А как его регулярно пополнять? Вот и приходилось нам совершать вылазки в места скоплений потенциальных собеседниц. Желательно туда, где если мы и начинали заманчиво говорить, то чтобы нас могли в общем гуле услышать и понять.
Так вот "Горка" в связи с отсутствием в ней динамиков, а еще в связи с подходящим интеллектуальным контингентом более-менее нам подходила. Так что мы туда и наведывались иногда.
И один из таких набегов выпал именно на сегодняшний вечер.
К тому же нас там ждала наша незаменимая Жека, которую мы в подобные места запускали заранее. В качестве подпольного нашего лазутчика. Пусть осмотрится, приглядится, оценит ситуацию, внедриться в заранее отобранные ею ряды. Проведет с помощью недюжего своего обаяния предсъемную обработку. А потом передаст их, тепленьких, нам.
Потому как девушке внедриться в девичьи ряды не представляет вообще никакого труда. Особенно Жеке с ее многочисленными талантами. Иными словами, Жека была такой "пятой колонной" внутри осажденного нами женского стана. Или, если по-другому, наш "Троянский конь". Хотя внешне она была хрупкой и очень миловидной. И вообще, схорониться внутри нее взрослому человеку было абсолютно невозможно.
Да что там говорить, много добрых слов мог бы я произнести о Жеке. И произнесу, но не сейчас, а как-нибудь в последующих историях.
Сейчас же скажу только, что без нее мы бы многое потеряли в нашем чисто мужском союзе. Без нее – мы бы выродились в банальное сочетание "трех товарищей", многократно описанное и в немецкой, и во французской литературе.
А вот с ней, с Жекой, мы подходили толь-ко для русской литературы. Потому что какой иностранной литературе мы все вместе с вами сдались?
– Жека, – поздоровался я с ней, – там Инфанта внутрь зала не пускают, потому что у него портфель тяжелый. А с портфелем его не хотят. На него и без портфеля косятся подозрительно… У тебя ничего нет подходящего, чтобы в портфель заложить? Чтобы создать законное основание для проноса портфеля в помещение?
– Да на, держи, – без раздумья нагнулась куда-то вниз Жека и достала оттуда что-то лохматое.
Я пригляделся – оказалась собачка, маленькая, веселенькая, почти игрушечная. Я взял в руки. Повертел, потормошил, выяснилось, что она живая.
– Подойдет, – поблагодарил я всегда изобретательную Жеку, у которой постоянно все нужное находилось под рукой. А потом с собачкой на руках я пошел за Инфантом с Илюхой, поджидающих меня снаружи.
Они, кстати, совсем не томились скукой, а наоборот, бутылка с сушняком бойко гуляла меж их рук. Я открыл портфель – в нем как раз нашлось место для кудрявенькой собачки миниатюрной комплекции. Она и замаскировала все бутылки, прикрыв их своим волосатым теплым тельцем.
– Надо же… – повел удивленно головой Илюха. – То котенок за пазухой, то собачонка в портфеле. Стариканер, ты сегодня просто неисчерпаем на домашний животный мир.
– Где ты, лапуля, псину нарыл? – поставил по-своему вопрос Инфант.
Почему Инфант именно меня называл "лапулей"? Я точно не знаю. Может быть, просто накапливающаяся в Инфанте потаенная потребность в ласке требовала хоть какого-то выхода. И он, за неимением более подходящего объекта, выплескивал эту ласку на меня. Не всю, конечно. Основная ее часть, там, внутри Инфанта, и сидела, и закисала, и квасилась, и вспучивалась пузырями. И отравляла, скисшая, Инфантов организм.
– Да у Жеки при себе оказалась, – объяснил я псину. Которая, кстати, оказалась не только кудрявой, но и довольно дружелюбной и все норовила лизнуть мои давно не мытые ладони.
– Надо же, как она нас опередила, – снова повел удивленной головой Илюха. – Пока мы только еще фантазировали об использовании котеночка в одном культурном заведении, более деятельная Жека уже успешно использует песика в другом, не менее культурном заведении.
Но это была лишняя риторика, потому что мы уже предъявляли портфель при входе. Уже последовало отработанное объяснение, мол, оставить было не с кем. Уже собачка лизнула руку охраннику, тот уже не смог сдержать обычно несвойственных ему сентиментальных чувств… И вот мы уже двигаемся по приглушенному светом залу.
– Откуда ты псину нарыла? – обратил Инфант свой застарелый вопрос, но теперь в адрес Жеки, пытаясь невежливо достать игривую псинку из портфеля, чтобы освободить прикрытые ею бутылки.
Но та почему-то не доставалась. Либо она с самого начала перестала доверять Инфанту, либо в ней жил сильный сторожевой рефлекс. И если уж она начинала чего-нибудь охранять, то делала это с полной отдачей.
– Вот если бы ты, Инфант, таким упорным был. Как эта собачка. Ты бы мог, возможно, кой-чего достичь, – привел Илюха собачку в пример Инфанту.
Но Инфанта, похоже, пример меньшего, особенного по размеру, брата не воодушевил. К тому же он и достигать "кой-чего" никогда не хотел.
– Так откуда псину нарыла? – повторил он почему-то крепко заинтересовавший его вопрос.
– Не я ее нарыла, а она меня, – поправила Жека. – Скорее, намыла.
– Это как? – занедоумевали мы.
– Да дело еще летом приключилось, – начала свой рассказ Жека, когда мы все расселись и она сама, своей хозяйской рукой достала из-под собачки свежую бутылку. Красная винная жидкость хоть и согрелась от живого песикиного тепла, но ласкала не меньше прохладной.
– Я, как вы знаете, люблю иногда вечером после работы трусцой пробежаться, стресс здорово снимает, да и вообще, говорят, полезно. Бегаю я обычно в спортивных майке и штанах, свободных таких, и обычно по Фрунзенской набережной.
– Почему по набережной? – зачем-то спросил Илюха.
– Ну а как же? Там чисто, людей мало, река опять же взгляд радует. Да и живу я совсем недалеко.
– Тогда понятно, – согласился Илюха.
– А тут, как назло, уже почти вечер, летний тихий вечер и двое мужиков поперек дороги. Вообще-то я мужиков не боюсь, а с некоторыми и вовсе на "ты". – Тут мы все кивнули, соглашаясь. – Но эти двое сразу вызвали, как бы это сказать, настороженность, что ли. И не напрасно, потому что когда я только еще на подходе была, они уже начали пялиться, жесты всякие неуклюжие производить, а когда ближе подбежала, еще и реплики отпускать. Вы сами знаете какие.
– Не знаем, – ответил я за всех. Потому что сам обычно к пробегающим мимо девушкам никогда не приставал. К идущим не спеша – да, бывало. А вот к пробегающим – даже не пытался.
– Да и так понятно, пошлости, гадости и… – тут она задумалась. – Какое еще было слово?
– Сальности, – подсказал бойкий на слова Илюха.
– Да, сальности, – согласилась Жека со словом. – И все это мне прямо в лицо, аж неприятно стало. Хотя я от слов не тушуюсь. Ну а когда я ближе подбежала, они совсем обнаглели. Один даже попытался за руку схватить, даже побежал рядом со мной, хотя совсем не для бега обут был. Да и телом не для него сложен. И все продолжал с сальностями своими лезть и за руку хватать. В общем, неприятно мне от них стало, даже река медленным своим течением радовать перестала.
Тут мы воспользовались паузой и отпили немного из стаканчиков.
– Короче, у меня оставалось несколько вариантов, один из которых, повернуться и побежать назад к дому, я отмела с ходу. Кто они такие, чтоб мне дорогу преграждать и удовольствия лишать? Ну и вообще не в моей это привычке – сходить с дистанции из-за такой ерунды, как пристающие мужики. Ну и я вот так, пробегая мимо, не произнеся ни слова, даже не сбивая своего шага, втюхала ему жестким носком спортивной обуви в то самое место, которое когда хотят деликатно, то называют "пах". Но так как мне деликатничать с вами ни к чему, скажу по-другому: со всего размаха я залепила ему прям по яйцам. Вот так, на ходу, даже не снижая скорости, но и не прибавляя. Даже назад не оглянулась, как ему там, скорченному и скукоженному, товарищ его разогнуться помогает.
Тут мы переглянулись все меж собой. Я посмотрел на Илюху, он на меня, Инфант на нас, и мы согласились молча: вот это характер! Вот это выдержка! Вот это боевой настрой! Нам бы такой. Ведь это ж какую волю надо иметь и твердость духа, чтобы мужчину и по яйцам… И что б не обернуться даже… Во Жека дает, просто пример для подражания, не зря мы ее так ценим.
– А метров через двести, – продолжала наша подруга, запив двумя глотками красного, – слышу топот сзади. Я сразу поняла, что за мной, потому что, повторю, обувь у них была не спортивная, вот они каблуками о мостовую и постукивали. Я на всякий случай обернулась, смотрю – действительно они и действительно за мной. Конечно, мой первый инстинкт был остановиться и встретить их лицом к лицу, как Святогор Кочубея. Но потом вспомнила, как у Светогора все это трагически закончилось, и второй, более разумный инстинкт совладал с первым. И я припустилась не на шутку. Я вообще-то натренированная на длинные дистанции, даже скорость могу не сбавлять, но минут через пять слышу – каблуки по асфальту все же приближаются. Нагоняют, значит. Видимо, у них от боли и от обиды прыти резко прибавилось. Так бывает, я сама читала.
– И чего ты сделала? – не выдержал я накала.
– Ну а что мне оставалось? Убежать, похоже, не получалось, гибнуть в неравном бою было как-то неохота, все ж я не триста спартанцев. Да и Фрунзенская набережная не Фермопилы. Прохожих, как назло, никого, так что помощи ждать не от кого, да и какая у нас помощь от прохожих? Ну я и сиганула с парапета в воду.
– Куда, куда? – не поняли мы.
– Как куда? В реку и прыгнула. Вскочила на гранитный пьедестал и ступила вниз, в теплые, летние воды родной реки, которая и приняла меня ласково. Потому что я не только сухопутная, я еще и водоплавающая.
– Там же глубоко! – испугался я за Жеку.
– И высоко! – подхватил за мной Инфант.
– И грязно! – поморщился Илюха.