасываете все из окна.
У. Г.: Да, а почему нет? Все полностью, вы можете это сделать? Повернуться ко всему спиной. Можете? Это не все равно что вместе с водой выплескивать ребенка; это не то же самое. Почему вы не можете этого делать? Вы все время говорите о смелости. Это так просто.
Терри: Это не просто.
У. Г.: Просто, но вы это усложняете. Вы идете в колледж, чему-нибудь учитесь и постоянно повторяетесь. Но вы ничего не знаете о себе и своем теле.
Несмотря на всю информацию, которую дают медицинские науки, они не слишком много знают о теле. Они могут быть способны пересаживать человеческие органы; для чего, чтобы поддерживать жизнь человека?
Что такое смерть?
Это мышление не будет заканчиваться. Пока есть жизнь, будет продолжаться мышление. Будет существовать память. Каждый раз, когда рождается мысль, рождаетесь "вы". Это "ваше" рождение. Когда вы не даете ей жизнь, она не может там оставаться и сгорает. Это горение представляет собой процесс, который дает вам энергию, в ином случае мышление изнашивает всю вашу систему.
Терри: Так что мышление естественно.
У. Г.: Мышление естественно.
Терри: "Я" – это непрерывность мышления.
У. Г.: "Я" соединяет мысли и дает ему непрерывность. Самость – это координатор. Здесь он не существует. Но почему вы всегда координируете эти мысли? Психологи будут говорить вам, что если вы этого не делаете, значит, с вами что-то не так.
Терри: Но разве нам не нужно "я", чтобы жить?
У. Г.: А вы живете? Это нечто мертвое. Это не жизнь. Вы привносите в свое переживание мертвую память. Каждый раз, когда вы едите персик, возвращается вкус того персика, который вы ели десять лет назад.
Каждый раз, когда я ем персик или манго, я не знаю, каков вкус. Вы думаете, что это безумный способ жить, но это не так. Это значит жить все время, каждый момент, и это живое выражает себя. Оно проявляется по-своему и осознает свои невероятные глубины. И ты никогда не можешь делать это частью своего знания и передавать это другим. Это вовсе не знание, не опыт. Это нужно жить, проживать.
Но вы хотите опыта. Если вы хотите становиться лучшим человеком, более умным или духовным, вам приходится следовать какой-то технике и потому идти в какую-то школу, церковь или к гуру.
Вы говорите о любви. Почему? Спустя две тысячи лет мы все еще говорим о любви. Если есть какая-то другая любовь, которой вы не знаете, как она может вас интересовать? Вы только воображаете, проецируете другой вид любви, но это расширение того же самого. Вы придумали эти вещи, эти моральные абсолюты, которые не существуют. На самом деле вы просто даете непрерывность самому "себе".
Терри: Что дает непрерывность?
У. Г.: Вы хотите держаться за эти вещи, и именно это дает "я" непрерывность. То, что вы считаете удовольствием и держитесь за это, на самом деле боль, поскольку душит там жизнь. Это все равно что сдерживать дыхание. Почему вы это делаете? Потому что это вам нравилось раньше, и поэтому вы хотите за это держаться, но оно движется, оно не может там оставаться. Вы должны двигаться вместе с движением, но вы этого не делаете. В этом ваша проблема, и это боль или печаль, – вы все время страдаете.
Конец непрерывности – это смерть. Не действительная смерть. Что заканчивается? Об этом написаны многие тома, и люди говорили об этом тысячи лет. Что такое смерть? Когда я задаю этот вопрос самому себе, уверяю вас, это чистый звук, шум, и не приходит никакой ответ. Никакого ответа нет, и это выражение жизни, это жизнь, и это не имеет ни начала, ни конца. Это бессмертие. Ты – часть той бессмертной структуры, которая не является структурой.
Терри: На днях вы говорили, что вопрос бы не возникал, если бы не было знания.
У. Г.: Без знания нет вопросов и нет "тебя". "Ты" и есть знание. Именно посредством этого знания ты себя отождествляешь. Это моя рука, мои глаза, мои вещи, мое тело, мой опыт и так далее.
Если вы порежете мой палец, то вследствие ощущения я буду на него смотреть и удивляться, что это за красная штука из него вытекает. Поскольку здесь не действует никакое знание, будет это удивление. Это факт.
Терри: Означает ли это, что есть сознание вне тела?
У. Г.: Это выдумка вашего ума. Если бы существовало запредельное, вы никак бы не могли о нем знать. Вы сами – то движение. Но вы отделяете себя, чтобы выяснить, что это такое, и все, что вы можете находить посредством такого исследования, – нечто мертвое, написанное или сказанное об этом кем-то или какой-то традицией. Это мертвое, неживое.
Это все одно, и оно выражает себя здесь. Не важно, называете ли вы это осознаванием, или чистым сознанием, или просветленностью. Но вы должны знать, что это просветление, или озарение, – не что иное, как простое и чистое физическое и физиологическое.
Глаза подобны двум линзам фотокамеры. Если ты закрываешь глаза, в них все равно проникает свет; поскольку там нет формы, нет формы для этого тела, все это (свет) является жизнью. В Индии этот свет золотой; здесь (в Европе) он синий.
Если ты закрываешь глаза повязкой, свет есть даже тогда. В дело вступил этот третий глаз – там, где находится шишковидная железа, аджня-чакра. Вы никогда не давали этим железам – которые у вас спят – возможности становиться активными и функционировать по-своему. Вместо этого вы двигаетесь в противоположном направлении создания законопослушного человека, морального человека, совершенного человека и совершенного общества. Мы делаем это и с животными – вы хотите, чтобы они подражали вам и вашему образу жизни. Именно это отдаляет вас от естественного состояния.
Терри: Я не понимаю, почему человеку следует поворачиваться спиной к своей цивилизации и культуре, вместо того чтобы ее изменять.
У. Г.: Скажите мне, как вы будете ее изменять? Вот способ; выходя из структуры, вы оказываете громадное воздействие на мир. Но вы так горды своей цивилизацией. Действительно ли она помогала вам становиться человеком?
Терри: Я все равно думаю, что мы можем изменять вещи к лучшему вместо того чтобы их уничтожать.
У. Г.: Можете ли вы это делать? Это имеет очень глубокие корни, у вас никогда ничего не получится. Попробуйте. Вы можете быть готовы сжечь здание, но есть другие, которым оно нужно, и очень скоро молчаливое большинство становится ожесточенным большинством. И знаете ли вы, как для вас трудно отказываться от этого так называемого чудесного мышления?