– Не думаю, – сказал Густав. – Вполне возможно, что при оформлении его удостоверения личности и когда выписывали билет – просто допустили ошибку. Бывают всякие несуразности. Две крайне редкие ошибки совпали. Всё это проверят, выяснится, что наш подопечный ни в чём не виноват, и что тогда? О нас пойдет дурная слава. Нет, нехорошо сдавать друзей. Если же тут замешан какой-то заговор или, не приведи Господь, аномальное явление: тогда нас передадут американцам, и они нас затрахают в своих военных лабораториях, как подопытных кроликов. Будут отрезать каждую ночь по конечности, приговаривая: признайтесь, что вы марсиане!.. Нет, честное слово, сгноят нас, если такое узнают…
– Но есть ещё одно. Даже не знаю, как тебе сообщить… – Патрик замялся. – Он всё время упоминает твоё имя, говорит, что ищет тебя, или утверждает, что он и есть Густав Лопез. Что ты об этом думаешь?
– А что я могу думать? Странный тип. Просто ненормальный. Может, ему посоветовали адвоката, вот он меня и разыскивает. А потом в его пропитых мозгах все перепуталось – где он, где адвокат…
– А что, если просто послать его к дьяволу, и пусть сам расхлебывает свои проблемы. Этот старикашка итак уже стоил мне полно нервов.
* * *
Однако обстоятельства распорядились по-своему. Перед самым отлетом Джорджа в Бразилию (у него возникли проблемы с возвращением в Штаты) они встретились для "откровенного разговора". На этом настаивал Джордж, который утверждал, что знает что-то очень важное о ком-то из них.
Они собрались в начале самого безлюдного из пустых деревянных причалов. Был один из редких штормовых дней, и, хотя в заливе Пария это почти не чувствовалось, вода выглядела в конце дня чуть более "сумрачной" и "напряженной". Она приносила больше, чем обычно, кусочков и пены. Этот плеск заполнял затянувшееся молчание. Все ждали, что скажет Джордж. Ни Патрик, ни Густав не успели и глазом моргнуть, как Джордж выхватил нож и молниеносно ударил Густава в живот. Только Омланд успел среагировать, как будто напряженно ждал этого момента. Он сделал подсечку – и Джордж полетел в воду. Почти моментально за ним последовал Густав: в первый момент не было ясно – в каком состоянии. Там было совсем неглубоко. Густав стоял по грудь и шарил вокруг. "Как ты? – спросил Патрик. "Хреново… я имею в виду… на душе. А царапина… до свадьбы заживет". Два других облегченно вздохнули. Они провели пять долгих часов в поисках Джорджа, но его не нашли. Ни живого… ни тела… Тот пропал – как испарился. Густав уговорил Патрика пойти на операцию снятия денег со счета Джорджа в тринидадском банке. Там было пятнадцать тысяч. По пять на рыло. "Что дальше? – трясущимися губами спрашивал Патрик. – "А ничего, – отвечал Густав. – "Но ведь хватятся. Человек ведь всё-таки. Куда пропал? Где?" – "А никто не хватится". – "Как так?" – "А вот так. Не было никакого человека. И всё. Главное – не проболтайся. Пока твой язык за зубами, считай, что ничего не произошло". – "Конечно, ты… вы… вдвоём что-то знаете – скрываете от меня". – "Знаем или нет, мой совет тебе – молчать. Если не желаешь навлечь на всех нас беду".
* * *
В ту ночь Густав не видел никаких сновидений. Вернее, видел, но это были обыкновенные сны.
* * *
….Мы не ведаем, куда течет наша душа, откуда бежит – и в кого перетекает. В сосуществовании разных людей есть глубокая, скрытая тайна. Жизнь без свехидеи – большой грех, и образованный скот, выедающий изнутри начинку скорлупы своего эго, – это феномен скверны, выжженной как тавро на внешней оболочке человечьей души.
Не-делающий-ошибок рационалист – это грешник-рецидивист, прожигающий ради своего личного покоя и неги накопленные поколениями клады духовного блага. В самой невозмутимости кроется порочная изощренная ущербность. Но и среди них есть свои герои: души, не позволившие утащить себя дальше в недра самых темных страстей. Хвала удержавшимся хотя бы на грани застойного прозябания, давшим бой на том уровне падения, на который их опустила судьба.
Не мы выбираем время и место рождения, эпоху и свой в ней статус. Все это выбирают за нас. Благословенен тот, кто собрал всю свою силу в кулак – и удержался за единственный выступ скалы. Он спас другого, того, со сверхидеей, от невыразимых мук, дав его измученной плоти долгожданный покой, он спас свою душу от неминуемого разложенья-гниенья.
Вознесем же благодарение в честь тех, кто показал демонам – нашим жестоким властителям, противопоставившим нашим одержимым грешникам и святым своих оборотней-вассалов с доведенным до температуры космического холода рациональным мышлением, – что даже у этих рабов и слуг есть несокрушимая человеческая гордыня.
Больше нет ничего у нас, кроме нашего человеческого достоинства. Наше тело забирают старение, умиранье. Наших близких пожирает безглазый монстр смерти.
Не мы решаем, кому достанется после нас накопленное нами – духовное и вещественное. Наши накопления развеиваются ветром, как пустые миражи. И только наша гордость остается вечной, сохраненная в неравной борьбе с неведомым.
Черновой вариант – Февраль, 1991
Первая редакция – Май, 1992
Вторая редакция – 2002
Комментарии
ТРИЛОГИЯ-2
ПАРИЖСКАЯ ЛЮБОВЬ
1. Grand battement (фр.) – балетное движение правой или левой ногой на высоту.
2. Plie (фр.) – балетное движение (тут: род приседания).
3. Виэкюль (фр.) – тут: автомобиль, машина.
4. Кляштор (польск.) – собор.
5. Старэго мяста (польск.) – старого города.
6. Жан Кокто – Жан Морис Евген Клемент Кокто (1889–1963): знаменитый французский поэт, новеллист, драматург, сценарист, кинорежиссёр, художник. Близкий друг Марлен Дитрих, Эдит Пиафф, Пабло Пикассо, Игоря Стравинского, Жана Маре, Коко Шанель, Эрика Сате. Приятель Марселя Пруста, Сергея Дягилева и Аполлинера. Пытался создавать синтетическое искусство (синтез графики и поэзии, и др.), автор утончённых, эстетских произведений: от картин и рисунков, до литературы и фильмов. Наибольшей известностью пользуются его роман Les Enfants terribles (1929), поэма Орфей, фильмы Blood of a Poet (1930), Les Parents terribles (1948), Beauty and the Beast (1946), Orpheus (1949).
7.
Ce coup de poing en marbre était boule de neige,
et cela lui étoila le cœur
et cela étoilait la blouse du vainqueur,
le vainqueur noir que rien ne protège.Сей мраморный удар – снежок-лепёшка -
ему рассыпал звёзды прямо в сердце,
и блузу победителя раскрасил звёздным,
чёрного, того, кого ничто не защищает.(Перевод с французского Льва Гунина)
8.
ANCIEN POETE
Qu'est-ce que vous boirez?
ORPHEE
Rien merci. J'ai bu. C'était plutôt amer…
Vous avez du courage de m'adresser la parole. (фр.)
Античный поэт:
– Что пьёте?
Орфей:
– Спасибо, ничего. Я пил. То был всего лишь амер…
У Вас достало духу со мной заговорить.
(Перевод с французского Льва Гунина)
9. Я половину не понимаю по-неаполитански – неополитанское (или наполитанское) наречие: особый диалект итальянского языка (как сицилийский). Бытует в Неаполе и неаполитанской области.
10. Ясперс – Karl Theodor Jaspers (1883–1969): немецкий философ, психолог и психиатр, оказавший большое влияние на современную философию, психологию и теологию. Один из основоположников экзистенциализма. Одна из главных идей Карла Ясперса: антиномия субъективного и объективного, запускающая ограничительные установки, стереотипы и патологии.
11. Сартр – Жан-Поль Шарль Эмар Сартр (1905–1980): французский философ и прозаик, одна из главных фигур атеистического экзистенциализма. Сартр отрицает "предметный" мир, утверждая, что только человеческая свобода воли (выбора) придаёт предметам ту или иную ценность и значение.
12. Мориак – Франсуа Мориак (1885–1970): французский прозаик и религиозный мыслитель; член Французской академии (1933); лауреат Нобелевской премии по литературе (1952); кавалер Большого Креста ордена Почётного легиона (1958).
13. Флобер – Густав Флобер (1821–1880): французский прозаик-романист, которого считают основателем литературного реализма и модернизма. Автор романов "Госпожа Бовари", "Саламбо", "Воспитание чувств".
14. Арагон – Луи Арагон (Louis-Marie Andrieux, 1897–1982): французский прозаик и поэт, лауреат Ленинской премии, муж известной французской писательницы Эльзы Триоле.
15. Аполлинер – Гийом Апполинер (Wilhelm Albert Vladimir Apollinaris de Wąż-Kostrowicki; Вильгельм Альберт Владимир Александр Аполлинарий Вонж-Костровицкий; 1880–1918): польско-французский прозаик и поэт, отец "кубической поэзии", один из тех, кто стоял у колыбели сюрреализма (сюрреализм – его термин), один из ведущих деятелей французского авангарда. Трагически погиб (убит на фронте, во время Первой Мировой войны).