– Зато плавание полезно для всех органов без исключения. Не то что бег, – нашла оптимистический довод Жека. – Ну а они, злобные мои преследователи, конечно, постояли на берегу, постращали меня на будущее своим скудным словарным запасом, но сигать за мной в воду… Нет, на такое они, конечно, не решились. Слабо им оказалось. Да и не догнали бы они меня в воде, я в воде быстрее, чем на суше. Да и ботинки у них с каблуками.
– Да, с каблуками сложно, – согласился Инфант и почему-то тяжело вздохнул.
– Так они постояли минут десять. Покричали, чем умели, чем родители их научили, пока я водным оздоровлением занималась, переходя с кроля на брасс. Но сколько стоять можно, ну, еще пять минут? Ну, потом десять? И ушли они, как говорится в народном фольклоре, несолоно хлебавши. Хотя я никогда не знала: кто такая "солоно" и почему ее надо хлебать?
– А ты чего? – спросил я. Так как тревога за Жеку, за ее бескомпромиссный характер никогда не покидала меня.
– А что я? Как они ушли, так я стала прикидывать, как мне на сушу выбираться. Влево посмотрела, вправо, вперед, назад – везде высокие гранитные берега, отвесные гладкие стены. Одним словом, даже зацепиться не за что. Вот когда на берегу стоишь, кажется, что хорошо это, что река в гранитные берега одета. Красиво, да и наводнения не беспокоят. А вот когда в реке находишься, совсем другая перспектива, как оказалось, на гранит открывается. Неудобен он становится, потому что мешает на берег выбраться. Конечно, я понимала, что где-то там, впереди по течению, причалы должны находиться, но где они, сколько километров до них – понятия не имела. А против течения я совсем уже не хотела. Да и вообще что я, прогулочный катер, что ли?
– Ну и что ты решила? – снова обеспокоился я.
– Вот именно, что? – повторила за мной Жека. – Плаваю я вдоль высокой гранитной стенки, а на душе все хуже и хуже становится. Дело близится к вечеру, в общем сумраке с берега меня могут и не заметить, да и прохожих на набережной, как я уже говорила, не густо. Короче, светила мне перспектива всю ночь в грязной речке пробарахтаться до первых утренних теплоходов. Что меня нисколько не воодушевляло. Вот вы бы, – зачем-то обратилась к нам Жека, – что бы вы стали делать?
– Не знаю, – признал я свою растерянность.
– Я бы вообще не прыгал. Лучше насилие, чем эта отстойная река, – предложил свой вариант Илюха.
– Лестница тебе веревочная нужна была с железным крюком на одном конце. Как у ниндзь, – нашел еще один выход Инфант. – Чтобы когда его из воды метнешь, зацепиться за бордюр парапета. Ну а потом по лестнице и вылезти.
Мы все посмотрели на него с укоризной, особенно Жека, но ничего не сказали. Да и что тут скажешь? Кто его знает до конца, Инфанта, может, он и с веревочной лестницей по городу ходит, обмотав ею на всякий случай собственное тело под одеждой. Вот только за что он тогда крюк цепляет?
– Так вот, у меня оставался лишь один выход. Я решила привлечь внимание случайных поздних прохожих громкими звуками, – продолжила Жека. – Но не так, что, мол, на помощь, помогите, тону. Неудобно как-то так резко народ на берегу пугать, к тому же я и не тонула совсем. Да и что такое крики о помощи, как не проявление собственной слабости? Короче, я запела.
– Что, что? – не поняли мы с ходу.
– Песни я стала петь, вот что, – повторила для нас, непонятливых, Жека. – Потому что, рассудила я, если кто услышит с берега красивое женское пение, расстилающееся над вечерней водой, он наверняка захочет узнать: а где же сама певунья? Вот и появится у меня повод попросить достать меня из воды. Да и вообще я петь люблю, особенно когда акустика хорошая. Вот как у меня тогда была – водная гладь с гранитовыми высокими берегами.
– Кто ж это акустику не любит? – согласился Инфант, а мы с Илюхой ему поддакнули.
– Начала я, конечно, с эстрады. Я старую, лирическую предпочитаю, вот и подобрала ретро-репертуарчик, где тема воды явно присутствует. Типа:
"Мы с тобой два берега у одной реки"
и
"Твоя рука в моей руке, как островок в большой реке".
Потом перешла на:
"Как провожают пароходы".
А потом уж на совсем серьезное:
"Раскинулось море широко".
И что вы думаете, никакой реакции с суши. Не только ни рукоплесканий и цветов, вообще никакого интереса.
Тут я обеспокоилась – может, соображаю, неправильный репертуар подобрала. Может, устарел он, может, осовременить его надо. Но, как назло, ни одной попсовой песни про воду не знаю, потому что я вообще в современной попсе не очень. Не трогает она меня. И перешла я тогда на русский рок, который, если вы не знаете, жив еще. И про "поворот" спела из классики, и про "осень", и еще парочку на память – и опять никакого эффекта. Никто с гранитных перил не перевешивается, руку помощи не предлагает.
Тут я покачал озабоченно головой. Да и Илюха с Инфантом тоже разделили со мной волнение за Жеку.
– Повторяю, я вообще-то петь люблю, и вода мне обычно не мешает. Но это, как правило, в ванной. А тут мое речное выступление начало меня утомлять, вода в рот заливается, а она не только грязная, но еще и невкусная. Да и вечерний туман на реку стал ложиться, что совсем видимость ухудшило. И я пошла на крайность: "Врагу не сдается наш гордый "Варяг", пощады никто не желает…" – заголосила я, не сдерживаясь, мужественную, революционную песню, которая показалась мне сейчас особенно близкой. По тематике близкой, по ситуации и вообще по духу.
– Там плохая концовка у "Варяга", – напомнил я с беспокойством, так как тоже худо-бедно, но с фольклором был знаком. Хотя и никогда не исполнял его из речки.
– А мне, знаете, она помогла, – продолжила Жека. – Сверху над гранитной плитой раздался жизнерадостный собачий лай. Потом я различила склонившуюся вниз морду…
– Собачью? – предположил Инфант.
– Да нет. Человеческую, даже мужскую. А потом голос:
"Девушка, вы что там, тонете?"
"Да нет, держусь еще, – отвечаю. – Но вообще-то не мешало бы на берег выбраться. Просто берега не кисельные, а гранитные, да и река не молочная, а сточная".
"А как вы туда попали?" – снова интересуется сухопутный прохожий. А собачка где-то рядом с ним так и заливается радостным лаем.
Я, конечно, могла ему чего-нибудь нафантазировать – мол, спотыкнулась, поскользнулась… Но решила, что правда лучше.
"Нырнула, – отвечаю. – У меня иногда позыв такой непреодолимый, нырнуть в глубину. Я вообще ныряльщиком хочу стать, охотником за жемчугом. К тому же захотелось узнать, как мой голос над водной гладью звучит".
"А… – понял он. – Хорошо звучит. Так вам помочь выбраться?"
"Хотелось бы. А то мой репертуар уже исчерпался в основном", – согласилась я. А сама все пытаюсь вглядеться в темноту, а вдруг он симпатичный еще к тому же? Вот ведь романтическая встреча получится.
Стали раскручивать спасательную операцию: он ко мне руку тянет – не дотягивается. Ветку длинную поблизости принялся искать – не нашел. Ремень из брюк вытащил, но и ремень не помог, короток слишком. А собачка вся заливается веселым лаем, все бегает вокруг него возбужденная, все пытается поучаствовать в общем нашем спасательном деле.
"Сейчас, подождите, – говорит мне сверху мой потенциальный спаситель. – Я ее к дереву привяжу, чтоб она под ногами не крутилась".
"А поводок у нее длинный?" – спрашиваю я снизу, сплевывая грязную городскую воду.
"Еще какой, – отвечает. – До луны дотянется".
"До луны не надо. Главное, чтоб до меня дотянулся", – предлагаю я.
"А вы правы, – соглашается мой спаситель. – Как я сам не догадался?"
Вот так спускается ко мне кончик собачьего поводка, как спасительный фал, я цепляюсь за него и начинаю тянуть, вытягивая свое тело из воды.
"Эй! – раздается голос сверху. – Вы чего так тянете сильно? Я вас так не удержу".
"Ну, а как иначе мне тянуть? Ведь наша общая задача меня вытянуть наверх", – напоминаю я.
"Давайте так, – предлагает он. – Я буду тянуть, а вы только держитесь".
И он потянул. Поводок, надо сказать, на волкодава, похоже, был рассчитан, таким крепким оказался. А вот спасатель мой оказался, наоборот, не крепким и все пыхтел, пыхтел там наверху, а вытащить не мог. Хоть и не волкодав я никакая. Я вообще, как вы знаете, роста невысокого и телосложения хрупкого.
Так мы и проборолись с ним с полчаса. И чем дольше боролись, тем слабее и ненастойчивее выглядели его усилия.
– Но все в результате благополучно закончилось? Ты ведь не утонула? – спросил немного дрогнувшим голосом Инфант, который, похоже, уж слишком глубоко проникся рассказом.
Но мы не отвлеклись на вопрос: ну, чудит Инфант, ну что тут скажешь?
– "Так что делать будем? – спрашивает он с гранитного берега. – Один я вас не вытащу. Может, МЧС вызовем?"
Тут я подумала о себе, как о стихийном бедствии, если для меня уже МЧС требуется. Как об урагане каком или, скорее, цунами. Например, на реке Москва. Цунами по имени Евгения, ведь ураганам и цунами всегда имена дают. Почему-то всегда женские.
– Чего, серьезно? Ураганам женские имена дают? – удивился Инфант и захотел было задать еще один вопрос. Но ему не дали.
– "Не надо МЧС! – взмолилась я с воды. – Вы лучше посмотрите, нет ли там кого-нибудь поблизости, чтобы помог вам?"
Видимо, он начал оглядываться.
"Нет никого, да и ночь уже, надеяться не на кого. Это только я с Дусей так поздно гулять выхожу".
"Кто такая Дуся?" – спрашиваю снизу.
"Как кто? – удивляется он. – Собачка моя, Дуся".
И тут меня осенило.