Некий "самосознающий" порядок, наполнявший когда–то смыслом данную нам в ощущениях реальность, - приходилось верить, потому что для Николаши это было не отвлеченное теоретизирование, а насущная проблема, - являясь "сверхсущностным", требовал для своей реализации воплощения в одушевленных, более того - мыслящих существах, которые и появились–то именно для того, чтобы его воплощать. В какой–то момент это гармоническое, наполненное недоступным нашему нынешнему восприятию смыслом мироустройство было разрушено, - мы можем только смутно догадываться - кем и почему, - многозначительно поднимал палец старик, - и порядок, лишенный воплощения, оказался изгнанным из нашего мира и отрезанным непреодолимой для него преградой. Все произошло не в первый раз, по историческим меркам довольно быстро, но, вместе с тем, почти незаметно, ибо порядок этот, будучи трансцендентным, и до своего изгнания–то не осознавался явно, так что в повседневной жизни почти ничего не изменилось. Так - мелочи: чуть поистерлись понятия о чести, благородстве, милосердии, незаметно подчинившись господству целесообразности, чуть нелепым стало выглядеть стремление к духовному, возвышенному; сокровища культуры с течением времени как–то незаметно уравнялись с обычным товаром, и те из них, что пользовались меньшим спросом - то есть наиболее ценные прежде - были почти утрачены… И так далее. Безусловные ценности, бывшие прежде, например, то же милосердие, никуда не исчезли, разумеется, иначе цивилизация давно бы уж погибла в страшной катастрофе, но - точно так, как и питавший их порядок - перешли в недоступную для сознания форму. Таким же образом перестал быть осознаваемым, а, значит, воплощенным - и его неформулируемый и лишь интуитивно ощущаемый смысл. Это означало, что даже связь между изначальным трансцендентным и "реальным" смыслами, без того непрочная, со временем все больше слабела. Человечество все больше стало превращаться в однородную, лишенную сознания массу, смысл бытия которой, если и существует - весьма далек от действительных интересов человека, как воплощения изначально гармоничного порядка. Что и является проблемой нашей цивилизации, молодой человек, - Николаше было бы плевать на цивилизацию, однако получалось, что по странной иронии их судьбы оказались загадочным образом связаны.
Но, как дело дошло до масштабов цивилизации, наставник его снова так увлекся, приводя многочисленные примеры из классической литературы, о которой Николаша имел самое общее представление, что снова - еще острее - начал ощущаться недостаток чтения. Старик стал рекомендовать ему книги из своей, как оказалось, обширной библиотеки; принялись разбирать Священное Писание, философские труды - Николаша сознавал, что в его практической нужде все это было не так уж прямо необходимо, однако мало–помалу втянулся и даже почувствовал что–то вроде интереса к вещам, которые до сих пор совсем не воспринимал.
Как–то, все же устав от лавины новых и непривычных сведений, рухнувших всего за несколько дней на его бедную голову, он взмолился:
- Николай Николаевич! Дайте что–нибудь так, для души почитать!
Николай Николаевич задумчиво на него посмотрел, полез на полку и молча подал ему небольшую старую книжку в зеленом переплете.
Придя к себе, Николаша открыл ее и прочитал, как однажды весной, - надо ведь - тоже весной… - в час небывало жаркого заката в столицу явился сатана, и что из этого вышло. Как по вине негодной бабы отрезали голову ни в чем не повинному человеку, как по всему городу гонялся за черной сатанинской свитой обезумевший поэт, как нашли друг друга, а потом потеряли, а потом снова нашли мастер и его возлюбленная, и как прежде того рассказывал мастер неузнаваемому поэту про белый плащ с кровавым подбоем… Закончил чтение, когда уже светало.
- Николай Николаевич, - вечером говорил Николаша своему наставнику, - как похоже–то: - в сквере, на скамейке… И мы с вами, как тот мастер и его бестолковый ученик…
- Ну не преувеличивайте, - отвечал Николай Николаевич, хитро улыбаясь: - Хотя, видно, автор - царствие ему небесное - тоже чувствовал, что–то такое… что затевается… Впрочем, молодой человек, ведь этот сюжет - мастер и ученик - очень часто встречается в литературе - и знаете почему?
- Почему?
- Потому, - назидательно отвечал старик, - что он часто встречается в жизни, - и снова поднял палец: - Жизнь бы остановилась без него. Ну-с, продолжим…
И они продолжали.
…наконец целостность смыслов - "реального" и трансцендентного - оказалась настолько глубоко и надолго нарушенной, - в частности, молодой человек, из–за господства распространившегося материалистического мировоззрения! - кипятился старик, - что это угрожало стать необратимым, стало угрожать необратимой потерей всякого смысла, даже неосознанного, интуитивного. Беда в том, что лишенная смысла реальность, лишается как бы и своей жизненной силы, незаметно разрушается и гибнет.
- Ну, в самом деле, - будто с кафедры рассуждал Николай Николаевич, - если фактические воплотители этой реальности теряют ощущение, хотя бы интуитивное, имманентного смысла своего существования - их существование не может продолжаться.
И Николаша практически все понимал.
- Но если вы утверждаете, - спрашивал уже он с серьезным видом, - что трансцендентная сущность недоступна нашему непосредственному восприятию, ведь это значит, что мы не можем понимать, что за смысл она воплощает?
- Конечно, молодой человек, не можем - отвечал ему Николай Николаевич.
- Однако при этом понимаем его имманентную необходимость?
И так далее.
- Случай с вами, мой молодой друг, - всего лишь через каких–то несколько дней подобрался к интересующей Николашу сути говорливый старик, - один из многих, знаете ли, прорывов как бы ослепшей без реализации, как бы смертельно больной трансцендентности, пытающейся вновь вернуть равновесие - то есть, в некотором роде, "выздороветь". Однако в сложившейся ситуации ставки, видите ли, слишком высоки, поэтому и накал, как бы это лучше выразиться, "страстей" - столь высок.
Что–то этот разговор про "накал страстей" Николаше не очень понравился.
- А какое… какое это имеет отношение… ко мне?.. - спросил он, предчувствуя, каким будет ответ.
- К вам, молодой человек, это имеет отношение самое прямое… Боюсь… - Николаша помертвел, - что вам выпало это самое равновесие восстанавливать…
Помолчали.
Когда пауза стала явным образом затягиваться, Николай Николаевич нарушил ее, но как–то очень робко:
- Ну, скорее, знаете ли, пытаться восстанавливать… и… И вы в любом случае - не единственный, уверяю вас - не единственный, кому… кто…
Все это время Николаша сидел, чувствуя странное спокойствие.
- И что же я должен делать? - несколько невежливо перебил он и так смущенного своими словами старика.
- Боюсь… Николаша, боюсь, что этого никто не знает.
- Даже вы?
- Увы, даже я. Хотя, как вы могли, имели, так сказать, случай убедиться, довольно осведомлен о… обо… в общем, обо всем этом.
Снова помолчали.
И снова паузу нарушил Николай Николаевич:
- Видите ли, мой друг, я склонен думать, что в положении, когда никто ничего не знает, ничего делать и не следует.
- Вот как? - протянул его подопечный, с иронией, но и не без надежды в голосе. - А как же тогда…
- Видите ли, я полагаю, что не в скромных человеческих силах сознательно совершить что–либо необходимое для решения этого, в некотором роде, вопроса. Вы… кхм… скорее всего, более не принадлежите сами себе…
Этого бедный парень не выдержал:
- Да?! - почти закричал он. - А кому же тогда по вашему?! Этой вашей транс цен ден тальной сущности, будь она неладна?! Ничего себе! Как же мне жить–то в таком случае?! Я жить хочу, между прочим! Сам хочу! А не в качестве какой–то комнатной собачки какой–то там, черт ее знает чего!..
Николай Николаевич выслушал эту истерику с достойным восхищения спокойствием.
- Молодой человек, - начал он наконец, когда Николаша, наоравшись, сцепил руки и понуро уставился в пол. - Молодой человек. Ваше состояние мне совершенно понятно. Но мне также совершенно понятно, что кричите вы или не кричите, делайте вы вообще все, что вам угодно - это ничего для вас не изменит. Поэтому не только предлагаю, но и прямо рекомендую - ничего и не делать. Ммм… ничего специального.
- Николаша, - и голос его потеплел, - ну поймите, у вас просто нет иного выхода - вы даже, извините, с собой сейчас покончить не сможете - это не в вашей власти.
- А что, - буркнул Николаша, - это прекрасная идея.
Старик поморщился:
- Не говорите так, пожалуйста. Вы, простите, не понимаете, что несете. Не сможете, уверяю вас - поэтому и говорю так спокойно. Но пробовать все же не советую.
- Итак, - продолжал он после некоторого раздумья, - вот что я вам рекомендую. Заметьте, рекомендую, основываясь на своем опыте и знаниях, значительно, согласитесь, превосходящих ваши.
Николаша горестно кивнул.
- Вам, скорее всего, не только не следует, но и не придется ничего делать - специально. Нет–нет - поверьте. Самого факта вашего существования и… эээ… инициации - в некотором роде, достаточно. Это - раз. Вам следует узнать о физических, так сказать, аспектах вашего состояния. Это - два. Мы это рассмотрим завтра, когда вы успокоитесь и отдохнете. Отдайте мне, что у вас там осталось сделать - возьмите завтра на полдня, как это называется? - отгул. Наконец, вам необходимо начать осваивать практические навыки, которые вам понадобятся. Их немного, но они важны. Это три. Теперь - отдыхать. Это… ммм… четыре.
На этот раз он не сбился.
"Как на семинаре" - уныло думал про себя Николаша.