– Мне по барабану, какие я разговоры веду, – предприниматель уже еле сдерживал себя. – Разрешение давайте.
– Не могу, – потухшим голосом ответил Заворуев. – Неожиданные проблемы возникли.
– Я уже сказал, что меня ваши проблемы не касаются, – Шмелев решил добавить гонора. – Нет оснований, мне отказать в разрешении.
– Основания всегда найдутся, господин Шмелев. Земля под магазином, кому принадлежит? – вкрадчиво спросил Непряхин.
Этот разговор доставлял ему удовольствие. "Ты, гаденыш о тех несчастных 10 тысячах еще не один раз пожалеешь", – думал он про себя.
– Ну, государству. Так я ее арендую, – сбавил гонор Шмелев, но он все еще надеялся на благополучный исход дела. – У меня договор на пять лет с правом продления.
– Так вот, господин Шмелев. Мы с Петром Фомичем и Николаем Кузьмичем, как представители власти обязаны блюсти интересы государства. И, не факт, что мы с вами продлим аренду. Более того, мы подумываем о том, чтобы расторгнуть с вами договор, – Непряхин торжествовал победу. – Так ведь, Петр Фомич?
– Так, так, – согласился Заворуев, но ему все же было слегка стыдно перед предпринимателем, так как за разрешение он с него деньги уже получил.
– Как же так, Петр Фомич, – в голосе Шмелева, наконец, появились нотки отчаяния, которые так ждал Непряхин. – Вы только вчера говорили, что ко мне претензий никаких нет. Даже хвалили меня, что я на все просьбы руководства незамедлительно откликаюсь. Говорили, Петр Фомич?
Заворуев оказался словно между двух огней, он вконец растерялся и не знал, что ответить. Но на помощь поспешил Непряхин.
– Так это вчера было, а сегодня обстоятельства изменились. Не я ли вас господин Шмелев предупреждал, что жизнь наша очень переменчива.
– Мы товарищ Шмелев начали сомневаться в вашей благонадежности, – включился в разговор Семипостол со своей шарманкой. Вы позволяете себе публично и огульно охаивать нашу законно избранную власть. Мы это расцениваем как вызов нам, власти всех трудящихся. Чувствуется, что вы еще не прониклись демократическими ценностями. Разве может находиться на государственной земле магазин, чей хозяин не проникся демократическими ценностями?
– Да, вскрылись обстоятельства, которые понуждают нас взять время на размышления, – наконец сформулировал свой ответ Заворуев.
– Как же я работать буду! – Шмелев уже не сдерживается и переходит на крик. – Мне семью кормить надо.
Алла, которая оставалась в кабинете, не могла не встрясть в разговор, тем более, что со Шмелевым у нее тоже были свои счеты.
– Не семью тебе кормить надо, а полюбовниц своих содержать. Я сама слышала, как ты наш власть ругал.
– Да, что ты слышала? Я ничего такого не говорил, – попытался отбиться Шмелев.
– Ты, что хочешь меня врушкой выставить? – Алла уже входила в раж. Она вышла на середину кабинета и встала, широко расставив ноги и подбоченясь. – Не выйдет! Сначала из магазина выгнал ни за что, а теперь еще и врушкой меня выставляешь.
– Воровать, ты считаешь "ни за что"?
– Ничего я не воровала. Наглая ложь.
– А, кто из кассы 10 тысяч стащил?
– Не стащила, а взяла…, – Алла на секунду замешкалась, – взаймы на время. Я бы потом отдала.
– Интересно, когда собираешься отдавать? Уже полгода прошло.
– Товарищ Шмелев, оставьте ваши инсинуации в покое. Говори, Алла.
Это уже вступился за Аллу Семипостол. Ему не терпелось узнать, что же такого говорил предприниматель.
– Что оставить? – не понял Шмелев.
– Он говорит, что не надо клеветать на Аллу, – объяснил Непряхин и добавил. – Она – женщина честная. О ее честности легенды ходят. А у вас и свидетелей, наверное, нет того факта, что она деньги взаймы брала. Нет свидетелей – нет денег.
Алла, ободренная такой двусмысленной поддержкой, перешла к сути того, из-за чего весь сыр – бор и разгорелся.
– Я в магазине слышала, как он Наталье говорил, что его местная власть своими поборами затрахала, что никак эти бездельники нажраться не могут. Этому дай, этому дай. Я же за власть, конечно, же вступилась. Говорю, а, что ты хочешь. Их народ только три месяца, как выбрал. Естественно, что им на жизнь пока не хватает. Вот говорю, пройдет год, другой…
– Алла, ты, что несешь? – попытался остановить свою секретаршу Заворуев.
– Не перебивайте, меня Петр Фомич. Я знаю, что говорю. Год, два… Быстрее у вас все равно не получится.
– Нехорошо, господин Шмелев, измышлениями заниматься, подрывать, так сказать, устои нашего государственно строя, – Непряхин просто светился от удовольствия.
– Говорил – не говорил. Какая разница, – Шмелев махнул рукой. – У меня на магазин все документы в порядке. Не дадите разрешения, я на вас в суд подам.
– Угрожать нам не надо, – встрепенулся Заворуев.
– Сами посудите, товарищ Шмелев, – тоном отца– иезуита заговорил Семипостол. – Разве мы можем иметь отношения с политически неблагонадежными людьми? Разве нас поймет народ, если мы народную землю оппозиции будем отдавать? Что скажет народ? А народ скажет, что не пяди земли врагам народа. Поэтому наше решение, если оно состоится, народ поймет и поддержит. Народ не дурнее нас с вами. Он все видит, все понимает, а мы – совет депутатов только его рупор.
– Пока суд пройдет, вы без штанов останетесь, господин Шмелев, – Непряхин в это мгновение просто упивался своим могуществом. – Вам ли не знать, сколько суды длятся? А пока суд идет, магазин работать не будет. Вот так. Да, еще и неизвестно в чью пользу решение будет.
– Что ж вы мне руки выворачиваете? Что вам еще от меня надо?
Шмелев был близок к отчаянию. Он понял, что угроза закрытия магазина вполне реальна.
– Мы сами пока не знаем, что нам надо, – полный задумчивости ответил Заворуев.
– Еще не придумали, что с меня урвать? Что же это за жизнь такая? Откуда вы такие взялись?
– Откуда мы?! – неожиданно взорвался Семипостол, лицо его исказила гримаса или злобы, или ненависти, от его елейности не осталось и следа. – Из прошлого века мы. Где каждый знал свое место. Где не было таких вот предпринимателей, и старые бабки не обивали порог сельсовета, выпрашивая себе денег на жизнь. Стабильность была, порядок был. А сейчас…
– Ты бы поменьше язык распускал, и ничего бы не было, – вроде как пожалела Шмелева Алла. – Думаешь, что все можно? Мы, народ тебе не позволим по чужим бабам шляться.
– Случилось ЧП, товарищ Шмелев, – Семипостол уже пожалел о своей вспышке, и постарался вернуться к привычному тону. – Из администрации пропала печать и крупная сумма денег. Есть подозрение, что случилось это не без вашего участия. Вы не только разговорами, но и как теперь вижу, действиями хотите дестабилизировать обстановку.
– Какие действия? Какую обстановку? Вы, что с ума посходили? Не можете просто сказать, сколько я должен отстегнуть на социальное развитие, – только и спросил Шмелев.
– Правильно мыслите, господин Шмелев, – приободрил его несколько неожиданно Непряхин.
Разговор был прерван с приходом Неваляева. Милиционер пребывал в прекрасном расположении духа – сегодня пришел, наконец, приказ о присвоении ему майора.
– Всем привет. Союз власти и бизнеса. Петр Фомич, я так и не понял, что случилось, – говорит он, одновременно придвигает стул к столу и садится.
– Петр Фомич уже сказал по телефону, что пропала печать и крупная сумма денег, 30 тысяч, – повторил за Заворуева Непряхин.
– Говорили 15.
– Я от волнения ошибся, – подал голос Заворуев.
– Понятно, от меня что хотите?
– Хотим капитан, чтобы вы провели следствие. Мы расскажем все, что знаем. Тем более, что есть подозреваемый, – вновь взял инициативу в свои руки Непряхин.
– Это кто ж?
Заворуев неуверенно ведет рукой в сторону Шмелева.
– Он.
– Володька? – удивлению Неваляева не было предела. – Да бросьте вы. Зачем ему ваша печать и деньги?
– Вот и я им говорю, что на фига мне сдалась ваша печать, – обрадовался Шмелев неожиданной поддержке. – А денег я и так готов дать, чтобы, так сказать, компенсировать пропажу.
– Ну и отлично. Деньги он вернет. Печать новую сделаем. Не надо никакого следствия, – было обрадовался такому повороту Заворуев.
– Товарищи, Петр Фомич. Я уже говорил, что не все так просто. Мы до сих пор не знаем, где печать.
Семипостол уже успокоился, и повел разговор в привычном для себя тоне.
– Николай Кузьмич, какие проблемы? Составим протокол, акт. Все чин – чинарем, пропала печать в неизвестном направлении. Закажете новую, – заспешил Неваляев, так как в отделении был уже накрыт стол по случаю присвоения звания.
– Товарищ капитан, – Семипостол окончательно вернулся в прежнее состояние. – Мне странно от вас, стража порядка, нашей всеми горячо любимой народной милиции, слышать такие вот слова. Мы до сих пор не знаем, в чьих руках печать, но предполагаем, что в руках оппозиции, которая с ее помощью в любой момент может взорвать стабильность не только в нашей деревне, не побоюсь такого высокого слова, но и во всей нашей необъятной родине.
– Это как еще? – Неваляев не мог скрыть удивления.
– Очень просто, – Семипостол поднял указательный палец. – Напишут антиправительственное воззвание и поставят нашу печать. Народ увидит печать на бумаге. Что подумает? Подумает, что "Лебединое озеро", волнения, дестабилизация. Мы, как власть, этого допустить не можем. Подозреваем Шмелева потому, что он – представитель оппозиции. Мы не утверждаем, что именно он взял печать. Но бдительность и еще раз бдительность.
После такой тирады Семипостола в кабинете нависла тишина. Никому не хотелось теперь потерять бдительность.