– Правильно Василий Иванович, как всегда проблему под корень взяли, – поддержал тему Семипостол. – Наша партия всегда говорила, что надо избавляться от профессоров – космополитов. Правильно говорит наш мэр – наворуют и к себе в Гондурас сбегут.
– Николай Кузьмич, ты, что городишь? – изумился Татищев. – Какой Гондурас? В Израиль с наворованным сбегут.
– Какая разница, куда сбегут? – легко согласился Семипостол. – Факт воровства мэром установлен, значит, надо принимать меры. Наша партия считает, что нужно растить свои кадры, местные, а этих всех профессоров с доцентами гнать к чертовой матери. И у нас такие кадры есть. Вот, например, Скока – синюшник…
– Какой я тебе Скока, – возмутился Скока – синюшник. – Ты сейчас договоришься…
– Извини, Александр. Оговорился я от волнения. Вот наш товарищ Скоков вполне готовый преподаватель по ноеведению – "Ной и здоровый образ жизни". Ему есть, что рассказать студентам. Или вот вы, Василий Иванович. У вас считай, готовый курс есть – "Здоровый образ жизни в Параноейве".
– Это точно, курс у меня есть. Я его проходил, когда лечился от этого самого… Ну вы знаете…
– Вот, видите, – обрадовался Семипостол. – Мы сами все можем. Я и сам лекции почитаю по здоровому образу жизни в партийном строительстве. Такое мое независимое мнение, товарищи. У меня все.
– Хорошую речь сказал товарищ Семипостол, – подвел итог Чапаев. – Не только проникновенно – независимую, но и очень конструктивную. Мы такой институт забацаем, с таким уровнем образования. МГУ в ногах у нас валяться будет, чтобы только наш пиздожский диплом заполучить. В ногах! – повторил Чапаев, и все одновременно посмотрели себе под ноги, но под ногами ничего не было. Только немытые полы.
Все подводим итоги. Мы хорошо сегодня мозгами поработали, – заключил Чапаев.
– Можно я, можно я скажу.
Неуемная Анна Дурова вновь рвалась в бой. Она была не просто одержимая, а одержимая идеями.
– Да, когда она заткнется, наконец, – прошептал Заворуеву на ухо Татищев. – Достала нас здесь всех своими идеями. К фуршету пора переходить.
– Слушай, – также прошептал Заворуев. – Когда еще такой цирк увидишь. А выпить успеем. У меня такой коньяк в сейфе лежит. Специально для случая берег.
– Ради этого стоит потерпеть, – согласился Татищев.
– Можно я, можно я скажу. Я такое придумала. Такое придумала, – от нетерпения Дурова подпрыгивала на стуле.
– А ты, Дурова свои идеи с партией согласовала? – подозрительно спросил Семипостол.
– Кузьмич, миленький! Обязательно согласую. Это такая идея, такая идея. Она очень согласуется с линией нашей партии. Вот увидишь.
– Говори Дурова, – разрешил Чапаев, – но только коротко и по существу. Мне ехать надо.
– Надо в центре города столб установить, – выпалила Дурова.
– Фонарный что ли? Так у нас в городе уже один есть, – сказал Скоков.
– Ты, Скока, заткнись, – грубо оборвала его Дурова. – Не понимаешь важности работы с молодежью. Надо будет поставить столб – символ молодости. СТОЛБ – это не столб, понимаете, а символ. Понимаете, символ. Что такое молодежь? Молодежь – это столб. С– сила, Т – творчество, О – оригинальность, Л – любовь, Б – это бетон, из чего мы и сделаем столб.
– Вот тебя в него и закатать, – про себя прошептал Скоков.
– И от имени нашей молодежной организации "Наш местный позитив", – продолжала излагать свою идею воодушевленная Дурова, – на столбе укрепим указатели: сила – указатель на стадион, творчество – на дом культуры, оригинальность… – Дурова сделала многозначительную паузу, – оригинальность – на здание нашей родной администрации. Любовь – на скамейку перед лесом. А бетон… – здесь Дурова запнулась, так как еще не продумала, на что будет указывать бетон.
– Бетон, на что будет указывать? – участливо поинтересовался Татищев.
– Бетон, бетон… Бетон будет без указателя, – нашлась, наконец, Дурова. – Бетон это все цементирует, связывает, В общем, будет символом молодости.
– Очень интересная задумка, рыба об лед, – подал голос завотделом культуры. – Что-то в этой идее есть. Правда, Василий Иванович?
– Очень кретивная мысль у Дуровой, – начал мэр.
– Креативная, – поправил Чапаева Татищев.
– Это уже твои проблемы, Петр Алексеевич, правильно написать. Моя задача – суть изложить, – не обиделся Чапаев. – Что ж, товарищи. Будем завтра уже столб ставить. Пусть все знают, что у нас в Паранойеве слова не расходятся с делом. Сказано – сделано. Через неделю открытие торжественное организуем. Петр Алексеевич, – обратился он к Татищеву, – Твоя задача телевидение с газетой из области подтянуть. Скажи, что, как обычно, не поскупимся.
– Без проблем, они за такие деньги сами приедут столб вкапывать.
– У меня еще, у меня еще, – вновь запрыгала на стуле Дурова.
– Что у тебя еще Дурова? – недовольно спросил Заворуев, – Работы невпроворот, а у тебя еще. Что у тебя еще?
– Я предлагаю к нашему столбу организовывать экскурсии, и всем экскурсантам выдавать удостоверение, о том, что они, побывав в нашем городе, помолодели.
– А как будем определять, на сколько люди помолодели? – задумчиво спросил Чапаев. – Каков будет механизм определения помоложения?
– Василий Иваныч, можно вот так сделать, – оживился Климко. – По водительской путевке будем определять. Время приезда – время отъезда экскурсионного автобуса. И пишем в удостоверении, что товарищ такой-то помолодел на 5, 6, 7 часов. Обязательно сделаем примечание, что в каждый новый приезд товарищу будут добавляться часы молодости. Я думаю, что мы поднимем экскурсионную работу на новый уровень. Сделаем наш Паранойев окончательной Меккой туризма. Вот так, рыба об лед.
– Гениально, гениально, Петр Никодимыч, – вскочила Дурова со стула. – Дайте я вас за вашу гениальность расцелую.
Она подскочила к Климко, но не учла, что у них разные весовые категории, и поэтому под весом и необъятностью Дуровой, завотделом культуры рухнул на пол. Из-под телес Дуровой торчала только его голова.
– Ох, какой же вы неловкий, – сказала Дурова, исцеловав Климко вдоль и поперек. – Но все равно вы – гений.
На этих словах Дурова приподняла Климко и вертикально поставила его на пол.
– Может быть, Степан Никодимыч и гений, – неожиданно угрожающе произнес Семипостол. – но политически не подкован. Вы, Степан Никодимыч, член нашей партии?
– Нет, не успел, – растерялся завотделом культуры.
– Василий Иваныч, странно, что у нас на ключевом посту находится беспартийный. Я, как лидер нашей…
– Заткнись, – оборвал его Чапаев.
– Что? – не понял Семипостол.
– Затнись, говорю, лидер. Не тебе решать, кому и какие посты занимать. Распустились здесь в глубинке. У тебя, что Петр Фомич все такие умные?
– Не все, – ответил Заворуев.
– Я все понял, Василий Иванович и учту все ошибки, – поспешил раскаяться Семипостол. – Больше такого не повторится. Я только подумал об одиночных экскурсантах. Им на основании чего будем определять, насколько они помолодели?
– Хороший вопрос, но решим его в процессе. Не сейчас, – миролюбиво согласился Чапаев. – Александр, у тебя к обеду все готово.
– Так точно, – ответил Скоков. – Стол уже накрыт.
– Тогда пойдем, поднимем тост за нашу молодежь, за наш столб молодости. Добрый столб должен получиться.
Эпилог
Прошло два года с момента открытия ноевского мемориала. Еще краше стало село, а селяне стали жить еще лучше, просто уже до невозможности. Во – первых, Нойка отныне являлась колыбелью русской государственности и началом мировой современной цивилизации. Так, по крайней мере, сказал президент на открытии мемориала. Во – вторых, была проложена дорога от мемориала до федеральной трассы. Мощные красавцы автобусы, словно птицы – тройки, летят в четыре ряда по дороге в одну сторону. Это экскурсанты – паломники со всех концов нашей необъятной Родины, ближнего и дальнего зарубежья спешат в Нойку, чтобы поклониться святым местам. Как говорят злопыхатели, которым лишь бы клеветать на светлую ноевскую действительность, "откат" за эту трассу был просто "зверский". Но строители не поскупились – очень им хотелось внести свою лепту в светлую ноевскую действительность. Дорога и вправду получилось на загляденье. А, если заглянуть еще в итоговую смету строительства, то можно явственно представить, как укатывали дорогу не асфальтом, а золотом.
"Мемориал работает с 10 до 18. Выходной – понедельник. Неорганизованные паломники не обслуживаются", – висит над входом массивная доска из бронзы. На самом входе щадящий фейс – контроль, а за ним уже начинается и сам мемориал.