Но, чтобы неблаговременные мечтания о величии этого наследия не уклонили взоров наших от предписанного пред нами в эти великие дни Распятого Иисуса, приметим тщательнее, христиане, что первые наследники Его не обрели по Его кончине иного сокровища, кроме древа креста, на котором Он пострадал и умер, и сей только крест, в подражательных образах, преподали всем желающим участвовать в наследии царствия. Что это значит? То, что, как Христу надлежало пострадать, дабы потом войти в славу (Лк. 24, 26), которую имел Он у Отца, так христианину многими скорбями надлежит войти в Царствие Божие (Деян. 14, 22), которое завещал ему Христос; что как крест Христов есть дверь царствия для всех, так крест христиан есть ключ царствия для каждого сына царствия. Вот сокращение великого слова крестного (1 Кор. 1, 18), столь необъятного уму, столь удобоприятного вере, столь сильного Богом. Принесем оное, как каплю мира, ко гробу Слова Животворящего.
Прежде, нежели вочеловечившийся Сын Божий восприял и понес крест Свой, сей крест принадлежал людям. В начале своем он был сделан из древа познания добра и зла. Первый человек думал испытать только плод его; но едва прикоснулся, как вся тяжесть запрещенного древа, со всеми ветвями его и отраслями, обрушилась на хребет нарушителя Господней заповеди. Тьма, скорбь, ужас, труды, болезни, смерть, нищета, уничижение, вражда всей природы, – словом, все разрушительные силы, как бы исторгшись из рокового древа, ополчились на него: и низринулся бы сын гнева навеки во ад, если бы Милосердие, по предвечному совету, не простерло к нему руки своей и не удержало его в падении. Сын Божий перенес на Себя бремя, "подавляющее человека"; усвоил себе крест его и предоставил ему только придержаться сего креста, без сомнения, не для того, чтобы он помогал Всемогущему в отношении бремени, но дабы сам, и с малым оставшимся ему крестом собственным, носим был силою креста великого, подобно как ладья влечется движением корабля. Так крест гнева преображается в крест любви; крест, заграждавший рай, становится лестницей к небесам; крест, рожденный от страшного древа познания добра и зла, через орошение Божественной кровью, перерождается в древо жизни. Сын Божий приемлет естество наше, и совершает через страдания в Себе вождя спасения нашего; искушен во всем, и может и искушаемым помочь; шествует со крестом, и приводит в славу своих последователей (Евр. 2, 10, 18; 4, 15).
Кто взвесит всемирный сей крест, понесенный Начальником нашего спасения? Кто измерит его тяжесть? Кто исчислит разнообразное множество крестов, из которых он, как из капель море, составляется? Не от Иерусалима только до Голгофы несен крест сей, с помощью Симона Киринеянина. Несен он и от Гефсимании до Иерусалима, и до Гефсимании от самого Вифлеема. Вся жизнь Иисуса был единый крест; и никто не прикасался к бремени его, разве для отягчения его: топтал точило ярости Божией один, и из народов никого не было с Ним (Ис. 63, 3).
Божественное соединяется с человечеством, вечное со временным, всесовершенное с ограниченным, несозданное с своим созданием, самосущее с ничтожным: какой необозримый и непостижимый крест из этого уже слагается!
Богочеловек, которого нисшествие на землю прославляют небеса, является здесь в уничиженнейшем возрасте человечества, в малейшем граде малейшего из царств земных; нет для Него ни дома, ни колыбели; кроме убогих родителей, едва несколько пастырей занимаются Его рождением.
Исчисляют Безначальному восемь дней нового бытия – и порабощают Его кровавому закону обрезания.
Господь храма приносится во храм чтобы представить Его пред Господа, и пришедший искупить мир искупается двумя птенцами (Лк. 2, 22, 24).
Тогда как Он еще немотствует, уже изощряется на Него в устах Симеона оружие слова крестного и проходит сердце Его матери.
Некоторые иноплеменники приходят возвеличить Его именем царя Иудейского; но эта малая слава воздвигает на Него злобу иудейского царя, делает Его невинной виной кровопролития и принуждает удалиться от народа Божия в страну идолослужителей.
Всеобъемлющая Премудрость Божия не иначе как с возрастом преуспевает в премудрости у Бога и человеков (Лк. 2, 52). Источник и податель благодати приемлет благодать. Тридесять лет Владыка небес и Царь славы скрывается от неба и земли в глубоком повиновении двум смертным, которых удостоил назвать Своими родителями.
Чего потом не претерпел Иисус от дня вступления Своего в торжественное служение спасению рода человеческого.
Святой Божий, грядущий освятить людей, вместе с ищущими очищения грешниками, преклоняется под руку человека и приемлет крещение: воистину крещение, слушатели, то есть погружение не столько в водах, сколько в обилии креста!
Испытующий сердца и утробы Сам поставляется в искушении. Хлеб небесный предается земной алчбе. Тот, пред Которым должно преклоняться всякое колено небесных, земных и преисподних, допускает князя преисподних требовать от Себя поклонения (Мф. 4, 9).
Ходатай Бога и людей открывает Себя людям; но Его или не узнают, или не хотят узнавать. Его учение почитают богохульным (Мф. 9, 3), Его дела беззаконными (Ин. 9, 16), Его чудеса Веельзевуловыми (Мф. 12, 24). Если Он чудотворит и благотворит в субботу, Его называют нарушителем субботы. Если обращает заблуждших и приемлет кающихся, Его порицают другом грешников (Мф. 11, 19). Там ищут уловить Его словом (Мф. 22, 15); здесь ведут Его на верх горы, дабы низринуть (Лк. 4, 29); в ином месте берут на Него каменья (Ин. 8, 59); нигде не дают Ему главы подклонити (Мф. 8, 20). Он воскрешает умершего, – завистники совещаются умертвить Его Самого (Ин. 11, 43, 44, 46, 53). Народ во вратах Иерусалима приветствует Его царем, – все земные власти восстают, дабы осудить Его, как преступника. В избранном сонме Своих друзей Он видит неблагодарного предателя и первое орудие смерти Своей; лучшие из них служат Ему соблазном, помышляя человеческое в то время, когда Он идет на дело Божие (Мф. 14, 23).
Почиешь ли Ты, Божественный Крестоносец, хотя на одно мгновение от ига, непрестанно возрастающего на плечах Твоих? Почиешь ли, если не для обновления Твоих сил к новым подвигам, по крайней мере из снисхождения к немощи Твоих последователей? – Так, приближаясь к Голгофе, Ты почиешь на Фаворе. Гряди на эту гору славы; да просветится лице Твое светом небесным; да убелятся ризы Твои; да приидут закон и пророки признать в Тебе свое исполнение; да услышится глас благословения Отчего! – Но не примечаете ли вы, слушатели, как крест последует за Иисусом на сам Фавор, и слово крестное не разлучается от слова прославления? О чем там среди такой славы беседуют с Иисусом Моисей и Илия? Они беседуют о Его кресте и смерти. Они говорили об исходе Его (Лк. 9, 31).
Долго носил Иисус крест Свой, как бы не чувствуя его тяжести: наконец предан был ему, подобно льву, чтобы он сокрушил все кости Его (Ис. 38, 13). Войдем за Ним с Петром и сынами Заведеевыми в сад Гефсиманский и проникнем бдящим оком во мрак последней нощи Его на земли. Уже Он не скрывает креста, сокрушившего душу Его: душа Моя скорбит смертельно (Мф. 26, 38). И молитвенная беседа с единосущным Отцом не освобождает Его, а удерживает под тяжестью страдания: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты (Мф. 26, 39). Носящий всяческая глаголом силы своея имеет теперь нужду в укреплении от Ангела (Лк. 22, 43).