Все хорошо. Все замечательно.
"У природы нет плохой погоды…"
Убитые клетки мозга не восстанавливаются.
Это факт.
- 10 -
- Коновалова! Не трогай новенькую! Не тяни с нее одеяло! Кому говорят?!
- Господи! Господи! - меня за плечо тронула Богомолка. - Врач уже ушла! Господи! Только что приходила! Всех посмотрела, а ты спишь и спишь…Колют и колют! Не могу шевельнуться! Господи - господи - господи!
- Уколь - чи - ки!
- Вставай, врач пришел, - растолкала меня Богомолка, - Вон врач! - она показала рукой на парня в белом халате. Он издали разглядывал палату.
Я, с трудом удерживая равновесие, подошла, открыла рот, но вдруг поняла, что язык перестал повиноваться, слова распались на слоги: - Доу…ктоуор…выу…пус….тие….те…тее…ме….ня…Яне…боль…на. яяяядоу…ктор…
- Что - что - что?! - он в ужасе глянул на меня и поспешно исчез.
- Да это не доктор, а практикант!
- Господи! Господи! Господи!
- Что ты к нему пристала? Он не имеет права!
- Укольчики - укольчики - укольчики!
И снова черное забытье…
А пусть… Я уже знала, что врач никогда не придет. Врачи приходят, чтобы лечить, а здесь не лечат - наоборот - превращают молодых сильных и здоровых в слабоумных инвалидов. Поэтому вместо врача здесь грубые руки, ядовитые иглы, да сплошной оглушительный визг:
- Укольчики-и-и-и!!!
Все женщины спят на животах, ягодицы свело от пронзительной боли, и только буйная Капитанша не спит - крутит в воздухе невидимый велосипед, да Феня Богомолка бьет бесконечные поклоны в подушку… А из угла палаты, не мигая, в упор глядит на меня то ли человек, то ли труп, выходец с того света, седая, худая, беззубая старуха с громадным фингалом под глазом и с кровавой ссадиной на лбу. Ее руки с болячками на локтях прочно привязаны черными ремнями к кровати… Но жуткий пронзительный неподвижный взгляд жив, он испепеляет каждую подушку, каждую простынь ненавистной палаты… Он жив, он горяч, он - ненависть. Словно дым по глазам…
Какими были эти несчастные женщины в прошлой жизни, я не знаю. Зато знаю, какая была я: сильная, смелая, уверенная… И вот оно, мое будущее - седая страшная старуха, немая, беззубая, сидит, не шелохнется в своем углу и - ненавидит, ненавидит, ненавидит… Бабка Коршунова… Фиолетовое избитое лицо, связанные руки… Но пальцы тайно рвут и мочалят впившийся в запястье ремень. Никто не замечает, что она снова готовит побег.
И я.
- 11 -
- Завтракать! Завтракать!
Снова подъем. Женщины просыпаются, тянут руки к еде, запихивают в бесформенные провалы ртов куски хлеба.
Одинаково движутся челюсти, глаза одинаково следят за жижой в тарелках.
Самое главное - притвориться, не ругаться, не выяснять, ни о чем не просить, не кричать, не плакать, не шевелиться, превратиться в тихую скотинку, послушного совка, в лужицу или плевочек, лишь бы снова не привязали, лишь бы - не током…
Неужели и я становлюсь перекошенной камбалой, замираю на дне безумного крика ("Развяжитте меняяяя!"),
настороживаю мутные глаза,
становлюсь тенью, ничем, исчезаю…
- Бери ложку! Бери кашу! Не будешь есть - вставим зонд!
Беру послушно тарелку, шевелю челюстью, глотаю пересохшим ртом…Лишь бы не зонд, лишь бы не ток, не ремни…
Какая правильная мысль: "Свобода - это осознанная необходимость"
Точно сказано. Большего не требуй. Осознай - и по необходимости сбегай в туалет.
Главное сохранить рассудок, уберечь мозги, выйти из проклятой палаты, запомнив каждый крик, каждый жест отчаяния, и особенно белые ненавистные ослепительные пятна, из которых проистекают не руки - а рукава, на которых прорисованы не лица - а безжалостные бумажки закулисных вердиктов.
(За что?!)
Вы, исполнители пыток, сами когда-нибудь задумывались: для чего прописаны медленные мучения, растворение живой плоти в кислоте сульфы? Или с какой целью производится цементирование мозга аминазином?
Боль - музыка, услаждающая души садистов. Клавиатура кошмаров подчиняется приговорам безддушных врачей, она апофеоз атрофированных чувств - психотропное чудо исторгнутых триолей - бемолей. Весь мир - оратория воплей, летящих к больничным потолкам, как верхнее до колоратурных страданий.
Я давно слилась с общим фоном,
не выпираю ни на сантиметр
из общего гама, крика, рыданий, подушек, простыней, веток, листвы… Словно маленькая гусеница - сучочек я - вытянула спинку и замерла среди таких же червячков…
Чер - вя - чок…
Меня сломали…
Меня уже нет… Поглядите… Проверьте…
Я не шевельну лапкой. У вас получилось…
Я исчезла… Мы все исчезли…
Разве - уже? И я - не я?
Га-ди-ны…
Только бы никто не заметил, что я без ремней,
Главное - выиграть время, сохранить хотя бы капельку разума, убежать… Вон та дверь иногда открывается… а за ней…
Палата взорвалась от криков.
- Я сама видела! Белый порошок в уколы добавили! Все видела! Ой! Ничего не вижу! - Ой! Ой! Ослепла я!
- И я ослепла!
- Туман! Ой, глазоньки мои!
Зачем я встаю? Куда иду?
Во рту пересохло…Пить…Нужно больше пить, чтобы с отравой справились почки. Пусть колют, я буду больше пить, и кровь очистится… Только бы никто не догадался, для чего я много пью. Главное спасти мозг… Вода с трудом проходит сквозь спазм в горле. Приходится командовать сведенным судорогой мышцам: еще глоток… еще…
- Иди на место! Хватит воду глотать! - санитарка уже спешила ко мне, - Тебе не положено выходить из палаты! Снова привяжем!
Но…мне…уже…ничего. не…видно…
Дурдом уплыл…
Вокруг - спасительная темнота…
темень…
темнотушечка…
Ничего не видно…
Голоса медсестер:
- Не нужно ей больше уколов…
- Назначено!
- Замерь давление…
- Надо сказать врачу.
- 12 -
Сначала они лишат тебя речи, потом перестанешь думать, не сможешь встать с постели…Ремни уже развязали. Но каждый мускул потерял свою силу и превратился в дряблую жижу…
Никогда не выйдешь из этой палаты…Никогда…
Все, что даровано тебе небом - отобрано здесь, среди ампул и пилюль. Вся твоя сила - твой разум - никогда не преодолеет силу нескольких кубиков отравы, которую без конца впрыскивают в кровь… Когда - то у преступников отсекали руки, отрезали языки. А в космическом веке палачи научились отсекать неугодные мозги и преступные мысли…
Рядом упала на колени Богомолка:
- Господи, защити Ты нас!
И я мысленно повторяю за ней: "Если только Ты есть! Помоги! Убери эти стены! Эти шприцы! Эти стоны! Эти крики всю ночь напролет!"
- Прости ты нас, Господи!!!
"Верни мой рассудок! Прекрати этот дурдом!"
- Господи! Господи! Господи!!!
" Дай мне другую судьбу! Измени все! Я еще молодая, я хочу жить, я хочу! Не лишай меня рассудка! Не дай умереть мне здесь, в этом позорном доме, в этой ненавистной палате!"
- Прости ты нас, Господи! По домам нам надо, по домам!
- У - коль - чи - ки!
- Развяжите меня-я-я!!!
И вдруг склонилась надо мной медсестренка:
- Потерпи, это - последний. Врач тебе отменила все уколы…
Я не верю в Бога, живущего на тучках и караулящего яблочки бессмертия, но если Бог - Слово, та вол-на, которая способна превратиться в бесконечный резонанс? И если в пространстве совпадут, как волны, два искренних "Прости", то где им предел?
И меня вызвали к врачу.
Богомолка дала по такому случаю свой халат, Коновалова протянула свои тапки, и санитарка повела меня из палаты по широкому коридору, мимо любопытной толпы и разлапистых листьев пальм.
- Жди. Врач позовет, - сказала она возле высокой запертой двери.
Я не помню, сколько стояла там, неотрывно глядя на гигантские тропические листья, и не могла надышаться невероятно свежим опьяняющим воздухом перемен… Вдруг дверь передо мной распахнулась, я очутилась перед высокой молодой женщиной, очень прямо сидящей за столом.
- Садись, расскажи, что с тобой случилось, как ты сюда попала?
Я открыла рот, пытаясь что-то сказать, но ни слова не смогла произнести. Боже мой, "как я сюда попала?" Они знают… И никто не узнает… Язык мой распух, и каждый звук эхом гудел в голове:
- Немогугоуговоуриуриить…
"Все - подумала я тогда. - Они сделали со мной то, что хотели. Они превратили меня в баклажан. Я уже никогда никому не смогу ничего рассказать. Они добились своего, и меня теперь никто здесь не найдет…И да-же больше, чтобы скрыть следы преступления, а разве это не преступление делать здорового человека глухо-немым? - они просто навсегда упрячут меня среди дебилов, - и скоро действительно никто и не различит… Разницы уже нет… никакой… "
- Не бойся! Это - "скованность". Э т о - пройдет! - прервала мое отчаяние врач и крикнула в коридор:
- Галя! Поставь ей…
- Неэт, неэ наадо! - возмутилась я.
- Это последний. Сразу все пройдет. Я тебе отменила уколы. Ты слышишь - отменила.