На верхней ступеньке лестницы стояла администратор ресторана - строгая женщина средних лет, в строгом форменном малиновом костюме и строго, без тени улыбки, отмечала в блокноте каждый проносящийся мимо нее поднос с напитками.
По существу, путешествие еще только начиналось...
* * *
... Мартов откинулся на спинку кресла, оторвал взгляд от экрана компьютера и снял очки.
Прикрыл уставшие глаза, ощупью нашел на столе пачку "Мальборо". Там оставалась всего одна сигарета.
Мартов открыл глаза, закурил и тяжело встал из-за стола, с трудом разминая одеревеневшую спину и затекшие ноги.
Отнес в кухню переполненную пепельницу, высыпал окурки и пепел в помойное ведро, а пепельницу тщательно вымыл и насухо вытер.
Сунулся было в холодильник перехватить чего-нибудь, а там - пусто.
То есть почти пусто. Банка стручковой фасоли, ошметки вчерашнего недоеденного омлета с жареной ветчиной и тертым сыром - фирменное блюдо Сергея Александровича Мартова, и... полное отсутствие его любимейших традиционных сосисок из магазина "Альди"!
"Все сметено могучим ураганом..." - подумал Сергей Александрович и понял, что поход в магазин неотвратим, как смена дня и ночи, как чередование времен года, как... еще что-нибудь такое-этакое, без чего мир не просуществует и секунды!
И если мир Сергея Александровича без хлеба насущного еще как-то мог обойтись, то без сигарет ему наверняка и получаса не протянуть.
Мартов вернулся к компьютеру, "кликнул" на значок "Сохранить" и стал одеваться для похода за сигаретами, сосисками и глотком свежего воздуха.
Да, неплохо было бы еще и бутылочку "Баллантайна" прихватить. А то вчера вечером на алкогольные запасы Мартова неожиданно обрушился такой мощный, опустошительный навал, что необходимое восполнение утраченного, естественно, после приобретения сигарет и сосисок, стояло на почетном третьем месте.
Вчера вечером, когда Мартов валялся на тахте и со смешанным чувством неловкости и любопытства наблюдал за репортажем с последнего непотребного и постыдного съезда Союза российских кинематографистов, раздался телефонный звонок.
Мартов приглушил истерические вопли из Белого зала московского Дома кино и взял трубку.
Звонила какая-то "поклонница таланта Сергея Мартова" и спрашивала - не может ли она поговорить с автором ее любимых книжек...
- Я слушаю вас, - с досадой произнес Сергей Александрович, глядя на экран телевизора.
- Это Сергей Мартов?! - чуть ли не захлебнулся восторженный женский голос с явными южнорусскими интонациями.
- Да. Это Сергей Александрович Мартов, - подчеркнуто сказал он.
- Ой, извиняюсь... Шоб я знала ваше отчество?! Я лично с Дюссельдорфа, но счас в Гамбурге. У меня все-все ваши книжки есть! С собой.
- Так... - растерянно протянул Мартов, не отрываясь от телевизора. - И что бы вы хотели?
С нескрываемым раздражением Мартов понял, что уже потерял нить происходящего там, в Москве, на скандальном съезде десятков его бывших друзей и знакомых. Еще за несколько секунд до этого нелепого и несвоевременного телефонного звонка "дамы с Дюссельдорфа", вслушиваясь в крики и ругань, несущуюся из динамиков телевизора, Мартов праведно думал: какое счастье, что судьба уберегает его от участия в этом постыдном московском действе...
И тут же поймал себя на откровенно пошлом лукавстве.
Ах, как хотелось ему на самом деле быть сейчас там, в Москве, на Васильевской, тринадцать, в этом Белом зале Союза, среди всех тех приятелей и недругов, с кем бок о бок прожиты столько лет и с которыми Мартов говорил на одном языке. Даже во время самых ожесточенных споров.
Может быть, это спасло бы его от ощущения одиночества, медленно наползающего на него с каждым годом все сильнее и сильнее...
- Простите, пожалуйста, - сказал в трубку Мартов, - я не расслышал, чем я могу вам помочь?
- Боженьки ж ты мой! Шоб вы мне были только здоровеньки! Так я ж говорю - только подписать ваши книжки!.. Я вернуся в Дюссельдорф, покажу ваши автографы, там же все умрут!
- Ну уж нет, - рассмеялся Мартов и выключил телевизор. - Я вам подпишу что угодно - только дайте слово, что Дюссельдорф не потеряет ни одного жителя!
- Так это ж хохма! Вы шо, не врубились? - расхохоталась женщина. - А куда ехать?
- Позвоните завтра с утра, я вам продиктую адрес.
- Об каком утре речь?! Утром уже в шесть тридцать автобус. Я ж тут на экскурсии от еврейской гемайнды. От нашей дюссельдорфской общины...
"О, черт бы тебя подрал с твоей гемайндой!.." - подумал Мартов и посмотрел на часы. Было четверть десятого.
- Ну хорошо. Запишите адрес...
Ровно в десять часов вечера порог мартовской квартиры перешагнула абсолютно русская кустодиевская красавица тридцати трех лет, сбросила туфли и подала руку "лодочкой". И сказала:
- Люба.
Она сразу же безошибочно прошла на кухню, хозяйственно вытащила из своей большой сумки бутылку украинской горилки, несколько бананов и три книжки Мартова. Две старых, потрепанных, и одну новую, только что купленную.
Выложила все это на кухонный стол и деловито спросила:
- Гулять здесь будем или в вонциммере?
Ночью она приподнялась на локте, заглянула сверху в измученную физиономию лежавшего пластом Сергея Александровича и с ласковым удивлением сказала в своей неистребимой манере "с-под Одессы":
- Таки старый конь борозды не портит...
- Но и глубоко не пашет, - усмехнулся Мартов.
- Мине - так за глаза и за уши! Спи.
- Я так и не понял, как ты попала в Германию?
- Ой, Боже ж мой! Ну, по еврейской линии, как все... Спи.
- Ты-то какое отношение к этой линии имеешь?!
- Старую хохму помнишь? "Муж-еврей - не роскошь, а средство передвижения". Спи!
- А где муж?..
- Объелся груш. Был и сплыл. Спи ты, Господи!....
Когда утром Мартов открыл глаза, ее уже не было. Мартов босиком прошлепал в кухню. Все было вымыто, вычищено, убрано и протерто до блеска. На кухонном столе поверх сахарницы лежала записка, написанная крупными буквами, уверенным почерком: "Звони. Л.", и внизу - номер дюссельдорфского телефона.
Мартов начал было делать зарядку, но после мощной вечерней выпивки и почти бессонной ночи с упражнениями не по возрасту сердце его расстучалось так пугающе сильно, что Мартов перетрусил, плюнул на зарядку, принял душ и сел за компьютер.
А когда с величайшим трудом, поминутно сверяясь со своими диктофонными записями, досочинил сцену "капитанского коктейля" и выяснил, что у него кончились сигареты и холодильник намертво пуст, он взял сумку на колесах и отправился за покупками.
Неподалеку от дома Мартов увидел на фруктово-овощ-ной лавке большую красочную рекламу: "... ВСЕГДА СВЕЖЕЕ!" - "... IMMER FRISCH!"
Фриш... Фриш!..
По совершенно дурацкой звуковой ассоциации Сергей Александрович неожиданно понял, что вопреки четко выстроенному поэпизодному плану сейчас нужно срочно переходить к тому Фришу, о котором ему в Нью-Йорке так подробно рассказывал почтенный пенсионер Интерпола - легендарный Сол Гринспен.
Уже дома, приканчивая третью сосиску, Мартов вспомнил то, чего не было ни в одной диктофонной записи его разговоров со стариком Солом.
- Даже сейчас, спустя четыре года, еще не все линии расследования деятельности синдиката Фриша отработаны Интерполом, - сказал тогда Сол. - Поэтому в вашей новелле (Сол так и сказал - "новелле") не стоит упоминать название страны и города, куда прилетел тогда Фриш для переговоров с местными судовладельцами. Я вам просто расскажу, как это выглядело, а вы уж там сами прикиньте, что вам пригодится, а что - нет...