Вернулся Виктор. Прошел в особую часть помещения - вроде смежной комнаты, только без двери - к своему обширному столу, где "ошуюю и одесную" стояли "аппаратцы" и новые, уже совсем непонятные для Светы, аппараты и приборы... Полностью уйдя в работу, сидя к нему спиной, все равно она каждый миг его видела, чувствовала, понимала каждое движение: что он делает, с кем, о чем говорит по телефону. Вот он - видела она спиной, собой, особым чувством, - в черном свитере, туго облегающем плотноватое, но стройное тело, высокий, светловолосый, с прической волнистой, даже слишком уж ухоженно-волнистой, с белесыми, пушистыми и длинными ресницами под темными, в соболью ниточку, бровями - такой уж от природы, красивый какой-то севернорусской, и скорее даже не русской, а литовской, что ли, красотой, тридцатилетний, холостой (Зинаидино: "жа-а-них", "такого ожени попробуй"), берегущий себя мужчина, может быть, склонный в будущем к полноте и уж, без сомнения, склонный к спокойной жизни... Вот он, умеющий быть с ней, Светой, в их вечерние послекиношные часы до удивления мягким и добрым, вдумчиво-ласковым, по-братски сердечным и милым... Но... только ли с ней? И были - да нет, конечно же, были, - много ли было у него таких увлечений до нее?.. А о том, что у нее - до него - не было никого, что он - ее первый, Виктор знает. Он-то в этом не сомневается.
В черном, глухом, до лица, свитере он движется от телефона к своим "аппаратцам" легко и уверенно, с бесшумной повадкой ленивого барса. Крупный, слегка упитанный барс в черной шкуре. У них в Узбекистане, говорят, водились в горах снежные барсы. Черных не было. Это первый в природе и в ее девчоночьей жизни черный барс. Барс, говорят, легко может съесть человека?
На спинке стула висит желтый в полоску пиджак черного барса. Шкура неубитого барса, говоря Юлькиным языком. Крохотуля Юлька сама скушает любого барса.
...Звонок телефонный.
- Да? Слушаю...
В трубке голос шефа. Он звонит из приемной замминистра. Нужны такие-то и такие-то бумаги. Нужно с кем-то срочно созвониться. Нужен - ну конечно же, это и так ясно! - Векшин.
- Тебя, Виктор. К шефу...
- Угу.
А сам не двигается, продолжает что-то высчитывать.
- Виктор... - укоризненно.
- Подождет!.. Не мешай.
Что-то новое, холодноватое в его голосе. Сердится на нее или просто занят, заработался? Но она-то при чем? Почему с ней - так нелюбезно?..
Снова звонок.
- Ну как там Векшин?
- Ушел, - ответила Света.
Виктор шумно отодвинул стул. Бросил, не глядя:
- Не могу же я... с пустыми руками.
И вышел.
Вот и все "спасибо за внимание"... А она-то еще завтрак ему притащила из дому... Впрочем, что же? Человек заработался. Вот вернется от шефа, надо его покормить...
- Кури! - сказал шеф, протянул раскрытый портсигар Виктору. Сам он только что ткнул в пепельницу окурок и тут же достал новую сигаретину...
Виктор машинально взял сигарету, размял в пальцах, хотя не курил уже второй месяц. Он думал о своем... "Итак, дело там, в Газли, опять дрянь. Хуже всего - на спецстройке, в пустыне, теперь уже почти родном детище, за которое он в ответе, которое с самого начала он не просто "курирует" (дурацкое словечко!), а вынянчивает руками собственными!.. Там, на этом головном сооружении, опять нехватка с агрегатами, с кольцами, фланцами; поставщики чертовы все дело гробят! И нет на них ни управы, ни "рекламаций!.." Такие вот пироги, Виктор! - пожаловался он сам себе. Заказ наш не выполнен энским заводом, да и истринское предприятие в срок уже не даст оборудования, необходимого для газовщиков. Ерунда и с компрессорами... Того и гляди, выйдут из строя, еле тянут. Подстанция не справляется. Вот уже и скважины кое-где обводняются, а начнутся суховеи- беда будет! План не выполним, это ясно как день... Говорят, в этом году черный афганец дунет раньше обычного. А тогда... Песчаный шквал прервет все работы и по монтажу... Чего-то ждут, каких-то стихийных сдвигов... Да план - это не самое страшное. Перед министром, даже Госпланом еще можно отговориться, попросить отсрочку, ну, выговор вкатят... Перед стихией не отговоришься. К апрелю не успеем - пиши пропало. "Ах, Светка, Светка! - неожиданно подумал он. - Это же твои места, возле Газли!.." Та спецстройка, куда недавно ездил, находится как раз на полдороге между Газли и Светиным кишлаком...
- А! Я и забыл, что ты некурящий, - голос шефа дошел словно издалека. - Ты чего приуныл-то? Соображаешь чего-то, вижу...
- Да так. О компрессорах и все об этих поставщиках, запуталось все...
- Будем распутывать! - пообещал шеф авторитетно.
"Мог бы и не уточнять, и так ясно - работенки теперь хватит", - подумал Виктор... Они сидели в кабинете замминистра, после долгого и нудного, кропотливого докладыванья о ходе дел на южном участке. Зам вышел на минуту, кажется, в партком, оставил их одних. Виктор привычно знал: сейчас они пройдут к шефу в кабинет, шеф расскажет что-нибудь "из быта", может, пару анекдотов - в знак дружбы и особого к нему, Виктору, доверия - и под занавес навьючит его сложными делами по самую завязку. Тоже в знак особого доверия. Гордиться бы тебе этим, Виктор, а ты и впрямь приуныл...
Поднялись по лестнице к себе на восьмой. Шеф, как всегда, начал с пустяков...
- Садись! - двинул Виктору стул. - Еду вчера с совещания, ГАИ останавливает: "Ваши права..." А шофера я отпустил, кто-то у него заболел дома. Отвечаю: "Зачем? Разве я нарушил?" - "Нет, говорит, просто проверка... Посмотреть хочу"... Понимаешь? Говорю, мол, так и так, спешу, у меня...
Шеф опять закурил. "Весь кабинет прокоптил, - отметил Виктор. - И чего он так дымит! Сам желтый уж весь стал, ссохся, стручок прямо. Девки так и зовут его за глаза - стручок. А все дымит... Да-а... А я бросил ведь из-за Светки, ей дым не нравится"... И вспомнилось, как ехали на днях из концертного зала. В троллейбусе впереди них весело сидели два парня, крепыши, розовые как поросята, один, видно, только что отслужил: в общем, - демобилизованный с корешем, слегка "поддатые". Всё оборачивались на Светку, лезли в разговор. Спрашивали насчет остановок, то, се, шуточки... Виктор хлопнул одного по плечу:
- Слушай, друг, что хочешь потом спроси, отвечу. Но сейчас не мешай. Занят.
- Есть, земеля. Заметано. Ты с девушкой. И все дела.
Парень повернулся к другу:
- С девушкой он, понял? Не мешай.
Парни отстали. Светка приподняла от его плеча лицо, взглянула снизу - горячо, преданно. Такой взгляд!.. "А она ведь не красится. Без никакой косметики или чуть-чуть... Это по мне. Да и не нужен ей грим. Глазищи и без того черные, брови - уголь! Вся яркая, ладная. И наряд на ней яркий - джемпер в обтяжку. Восточные девушки, как известно, созревают рано... Но рано и старятся... Нет, к Светке это не относится. Она ведь совсем особенная... Сегодня позову ее домой..."
- Ну, так как? - голос шефа.
Шеф скомкал окурок, бросил в корзину с мусором. "Когда-нибудь спалит Ефимыч кабинет. В корзине-то вон сколько хлама!.."
- Окно открой, Василь Ефимыч, задохнешься.
Виктор иной раз переходил с шефом на "ты". Вдруг, без всякого повода, по тайному капризу... для "духовного тренажа", как называл это про себя. И тот принимал это как должное. Вот и сейчас: в знак того, что оценил такой переход Виктора - к большему обоюдному доверию, что ли, шеф тут же разразился анекдотом.
- Слышал, что я сейчас говорил? Прослушал?..
Шофер мой, конечно, закладывает по выходным. То-то на другой день он немного... того... Да ведь не он один!
- Еще бы!
- В том-то и беда. Вот я и говорю... Сошлись, значит, два представителя, наш и американский. Ну, после всего, на банкете, а-ля фуршет, тот нашему жалуется - пьют у них в Штатах много. Закладывают американцы. "А у вас?" - "А у нас, - отвечает наш, - лишь три вида пьяниц". - "Это какие же?" - "А вот: малопьющие, застенчивые и выносливые..." Слышь, Виктор? Всего три категории. У них больше! "Малопьющие, - поясняет наш, - это те: сколько бы ни пил, все мало. Застенчивые - те, что за стенку держатся, когда домой добираются. А выносливые - которых после пьянки выносят..." Ха-ха-ха! - скрипуче загрохал шеф. - Ничего, а?
- Ничего, - ухмыльнулся Виктор, поднимаясь для виду. - Анекдот скорее грустный, чем смешной... Ну, я к себе, Василь Ефимыч...
- Постой, постой! Я же не кончил... Придется поехать, Виктор. Ничего не попишешь. Жаль мне тебя, но...
- Да я уж понял, Василь Ефимыч.
- Что понял, что ты понял! - чуть не рассердился шеф: он не любил, когда его слишком быстро
понимали. - Я говорю: жаль! Только неделю как вернулся...
- Десять дней...
- А я тебя опять гоню! Отдохнуть не даю. А мне, думаешь, легко - оголять отдел? Но приходится... - шеф говорил искренно... - Ты-то уже знаешь там все. Сумеешь. А кому еще?
Виктор пошел к себе.
У двери шеф нагнал его, остановил.
- Там сейчас сложно, - сказал негромко. - Афганец раньше времени шибанул. И вообще...
- Понял, знаю.
- А сейчас - давай лучше домой, - неожиданно сказал шеф. - Сегодня отдохни. Билет только закажи.
Отдыхать не пришлось, дела все равно закрутили Виктора до вечера. Все же на часок раньше он вырвался. Сказал Свете:
- Свет, шабаш! Отпускаю домой...
- Чего так?
- Ничего. Суши весла, и пойдем ко мне.
- К тебе? - ахнула Света. - Ни с того ни с сего...
- С мамой познакомлю.
- Господи! - еще раз ахнула Света. - Да мы знакомы уже, забыл? И имя помню. "Зовут мою маму, как русскую императрицу, - сам же так ее представлял,- Елизаветой Петровной", - напомнила Света.- А я и без "императрицы" бы не забыла. Прекрасная женщина!