Моя собеседница пошарила у себя под стулом, достала блокнот и ручку. Сняв с ручки колпачок, она что-то нарисовала. Потом показала мне свою работу - маленькую черную точку, окруженную большим кругом.
- Как вы думаете, что это? - спросила она.
- Понятия не имею, - ответила я.
- Черная точка - это мир. А круг - это горе и боль, от которых вы страдаете. Другими словами, по сравнению с этим горем весь мир кажется вам исчезающе малым.
Перевернув страницу, она снова занялась рисованием, затем показала мне новую диаграмму: круг остался такого же размера, зато черная точка выросла втрое.
- Смотрите, пройдет время - на это, о чем я так часто говорю вам на наших встречах, должно уйти весьма продолжительное время, - ваше горе останется тем же, но мир вокруг станет больше. А когда это случится…
- И я стану весела и довольна собой, как раньше?
- Такого не будет никогда. Я говорю о другом - жизнь вступит в свои права, и вы в нее снова включитесь. Мир расширит свои границы.
Какой бред.
Но вслух я ничего не сказала. Только пожала плечами.
- Со временем, - продолжала доктор Айрленд, - вам понадобятся помощь и поддержка - в той мере, в какой вы захотите и сможете ее принять.
- Со временем - это когда страховая компания вышвырнет меня отсюда?
- Ваше физическое состояние заметно улучшилось. Доктор Мензел считает, что ваш глаз через пару недель восстановится практически полностью, да и ортопед очень доволен вашими успехами. Меня волнует другое - когда вы останетесь одна, это может спровоцировать ухудшение психологического состояния.
- Вы говорили, его не так просто "исправить".
- Но, скажем, если бы вы пожили какое-то время у Кристи…
- Не обсуждается, - отрезала я.
- Прошу, выслушайте меня. Кристи рассказала, что в ее доме в Орегоне более чем достаточно свободного места. Она предлагает… буквально рвется приехать сюда и забрать вас к себе, чтобы вы пожили у нее столько, сколько…
- Я не хочу никому быть обязанной, мне не надо одолжений.
- Ни о каких одолжениях даже речи не идет. Мы - скажу прямо - пытаемся спасти вас от себя самой.
- Желаю удачи, - ответила я.
На этом я уперлась и решения не изменила. Кристи звонила каждый день, пытаясь поговорить со мной, но я отказывалась отвечать на ее звонки. И еще предупредила сестру Рейнир, что, если моя подруга приедет в больницу, я ее "не приму".
- Ну да, ведь ваше величество слишком заняты, - съязвила сестра. - Вы жалеете себя.
- Можете думать что хотите.
- Разумеется, это уж будьте уверены. Тем более что уж я-то прекрасно понимаю, каково вам сейчас. И знаю, вам кажется, будто одиночество - это единственное решение. Но я на своей шкуре убедилась - это заводит в настоящий ад. Единственный выход - продолжать двигаться.
- Я навсегда останусь в аду.
Сестра Рейнир только пожала плечами:
- Вы можете так думать, и если хотите простых ответов - я могу хоть сейчас, за полчаса, доставить сюда пяток проповедников всех мастей, и они вам навешают лапши на уши про то, как легко попасть в рай, только ответь на телефонный звонок от Иисуса. Они еще наверняка наплетут, что, оказавшись на том свете, вы первым делом встретитесь там со своей…
- Зачем вы это делаете?
- Затем что сама была в вашей шкуре - вот зачем. Я не могу кормить вас успокоительными каплями, профессор. Не имею право вселять какие-то особые надежды. Могу только повторить то, что уже сказала: если попал в ад, просто продолжай идти. Будь я на вашем месте, я бы еще хорошенько подумала насчет того, чтобы пожить какое-то время у подруги в Орегоне.
Кристи продолжала ежедневно звонить в больницу - я по-прежнему отказывалась с ней разговаривать. Точно так же не отвечала и на звонки мистера Алкена, хотя он тоже регулярно пытался со мной связаться.
Если попал в ад, просто продолжай идти…
До тех пор, пока не поймешь, что пора прекратить заниматься самообольщением, рассказывая себе, будто время лечит, а страдания со временем станут переносимыми. Пора склонить голову перед неизбежным.
Поэтому я просто считала дни. Я исправно принимала лекарства и беседовала с доктором Айрленд, я даже стала интенсивнее разрабатывать ногу, когда с нее сняли гипс, и усердно тренировала поврежденный глаз, приучая его к жизни без повязки. Одновременно со всем этим я готовила себя к неизбежной и неотвратимой развязке.
И вот этот миг настал - ровно через двадцать восемь дней после моего "дорожного происшествия" меня наконец освободили от дальнейшей необходимости выздоравливать. Утром в день выписки у меня состоялась заключительная беседа с доктором Айрленд. Она не скрывала, что боится за меня.
- Мне очень жаль, что приходится вас отпускать, Джейн. Если когда-нибудь вы почувствуете, что не справляетесь с собой, обязательно позвоните мне, в любое время дня и ночи.
- Непременно, - пообещала я.
- Как бы мне хотелось вам поверить…
- Поверить чему?
- Поверить, что вы не опустили руки, не поддались отчаянию. Нам всем необходимо надеяться… даже если жизнь распоряжается с нами жестоко.
- Я это запомню.
Я заказала такси к больнице. Сестра Пеппер настояла, чтобы я напоследок приняла ванну, и все повторяла, как она надеется, что я обрету благодать и смогу ощутить, как "милосердная рука высшего существа" ведет меня, куда бы я ни направлялась. Сестра Рейнир проводила меня до такси. Когда водитель поставил мою дорожную сумку в багажник, она протянула мне деревянную трость:
- Хочу сделать вам маленький подарок на прощание. Что-то, на что можно опереться.
- Спасибо вам… за все, - искренне поблагодарила я.
- Мне не нужны благодарности. Я хочу только, чтобы вы жили.
Я попросила таксиста отвезти меня в гостиницу "Холидей Инн" на окраине Маунтин Фолс. По дороге в мотель мы остановились, и я заскочила в аптеку. Там я обзавелась флаконом со ста двадцатью таблетками тайленола. Мы поехали дальше, я попросила притормозить еще раз, у винного магазина, где приобрела бутылку водки.
Шофер настойчиво рвался помочь мне тащить сумку, даже поддержал меня под локоток, когда я оперлась на палочку, так что я налегке поковыляла к стойке регистрации.
- На сколько ночей вы планируете остановиться? - спросила меня женщина за стойкой.
- Всего на одну, - ответила я.
- Вы без автомобиля?
- Да.
Гостиница "Холидей Инн" была устроена как мотель - вы могли подъехать на машине буквально к дверям номера. Таксист - мужик лет сорока с редеющими волосами, в клетчатой охотничьей рубахе - предупредительно дотащил мне сумку через все коридоры прямо до места и даже внес ее в комнату. Это оказался типичный мотельный номер, с паршивыми обоями, паршивым паласом на полу, паршивым покрывалом на кровати. Я выудила из бумажника две двадцатки и протянула шоферу.
- С вас только двадцать, - возразил он.
- Что ж, а вы заслуживаете сорока.
Он попрощался как-то беспокойно, будто предчувствовал, что я собираюсь сделать, и переживал за меня. После его ухода я позвонила на стоику регистрации и спросила, не найдется ли у них клейкой ленты, потому что мне нужно исправить поломку в своей дорожной сумке.
- Повезло вам, - сказала дежурная. - К нам пару дней назад приходил электрик чинить проводку и, представьте себе, забыл здесь моток скотча.
Опираясь на палочку, я поспешила вниз и забрала у нее ленту.
- Только верните ее на место утром, когда будете уезжать, хорошо? А то вдруг парень вернется, искать будет.
- Без проблем, - пообещала я.
Я вернулась в номер. Положила таблетки и ленту в ящик прикроватной тумбочки. На полке в шкафу нашла пластиковый пакет, предназначенный для отправки вещей в прачечную. Разложила перед собой таблетки, пакет и ленту.
Действую быстро, пока не передумала. Наливаю себе полстакана водки, чтобы успокоиться, потом принимаю таблетки - глотать надо по десять штук за раз, запивая водкой. Когда они начнут действовать, надеваю на голову мешок. Закрепляю его на шее и туго заматываю лентой - к тому времени коктейль из водки с тайленолом окажет свое воздействие, и я начну уплывать в…
В ванной я нашла пластиковый стаканчик. Вернулась к кровати. Разложила таблетки на тумбочке. До половины наполнила стаканчик водкой. Хлебнула. Водка сразу ударила в голову. Я схватила гостиничный блокнотик и смахнула часть таблеток в подставленную ладонь. Но, не успев поднести их ко рту, услышала женский голос. Пронзительный голос - тетка не говорила, а злобно кричала.
- Ах ты, сучка такая… ты еще огрызаться будешь, чертова кукла…
Затем раздался звук пощечины, а за ним - детский крик:
- Не надо, мамочка, не надо…
Снова удар и снова крик, подвывания. Потом до меня донеслось:
- Посмотри на свою рожу, сучка!
Неожиданно для самой себя я вдруг вскочила на ноги - таблетки раскатились по всему полу - и поковыляла к двери. Распахнув ее, я увидела, как обладательница пронзительного голоса - здоровая, жирная баба с копной черных волос - бьет по голове ребенка. Девчушка - лет пяти, не больше, - была крупной и толстой, как и ее мамаша. Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я схватила бабищу за руку, не дав ей нанести очередной удар по голове собственной дочери.
- Прекратите немедленно, - услышала я свой крик.
- Это еще что за черт? - заорала та в ответ, пытаясь выдернуть руку.
- Перестаньте сейчас же.