Может быть, смертная скорбь Иисуса представляется некоторым из нас недостойной бесстрастного. Да ведают они, что эта скорбь не есть действие нетерпения человеческого, но Божеского правосудия. Мог ли Агнец закланный от создания мира (Откр. 13, 8), убегать своего жертвенника? Тот, Которого Отец освятил и послал в мир (Ин. 10, 36), Тот, Который от века приял на Себя служение примирения людей с Богом, мог ли поколебаться в деле этого служения одной мыслью о страдании? Если Он мог иметь какую нетерпеливость, то разве нетерпеливость совершить наше спасение и облаженствовать нас. Крещением должен Я креститься я, говорит Он, и как Я томлюсь, пока сие совершится (Лк. 12, 50). Итак, если Он скорбит, то скорбит не собственною, но нашею скорбью; если мы видим Его поражаемым, наказуемым и уничиженным Богом, то Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни (Ис. 53, 3–4); чаша, которую подает Ему Отец Его, есть чаша всех беззаконий, нами содеянных, и всех казней, нам уготованных, которая потопила бы весь мир, если б Он един не восприял, удержал, иссушил ее. Она растворена во-первых ослушанием Адама, потом растлением первого мира (Быт. 6, 12; 2 Петр. 2, 5), гордостью и нечестием Вавилона, ожесточением и нераскаянностью Египта, изменами Иерусалима, избившего пророков и камнями побившего посланных к нему (Мф. 23, 37), злостью Синагоги, суевериями язычества, буйством мудрецов и, наконец (поскольку Искупитель понес на себе и будущие грехи мира), соблазнами в самом христианстве: разделениями единого стада Единого Пастыря, дерзновенными мудрованиями лжеучителей, оскудением веры и любви в царстве веры и любви, возрождением безбожия в недрах самого благочестия. Присовокупим к сему все то, что мы находим в себе и вокруг себя достойным отвращения и гнева Божия, и также все, что стараемся скрыть от своей совести под ухищренным наименованием слабостей, – легкомыслие и законопреступные утехи юности, нерешительность старости, забвение Промысла в счастье, ропот в несчастиях, тщеславие в благотворении, корыстолюбие в трудолюбии, медленность в исправлении, многократные падения после восстания, беспечность и бездействие, свойственные владычеству роскоши, своеволие века, надменного мечтою просвещения: все эти потоки беззакония сливались для Иисуса в единую чашу скорби и страдания; весь ад устремился на сию небесную душу; и дивно ли, что она была прискорбна даже до смерти.
Наше слово изнемогает, слушатели, чтобы провождать еще великого Страдальца от Гефсимании до Иерусалима и Голгофы, от внутреннего креста до внешнего. Но совершаемые ныне Церковью тайнодействия уже предначертали вам этот путь и этот последний крест. Он столь болезнен, что солнце не могло взирать на него, и столь тяжек, что земля потряслась под ним. Претерпеть в чистейшей непорочности все мучения, внутренние и внешние, тягчайшие и постыднейшие, и претерпеть вместо награды за сделанные благодеяния; страдать Всесвятому от пребезаконных, Творцу от тварей; страдать за недостойных, неблагодарных, за самих виновников страдания; страдать для славы Божией, и быть оставленным Богом, – какая неизмеримая бездна страданий!
Боже наш! Боже наш! Для чего Ты оставил Возлюбленного Твоего? Воистину, Господи! Ты оставил Его ненадолго, дабы на веки не оставить нас, Тебя оставивших. Отныне Он царствует; Он облечен величием, облечен Господь могуществом и препоясан: потому вселенная тверда, не подвигнется (Пс. 92, 1). Вознесенный от земли крестом, Он простирает его на землю, и вся привлекает к себе на небо (Ин. 12, 32).
Но сколь ни велика и Божественна все привлекающая сила Иисуса Христа, Он не иначе может влечь нас за Собой (Песн. 1, 3), как чрез водружение креста Своего в нас и сопряжение с Его крестом креста нашего. Если кто хочет идти за Мною, глаголет Он, возьми крест свой, и следуй за Мною (Лк. 9, 23). Ибо хотя заветной Своею кровью и крестом Своим совершил Он очищение от грехов и от проклятия искупление всего мира, и отверз нам вход во святая святых; но поелику туда не входит ничто, кроме жреца и жертвы, то мы должны, словно жертву, предать себя в руки сего великого, по чину Мельхиседекову, Священника; поскольку клятва есть плод греха, грех же утверждается своим корнем в свободной воле, то, для усвоения себе очищения и искупления правды и благословения Христова, мы должны свободно предать волю свою крестному в нас действованию Христову. Для сего-то те, которые истинно постигли заключенную в слове о кресте силу Божию (1 Кор. 1, 18), столь часто и примером и словом поучают нас распинаться Христу, распинаться для мира, распинать плоть со страстями и похотями, не жить для себя, восполнять недостаток в плоти нашей скорбей Христовых (Рим. 6, 6; Гал. 6, 14; 5, 24; Рим. 14, 7; Кол. 1, 24).
Чем неослабнее и терпеливее мы носим бремя креста нашего, тем обильнее подаются нам дары Божии, приобретенные крестом Христовым: по мере, как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше (2 Кор. 1, 5). Грешник, который от усильного ношения креста своего переходит, наконец, к распятию себя на нем, с совершенной покорностью подвергаясь всем действиям очистительного правосудия пред лицом распятого Иисуса, вскоре услышит с разбойником радостный глас Его: ныне же будешь со Мною в раю. Страдание в присутствии Христа, и по образу Его, есть преддверие рая.
Как видимый, вещественный крест есть державное знамение видимого царства Христова, так крест таинственный – печать и отличие истинных и избранных рабов невидимого царствия Божия. Он есть драгоценный залог любви Божией, жезл Отчий, не столько наказующий и сокрушающий , сколько пасущий и утешающий (Пс. 2, 9; 22, 4), очистительный огнь веры, спутник надежды, укротитель чувственности, победитель страстей, возбудитель к молитве, страж чистоты, отец смирения, наставник мудрости, пестун сынов царствия. Где воспитаны все великие Ангелы, водители и хранители Церкви, – Иосифы, Моисеи, Даниилы, Павлы? В училище креста. Когда благословеннее вся Церковь возрастала, процветала и приносила плод во святыню? Тогда, когда вся нива Господня непрестанно раздираема была крестом и напаяема кровью мучеников. "Кто те, которые окружают славный престол Агнца?" – вопросили Иоанна в видении. Сии облеченные в белые одежды кто, и откуда пришли? И когда он не мог узнать их в Божественной славе сей, то ему сказано, что то были запечатленные крестом: это те, которые пришли от великой скорби (Откр. 7, 13–14).
Кто же те, которые желают упразднить крест Христов (1 Кор. 1, 17) и мнят познать силу воскресения Его без участия в страданиях Его (Флп. 3, 10)? Если один Христос есть и жизнь и путь (Ин. 14, 6) к жизни, то как могут они достигнуть жизни Христовой, не шествуя путем Его? Могут ли изнеженные эти члены быть в союзе тела, которое совокупляет Себе увенчанная тернием Глава (Еф. 4, 15–16)? Можно ли членам быть в покое и беспечности, когда Глава в труде, и в язве, и во озлоблении; забываться в шумных радостях, когда Она объята болезнями смертными; упиваться из полной чаши мирских удовольствий, когда Она жаждет и вкушает уксус; превозноситься, когда Она преклоняется; не хотеть ни минуты поболеть о собственных грехах и беззакониях, когда Она за чужие страдает и умирает; жить миру и плоти, когда Она предает дух Свой Богу?
О, человек, влекомый благодатью Господа твоего на небо, но погрязающий плотью в мире! Видь образ твой в человеке, погруженном в воду и противоборствующем потоплению: он непрестанно возобновляет в членах своих образ креста, и таким образом превозмогает враждебные волны. Воззри на птицу, когда она желает вознестись от земли: она простирается в крест и взлетает. Ищи и ты в кресте средства подняться от мира, и вознестись к Богу. Слово о кресте для спасаемых – сила Божия. Аминь.
Беседа в великую пятницу (1815)
Праведник умирает, и никто не принимает этого к сердцу (Ис. 57, 1).
Есть предметы, для которых самое обильное человеческое слово так скудно, как немота младенческая, и которые сами о себе говорят более, нежели всякое человеческое слово. Таков, христиане, великий предмет, которым теперь должны быть исполнены наши мысли, сердца и самые чувства.